О народных балладах. Народные баллады
На свадьбе Александра Сергеевича Пушкина и Наталии Николаевны Гончаровой пели любимую песню поэта, горькую, протяжную.
Извечный сюжет народной песни - девушку насильно выдают замуж - трактуется в этом шедевре русского фольклора с психологической тонкостью, немногословно и динамично.
«Матушка моя, что во поле вьется?» - не предвещая ничего страшного, звучит спокойный голос девушки, и только мрачноватый строй мелодии, тревожное повторение: «Родимая ты моя, что во поле вьется?» - с горестным нажимом на каждый слог в слове «родимая» заставляют слушателя заподозрить начало событий важных и нерадостных. Мягкий, успокаивающий ответ матери: «Дитятко мое, то кони разыгрались», повтор: «Родимое ты мое, то кони разыгрались» - с тем же нажимом на каждый слог в слове «родимое» на миг останавливает движение тревожного чувства. А потом снова звучит испуганный голос девушки, которая смотрит в окно и многое уже поняла, а в ответ на него - снова успокаивающий, снова ласковый голос матери: все было понятно еще вначале, но мать, жалея «дитятко», гнала от нее мрачные мысли, оберегала от преждевременного страха…
Удивительная эта песня, которая и теперь неизменно трогает сердца в любом исполнении - задушевно-домашнем или профессионально-утонченном, - соединяет в себе три, казалось бы, трудносоединимые черты: твердую последовательность в рассказе о событии, т. е. эпичность, тонкость и силу в выражении чувства, т. е. лиризм, и напряженность в разворачивании сюжета, «закрученность» действия, т. е. драматизм, точнее - драматургичность.
«Я должен признаться в собственной дикости: каждый раз, когда я слышу старинную песню о Перси и Дугласе, мое сердце начинает биться сильнее, чем при звуке боевого рожка, а ведь она поется каким-нибудь простолюдином, голос которого столь же груб, как и слог песни» ,- писал в XVI веке английский поэт, адепт поэзии ученой, утонченной и виртуозной, сэр Филип Сидни об одной популярной в народе английской балладе.
«…Чувства, выраженные в этой балладе, чрезвычайно естественны, и поэтичны, и полны той величественной простоты, какой мы восхищаемся у величайших поэтов древности… Только природа может произвести такое впечатление и доставить удовольствие всем вкусам, как самым непосредственным, так и самым утонченным… В ней есть такие места, где не только мысль, но и язык величествен, а стихи звучны» ,- писал в XVIII веке английский поэт и критик, «законодатель вкусов» того времени, защитник классицистской строгости Джозеф Аддисон о той же самой балладе.
Прерывая разговор о русской песне цитатами, посвященными английской балладе, можно связать «Матушку», близкую нам и живую, с тем далеким и ушедшим миром, который стоит за текстами этой книги. Такая связь не субъективна, выбрана не для красного словца. Английская народная баллада, равно как и вообще любая западноевропейская народная баллада, есть разновидность народной песни. Определение, которое принято к настоящему времени большинством фольклористов многих стран, гласит, что народная баллада есть повествовательная песня преимущественно лирико-драматического характера со строфическим построением. Добавим, что для большинства народных баллад характерен припев (рефрен), часто не имеющий прямого отношения к содержанию песни; функции рефрена, по-видимому, исходно были связаны с ритмическими структурами произведения, так как баллада иногда (во всяком случае, в Дании) не только пелась, но и танцевалась.
Слушая «Матушку», читая баллады этой книги, мы должны будем вслед за Сидни «признаться в собственной дикости» и вслед за Адиссоном покориться «величественной простоте», потому что, без каких-либо комментариев вслушиваясь в английскую «Балладу о двух сестрах», или немецкую «Лилофею», или датскую «Силу арфы», мы вновь и вновь будем испытывать прямое эмоциональное воздействие этих шедевров фольклора.
Каковы же их корни, кем и когда были созданы эти произведения?
Баллады возникли в эпоху зрелого средневековья (во многом как продолжение более ранней эпической традиции) в виде произведений устных, поддерживаемых в памяти народа только благодаря исполнителям. Как любой устный памятник, баллады «не знают ни автора в обычном понимании слова, ни канонического текста, ни определенной даты создания, ни отделенных непроницаемыми барьерами редакций» . Именно поэтому для нас не существует истории развития баллады как таковой: лишь записи, которые начинают делаться в разных странах в разное время, но всюду не ранее XVI века, фиксируют их и переводят, так сказать, из мира неосязаемого в мир материальный. Никто не может с уверенностью говорить о возрасте или месте возникновения той или иной баллады; лишь по определенным чертам удается разделить баллады на какие-то группы и тем самым обозначить опорные пункты в систематизации сложного мира народной баллады.
В частности, в английской фольклористике сложилось устойчивое представление о двух основных слоях в англо-шотландском балладном фонде: это, с одной стороны, так называемые «традиционные баллады» (собственно народные) и, с другой стороны, «баллады менестрелей» (т. е. созданные профессиональными музыкантами-литераторами, а не «народными певцами»). Произведения первого типа, как отмечается, безличны, в них, как правило, не уточняется место действия, сюжетное ядро трактуется в известной степени сухо и динамично; в балладах второго типа певец часто выдает себя отчетливо выделяемым «я», проявляет вкус к топографическим частностям, к подробному, неторопливому рассказыванию. И тем не менее баллады второго типа все же входят во все собрания баллад народных, поскольку менестреля надо воспринимать скорее не как утонченного носителя всей суммы средневековой культуры, но как странствующего полуобразованного певца (что-то вроде шарманщика более позднего времени), развлекающего низкий люд на ярмарках и постоялых дворах.
Даже конкретные исторические события, лежащие в основе тех или иных баллад, мало что говорят о времени создания: циклы скандинавских и немецких баллад об императоре Теодорихе (вспомним стихи А. А. Блока о Равенне принявшем в фольклоре имя Дидрика Бернского, вобрали в себя ранние германские сказания и возникли в окончательном виде в самое разное время, во всяком случае, формировались на протяжении нескольких веков.
Многие баллады существуют в разных, подчас весьма многочисленных версиях. Различные версии строго следуют в схеме изложения сюжета, точно передают последовательность событий, но стилистика их может различаться весьма существенно. Это еще раз подчеркивает бытование народной баллады как устного памятника. Фольклорные особенности поэтики народных баллад - простые рифмы, устойчивые эпитеты, магические числа - развились в систему тоже во многом как следствие «требований запоминаемости».
Само слово «баллада» для народной повествовательной песни стало употребляться сравнительно поздно. Во французской лирике XIV–XV веков наряду с «большой песней» и ронделем огромное распространение получила устойчивая форма под названием «баллада», трактуемая как чисто лирическое стихотворение и состоящая из трех строф, по восемь строк в каждой, со строго определенной системой рифмовки (три рифмы проходят через все строфы). Проникнув в английскую литературу, французская баллада, сохранив на время свою лирическую природу, претерпела некоторые структурные изменения в связи с тем, что английский язык беднее рифмами: каждая строфа стала рифмоваться отдельно, независимо от двух остальных. Постепенно утратилось и требование трехстрофности: уже в XV веке в Англии создавались баллады самой разной длины, в них мало-помалу начал проникать и сюжетный элемент. Поэтому, когда в XVI веке стали печататься в виде «летучих листков» народные песни повествовательного характера и куплетного построения, возникавшие примерно в это время, вовсю распевавшиеся на постоялых дворах и необычайно популярные в народе, их стали называть балладами. Со временем то же слово начали употреблять и для старинных, уходящих корнями в глубину веков, «традиционных» песен. Во всей Скандинавии и в Германии любые произведения данного жанра вплоть до XIX века называли народными песнями; термин «народная баллада» вошел там в обиход лишь сравнительно недавно.
На свадьбе Александра Сергеевича Пушкина и Наталии Николаевны Гончаровой пели любимую песню поэта, горькую, протяжную.
Извечный сюжет народной песни - девушку насильно выдают замуж - трактуется в этом шедевре русского фольклора с психологической тонкостью, немногословно и динамично.
«Матушка моя, что во поле вьется?» - не предвещая ничего страшного, звучит спокойный голос девушки, и только мрачноватый строй мелодии, тревожное повторение: «Родимая ты моя, что во поле вьется?» - с горестным нажимом на каждый слог в слове «родимая» заставляют слушателя заподозрить начало событий важных и нерадостных. Мягкий, успокаивающий ответ матери: «Дитятко мое, то кони разыгрались», повтор: «Родимое ты мое, то кони разыгрались» - с тем же нажимом на каждый слог в слове «родимое» на миг останавливает движение тревожного чувства. А потом снова звучит испуганный голос девушки, которая смотрит в окно и многое уже поняла, а в ответ на него - снова успокаивающий, снова ласковый голос матери: все было понятно еще вначале, но мать, жалея «дитятко», гнала от нее мрачные мысли, оберегала от преждевременного страха…
Удивительная эта песня, которая и теперь неизменно трогает сердца в любом исполнении - задушевно-домашнем или профессионально-утонченном, - соединяет в себе три, казалось бы, трудносоединимые черты: твердую последовательность в рассказе о событии, т. е. эпичность, тонкость и силу в выражении чувства, т. е. лиризм, и напряженность в разворачивании сюжета, «закрученность» действия, т. е. драматизм, точнее - драматургичность.
«Я должен признаться в собственной дикости: каждый раз, когда я слышу старинную песню о Перси и Дугласе, мое сердце начинает биться сильнее, чем при звуке боевого рожка, а ведь она поется каким-нибудь простолюдином, голос которого столь же груб, как и слог песни» ,- писал в XVI веке английский поэт, адепт поэзии ученой, утонченной и виртуозной, сэр Филип Сидни об одной популярной в народе английской балладе.
«…Чувства, выраженные в этой балладе, чрезвычайно естественны, и поэтичны, и полны той величественной простоты, какой мы восхищаемся у величайших поэтов древности… Только природа может произвести такое впечатление и доставить удовольствие всем вкусам, как самым непосредственным, так и самым утонченным… В ней есть такие места, где не только мысль, но и язык величествен, а стихи звучны» ,- писал в XVIII веке английский поэт и критик, «законодатель вкусов» того времени, защитник классицистской строгости Джозеф Аддисон о той же самой балладе.
Прерывая разговор о русской песне цитатами, посвященными английской балладе, можно связать «Матушку», близкую нам и живую, с тем далеким и ушедшим миром, который стоит за текстами этой книги. Такая связь не субъективна, выбрана не для красного словца. Английская народная баллада, равно как и вообще любая западноевропейская народная баллада, есть разновидность народной песни. Определение, которое принято к настоящему времени большинством фольклористов многих стран, гласит, что народная баллада есть повествовательная песня преимущественно лирико-драматического характера со строфическим построением. Добавим, что для большинства народных баллад характерен припев (рефрен), часто не имеющий прямого отношения к содержанию песни; функции рефрена, по-видимому, исходно были связаны с ритмическими структурами произведения, так как баллада иногда (во всяком случае, в Дании) не только пелась, но и танцевалась.
Слушая «Матушку», читая баллады этой книги, мы должны будем вслед за Сидни «признаться в собственной дикости» и вслед за Адиссоном покориться «величественной простоте», потому что, без каких-либо комментариев вслушиваясь в английскую «Балладу о двух сестрах», или немецкую «Лилофею», или датскую «Силу арфы», мы вновь и вновь будем испытывать прямое эмоциональное воздействие этих шедевров фольклора.
Каковы же их корни, кем и когда были созданы эти произведения?
Баллады возникли в эпоху зрелого средневековья (во многом как продолжение более ранней эпической традиции) в виде произведений устных, поддерживаемых в памяти народа только благодаря исполнителям. Как любой устный памятник, баллады «не знают ни автора в обычном понимании слова, ни канонического текста, ни определенной даты создания, ни отделенных непроницаемыми барьерами редакций» . Именно поэтому для нас не существует истории развития баллады как таковой: лишь записи, которые начинают делаться в разных странах в разное время, но всюду не ранее XVI века, фиксируют их и переводят, так сказать, из мира неосязаемого в мир материальный. Никто не может с уверенностью говорить о возрасте или месте возникновения той или иной баллады; лишь по определенным чертам удается разделить баллады на какие-то группы и тем самым обозначить опорные пункты в систематизации сложного мира народной баллады.
В частности, в английской фольклористике сложилось устойчивое представление о двух основных слоях в англо-шотландском балладном фонде: это, с одной стороны, так называемые «традиционные баллады» (собственно народные) и, с другой стороны, «баллады менестрелей» (т. е. созданные профессиональными музыкантами-литераторами, а не «народными певцами»). Произведения первого типа, как отмечается, безличны, в них, как правило, не уточняется место действия, сюжетное ядро трактуется в известной степени сухо и динамично; в балладах второго типа певец часто выдает себя отчетливо выделяемым «я», проявляет вкус к топографическим частностям, к подробному, неторопливому рассказыванию. И тем не менее баллады второго типа все же входят во все собрания баллад народных, поскольку менестреля надо воспринимать скорее не как утонченного носителя всей суммы средневековой культуры, но как странствующего полуобразованного певца (что-то вроде шарманщика более позднего времени), развлекающего низкий люд на ярмарках и постоялых дворах.
Даже конкретные исторические события, лежащие в основе тех или иных баллад, мало что говорят о времени создания: циклы скандинавских и немецких баллад об императоре Теодорихе (вспомним стихи А. А. Блока о Равенне принявшем в фольклоре имя Дидрика Бернского, вобрали в себя ранние германские сказания и возникли в окончательном виде в самое разное время, во всяком случае, формировались на протяжении нескольких веков.
Многие баллады существуют в разных, подчас весьма многочисленных версиях. Различные версии строго следуют в схеме изложения сюжета, точно передают последовательность событий, но стилистика их может различаться весьма существенно. Это еще раз подчеркивает бытование народной баллады как устного памятника. Фольклорные особенности поэтики народных баллад - простые рифмы, устойчивые эпитеты, магические числа - развились в систему тоже во многом как следствие «требований запоминаемости».
Само слово «баллада» для народной повествовательной песни стало употребляться сравнительно поздно. Во французской лирике XIV–XV веков наряду с «большой песней» и ронделем огромное распространение получила устойчивая форма под названием «баллада», трактуемая как чисто лирическое стихотворение и состоящая из трех строф, по восемь строк в каждой, со строго определенной системой рифмовки (три рифмы проходят через все строфы). Проникнув в английскую литературу, французская баллада, сохранив на время свою лирическую природу, претерпела некоторые структурные изменения в связи с тем, что английский язык беднее рифмами: каждая строфа стала рифмоваться отдельно, независимо от двух остальных. Постепенно утратилось и требование трехстрофности: уже в XV веке в Англии создавались баллады самой разной длины, в них мало-помалу начал проникать и сюжетный элемент. Поэтому, когда в XVI веке стали печататься в виде «летучих листков» народные песни повествовательного характера и куплетного построения, возникавшие примерно в это время, вовсю распевавшиеся на постоялых дворах и необычайно популярные в народе, их стали называть балладами. Со временем то же слово начали употреблять и для старинных, уходящих корнями в глубину веков, «традиционных» песен. Во всей Скандинавии и в Германии любые произведения данного жанра вплоть до XIX века называли народными песнями; термин «народная баллада» вошел там в обиход лишь сравнительно недавно.
Собственно говоря, в общеевропейском смысле этот термин стал применяться в результате деятельности тех замечательных энтузиастов, которые в XVIII–XIX веках собрали национальные своды баллад и определили способы их фиксирования.
И англо-шотландские, и немецкие, и датские народные баллады либо записывались в рукописях (песенниках, альбомах светских дам), либо издавались в наборных «летучих листках» достаточно долгое время, однако серьезные «господа литераторы» оставались безучастны к этим творениям низкого люда (в лучшем случае, т. е. при сочувственном отношении, они были вынуждены признаваться в «собственной дикости»); вплоть до конца XVIII века не было ни одного собрания народных баллад, вошедшего в общеевропейский литературный обиход.
И вот в предромантическую эпоху должна была произойти романтическая история, чтобы открыть этим шедеврам народного творчества путь в большую литературу.
Томас Перси (1721–1811), английский поэт, обнаружил старинную рукопись, которая была в плачевном состоянии - покорежена от небрежного обращения, частично разодрана; листы ее употреблялись служанками в замке, служившем обиталищем несчастной рукописи, для разжигания огня. Увидев, что манускрипт содержит стихи (общим счетом 191 стихотворение лирического и повествовательного характера) и датируется 1650 годом, Перси не дал ему погибнуть. По меткому высказыванию английского исследователя, «вырвав рукопись из огня, Перси пустил ее в дело и тем самым разжег огонь европейского воображения» . Взяв из сборника только баллады и отредактировав их, применяясь ко вкусам времени, Перси выпустил в феврале 1765 года книгу «Памятники древней английской поэзии», которая вызвала бурю энтузиазма; характерно, что тринадцатилетний Вальтер Скотт зачитывался этими стихами до самозабвения и признавался, что они во многом определили его литературный путь.
Выступивший на литературную арену после Перси ученый Джозеф Ритсон (1752–1803) предложил новый подход к публикации баллад; в противоположность Перси, вольно обращавшемуся с записями текстов, Ритсон настаивал на их неприкосновенности; важным постулатом системы Ритсона была также мысль о неразрывности текста и мелодии, о фиксировании музыкальной стороны.
До выхода книг американского ученого Фрэнсиса Джеймса Чайльда (1825–1896), собравшего практически полный свод англо-шотландских баллад, все собиратели должны были выбирать либо лагерь Перси с его установкой на «художественность», либо «клан» Ритсона с его научной точностью, стремлением к «непричесанности». Чайльд снял саму возможность выбора, авторитетно утвердив единственно возможное навсегда и для всех: точность в записи каждой отдельной версии, надежность в выборе источника, детальность текстологического комментирования. Ученый успел завершить труд всей жизни и издать свод, содержащий около 300 баллад с общим числом примерно 1000 версий. До сих пор англо-шотландские баллады нумеруются по изданию Чайльда.
В конце XVIII - в XIX веке собирание и систематизация баллад в Западной Европе шли параллельно (но не независимо!) в разных странах. Книга Перси поразила и взбудоражила не только его соотечественников, но и многих литераторов других стран. В Германии Иоганн Готфрид фон Гердер (1744–1803) выпустил в 1778–1779 гг. сборник «Народные песни», куда вошли образцы песенного фольклора разных народов; книга Гердера послужила мощным толчком для развития немецкой фольклористики, чье влияние на мировую науку неоспоримо. В Дании в 1812–1814 гг. была издана книга «Избранные датские песни времен средневековья», подготовленная Р. Нюэрупом и К. Л. Рабеком, которые были также вдохновлены примером Перси.
Но и принципы Чайльда возникли не сами по себе, а в результате активного восприятия идей и методов выдающегося датского фольклориста Свена Грундтвига (1824–1883). Начав с перевода на датский язык важнейших англо-шотландских баллад, с изучения сборников, выпущенных к тому времени в Германии (в частности, Ахима фон Арнима и Клеменса Брентано), Грундтвиг затем выработал фундаментальные принципы фольклористики, которые (во всяком случае, для балладного собирательства) не утратили своей важности до нынешнего времени.
Главным достижением Грундтвига было утверждение особенностей баллады именно как устного памятника: впервые сформулировав многие основополагающие положения текстологии и научного комментирования, он защитил балладу от косметического ретуширования, манерного приукрашивания, которому был не чужд даже такой широко мыслящий и основательный литератор, как Гердер.
И, читая баллады этой книги, не станем забывать, что это произведения устные, более того, созданные для пения. Вспомним еще раз любимую песню Пушкина, чтобы понять, как много теряет подобное произведение, лишившись музыки и живого чувства исполнителя.
Но, как любое великое произведение, лучшие баллады вбирают и в оторванные от музыки слова тот цельный художественный мир, который их породил и в них отразился. Мир этот многообразен и многолик - не станем разбирать подробно его содержание, потому что при внимательном чтении оно скажет само за себя. Содержание выступит рельефно, выпукло, потому что этот мир отличают естественная полнота чувств, беспощадная прямота и ясность высказывания, «величественная простота».
О народных балладах
На свадьбе Александра Сергеевича Пушкина и Наталии Николаевны Гончаровой пели любимую песню поэта, горькую, протяжную.
Извечный сюжет народной песни - девушку насильно выдают замуж - трактуется в этом шедевре русского фольклора с психологической тонкостью, немногословно и динамично.
«Матушка моя, что во поле вьется?» - не предвещая ничего страшного, звучит спокойный голос девушки, и только мрачноватый строй мелодии, тревожное повторение: «Родимая ты моя, что во поле вьется?» - с горестным нажимом на каждый слог в слове «родимая» заставляют слушателя заподозрить начало событий важных и нерадостных. Мягкий, успокаивающий ответ матери: «Дитятко мое, то кони разыгрались», повтор: «Родимое ты мое, то кони разыгрались» - с тем же нажимом на каждый слог в слове «родимое» на миг останавливает движение тревожного чувства. А потом снова звучит испуганный голос девушки, которая смотрит в окно и многое уже поняла, а в ответ на него - снова успокаивающий, снова ласковый голос матери: все было понятно еще вначале, но мать, жалея «дитятко», гнала от нее мрачные мысли, оберегала от преждевременного страха…
Удивительная эта песня, которая и теперь неизменно трогает сердца в любом исполнении - задушевно-домашнем или профессионально-утонченном, - соединяет в себе три, казалось бы, трудносоединимые черты: твердую последовательность в рассказе о событии, т. е. эпичность, тонкость и силу в выражении чувства, т. е. лиризм, и напряженность в разворачивании сюжета, «закрученность» действия, т. е. драматизм, точнее - драматургичность.
«Я должен признаться в собственной дикости: каждый раз, когда я слышу старинную песню о Перси и Дугласе, мое сердце начинает биться сильнее, чем при звуке боевого рожка, а ведь она поется каким-нибудь простолюдином, голос которого столь же груб, как и слог песни» ,- писал в XVI веке английский поэт, адепт поэзии ученой, утонченной и виртуозной, сэр Филип Сидни об одной популярной в народе английской балладе.
«…Чувства, выраженные в этой балладе, чрезвычайно естественны, и поэтичны, и полны той величественной простоты, какой мы восхищаемся у величайших поэтов древности… Только природа может произвести такое впечатление и доставить удовольствие всем вкусам, как самым непосредственным, так и самым утонченным… В ней есть такие места, где не только мысль, но и язык величествен, а стихи звучны» ,- писал в XVIII веке английский поэт и критик, «законодатель вкусов» того времени, защитник классицистской строгости Джозеф Аддисон о той же самой балладе.
Прерывая разговор о русской песне цитатами, посвященными английской балладе, можно связать «Матушку», близкую нам и живую, с тем далеким и ушедшим миром, который стоит за текстами этой книги. Такая связь не субъективна, выбрана не для красного словца. Английская народная баллада, равно как и вообще любая западноевропейская народная баллада, есть разновидность народной песни. Определение, которое принято к настоящему времени большинством фольклористов многих стран, гласит, что народная баллада есть повествовательная песня преимущественно лирико-драматического характера со строфическим построением. Добавим, что для большинства народных баллад характерен припев (рефрен), часто не имеющий прямого отношения к содержанию песни; функции рефрена, по-видимому, исходно были связаны с ритмическими структурами произведения, так как баллада иногда (во всяком случае, в Дании) не только пелась, но и танцевалась.
Слушая «Матушку», читая баллады этой книги, мы должны будем вслед за Сидни «признаться в собственной дикости» и вслед за Адиссоном покориться «величественной простоте», потому что, без каких-либо комментариев вслушиваясь в английскую «Балладу о двух сестрах», или немецкую «Лилофею», или датскую «Силу арфы», мы вновь и вновь будем испытывать прямое эмоциональное воздействие этих шедевров фольклора.
Каковы же их корни, кем и когда были созданы эти произведения?
Баллады возникли в эпоху зрелого средневековья (во многом как продолжение более ранней эпической традиции) в виде произведений устных, поддерживаемых в памяти народа только благодаря исполнителям. Как любой устный памятник, баллады «не знают ни автора в обычном понимании слова, ни канонического текста, ни определенной даты создания, ни отделенных непроницаемыми барьерами редакций» . Именно поэтому для нас не существует истории развития баллады как таковой: лишь записи, которые начинают делаться в разных странах в разное время, но всюду не ранее XVI века, фиксируют их и переводят, так сказать, из мира неосязаемого в мир материальный. Никто не может с уверенностью говорить о возрасте или месте возникновения той или иной баллады; лишь по определенным чертам удается разделить баллады на какие-то группы и тем самым обозначить опорные пункты в систематизации сложного мира народной баллады.
В частности, в английской фольклористике сложилось устойчивое представление о двух основных слоях в англо-шотландском балладном фонде: это, с одной стороны, так называемые «традиционные баллады» (собственно народные) и, с другой стороны, «баллады менестрелей» (т. е. созданные профессиональными музыкантами-литераторами, а не «народными певцами»). Произведения первого типа, как отмечается, безличны, в них, как правило, не уточняется место действия, сюжетное ядро трактуется в известной степени сухо и динамично; в балладах второго типа певец часто выдает себя отчетливо выделяемым «я», проявляет вкус к топографическим частностям, к подробному, неторопливому рассказыванию. И тем не менее баллады второго типа все же входят во все собрания баллад народных, поскольку менестреля надо воспринимать скорее не как утонченного носителя всей суммы средневековой культуры, но как странствующего полуобразованного певца (что-то вроде шарманщика более позднего времени), развлекающего низкий люд на ярмарках и постоялых дворах.
Даже конкретные исторические события, лежащие в основе тех или иных баллад, мало что говорят о времени создания: циклы скандинавских и немецких баллад об императоре Теодорихе (вспомним стихи А. А. Блока о Равенне принявшем в фольклоре имя Дидрика Бернского, вобрали в себя ранние германские сказания и возникли в окончательном виде в самое разное время, во всяком случае, формировались на протяжении нескольких веков.
Многие баллады существуют в разных, подчас весьма многочисленных версиях. Различные версии строго следуют в схеме изложения сюжета, точно передают последовательность событий, но стилистика их может различаться весьма существенно. Это еще раз подчеркивает бытование народной баллады как устного памятника. Фольклорные особенности поэтики народных баллад - простые рифмы, устойчивые эпитеты, магические числа - развились в систему тоже во многом как следствие «требований запоминаемости».
Само слово «баллада» для народной повествовательной песни стало употребляться сравнительно поздно. Во французской лирике XIV–XV веков наряду с «большой песней» и ронделем огромное распространение получила устойчивая форма под названием «баллада», трактуемая как чисто лирическое стихотворение и состоящая из трех строф, по восемь строк в каждой, со строго определенной системой рифмовки (три рифмы проходят через все строфы). Проникнув в английскую литературу, французская баллада, сохранив на время свою лирическую природу, претерпела некоторые структурные изменения в связи с тем, что английский язык беднее рифмами: каждая строфа стала рифмоваться отдельно, независимо от двух остальных. Постепенно утратилось и требование трехстрофности: уже в XV веке в Англии создавались баллады самой разной длины, в них мало-помалу начал проникать и сюжетный элемент. Поэтому, когда в XVI веке стали печататься в виде «летучих листков» народные песни повествовательного характера и куплетного построения, возникавшие примерно в это время, вовсю распевавшиеся на постоялых дворах и необычайно популярные в народе, их стали называть балладами. Со временем то же слово начали употреблять и для старинных, уходящих корнями в глубину веков, «традиционных» песен. Во всей Скандинавии и в Германии любые произведения данного жанра вплоть до XIX века называли народными песнями; термин «народная баллада» вошел там в обиход лишь сравнительно недавно.
Собственно говоря, в общеевропейском смысле этот термин стал применяться в результате деятельности тех замечательных энтузиастов, которые в XVIII–XIX веках собрали национальные своды баллад и определили способы их фиксирования.
И англо-шотландские, и немецкие, и датские народные баллады либо записывались в рукописях (песенниках, альбомах светских дам), либо издавались в наборных «летучих листках» достаточно долгое время, однако серьезные «господа литераторы» оставались безучастны к этим творениям низкого люда (в лучшем случае, т. е. при сочувственном отношении, они были вынуждены признаваться в «собственной дикости»); вплоть до конца XVIII века не было ни одного собрания народных баллад, вошедшего в общеевропейский литературный обиход.
И вот в предромантическую эпоху должна была произойти романтическая история, чтобы открыть этим шедеврам народного творчества путь в большую литературу.
Томас Перси (1721–1811), английский поэт, обнаружил старинную рукопись, которая была в плачевном состоянии - покорежена от небрежного обращения, частично разодрана; листы ее употреблялись служанками в замке, служившем обиталищем несчастной рукописи, для разжигания огня. Увидев, что манускрипт содержит стихи (общим счетом 191 стихотворение лирического и повествовательного характера) и датируется 1650 годом, Перси не дал ему погибнуть. По меткому высказыванию английского исследователя, «вырвав рукопись из огня, Перси пустил ее в дело и тем самым разжег огонь европейского воображения» . Взяв из сборника только баллады и отредактировав их, применяясь ко вкусам времени, Перси выпустил в феврале 1765 года книгу «Памятники древней английской поэзии», которая вызвала бурю энтузиазма; характерно, что тринадцатилетний Вальтер Скотт зачитывался этими стихами до самозабвения и признавался, что они во многом определили его литературный путь.
Выступивший на литературную арену после Перси ученый Джозеф Ритсон (1752–1803) предложил новый подход к публикации баллад; в противоположность Перси, вольно обращавшемуся с записями текстов, Ритсон настаивал на их неприкосновенности; важным постулатом системы Ритсона была также мысль о неразрывности текста и мелодии, о фиксировании музыкальной стороны.
До выхода книг американского ученого Фрэнсиса Джеймса Чайльда (1825–1896), собравшего практически полный свод англо-шотландских баллад, все собиратели должны были выбирать либо лагерь Перси с его установкой на «художественность», либо «клан» Ритсона с его научной точностью, стремлением к «непричесанности». Чайльд снял саму возможность выбора, авторитетно утвердив единственно возможное навсегда и для всех: точность в записи каждой отдельной версии, надежность в выборе источника, детальность текстологического комментирования. Ученый успел завершить труд всей жизни и издать свод, содержащий около 300 баллад с общим числом примерно 1000 версий. До сих пор англо-шотландские баллады нумеруются по изданию Чайльда.
В конце XVIII - в XIX веке собирание и систематизация баллад в Западной Европе шли параллельно (но не независимо!) в разных странах. Книга Перси поразила и взбудоражила не только его соотечественников, но и многих литераторов других стран. В Германии Иоганн Готфрид фон Гердер (1744–1803) выпустил в 1778–1779 гг. сборник «Народные песни», куда вошли образцы песенного фольклора разных народов; книга Гердера послужила мощным толчком для развития немецкой фольклористики, чье влияние на мировую науку неоспоримо. В Дании в 1812–1814 гг. была издана книга «Избранные датские песни времен средневековья», подготовленная Р. Нюэрупом и К. Л. Рабеком, которые были также вдохновлены примером Перси.
Но и принципы Чайльда возникли не сами по себе, а в результате активного восприятия идей и методов выдающегося датского фольклориста Свена Грундтвига (1824–1883). Начав с перевода на датский язык важнейших англо-шотландских баллад, с изучения сборников, выпущенных к тому времени в Германии (в частности, «Чудесного рога юноши» Ахима фон Арнима и Клеменса Брентано), Грундтвиг затем выработал фундаментальные принципы фольклористики, которые (во всяком случае, для балладного собирательства) не утратили своей важности до нынешнего времени.
Главным достижением Грундтвига было утверждение особенностей баллады именно как устного памятника: впервые сформулировав многие основополагающие положения текстологии и научного комментирования, он защитил балладу от косметического ретуширования, манерного приукрашивания, которому был не чужд даже такой широко мыслящий и основательный литератор, как Гердер.
И, читая баллады этой книги, не станем забывать, что это произведения устные, более того, созданные для пения. Вспомним еще раз любимую песню Пушкина, чтобы понять, как много теряет подобное произведение, лишившись музыки и живого чувства исполнителя.
Но, как любое великое произведение, лучшие баллады вбирают и в оторванные от музыки слова тот цельный художественный мир, который их породил и в них отразился. Мир этот многообразен и многолик - не станем разбирать подробно его содержание, потому что при внимательном чтении оно скажет само за себя. Содержание выступит рельефно, выпукло, потому что этот мир отличают естественная полнота чувств, беспощадная прямота и ясность высказывания, «величественная простота».
Слово «баллада» первоначально означало лирическую танцевальную песню. В таком качестве она долго бытовала во Франции и Италии. В средневековой же Англии балладами называли небольшие сюжетные поэмы фантастического, любовного, исторического или героического содержания. Исполнялись они бродячими сказителя ми-менестрелями под аккомпанемент музыкального инструмента. импровизации, сложный ритмический узор, звонкие рифмы, рефрены, не говоря о самих сюжетах, то драматических, то беззаботно-веселых,- все это способствовало успеху и развитию балладного жанра.
Около 40 баллад , образующих самостоятельный цикл, привязаны к легендарным подвигам Робин Гуда. Народный мститель, он скрывается в Шервудском лесу с ватагой вольных стрелков, грабит богачей, защищает обиженных и отдает деньги бедным. Благородные во главе с «Добрым Робином» воюют с притеснителями крестьян - «гордым шерифом», надменным епископом, «жирными монахами»:
Каждая баллада о славном Робине - эпизод с приключением. Среди его лесных товарищей выделяется комический персонаж - «верзила из верзил» кузнец Малютка Джон. Робин Гуд - лицо историческое. Жил он в XII веке, в годы правления короля Ричарда I, участвовал в сражениях против норманнских завоевателей. В дальнейшем фольклорная традиция превратила его в идеального народного героя. Баллады о Робин Гуде создавались в XIV-XV веках, а в XVI веке из отдельных песен сложилась поэма в 8-ми частях («Деяния Робин Гуда»)1. Свободолюбивыми настроениями пронизаны и многие шотландские баллады, отражающие патриотические национальные чувства шотландцев в длительных войнах с англичанами. И в Англии и в Шотландии сюжеты весьма разнообразны. Наряду с поэтическим изложением преданий о семейных и династических распрях («Джорж Кемпбелл», «Трагедия Дугласов»), встречаются баллады с рыцарской окраской («Королева Элинор»), с мистическим налетом (о привидениях, призраках, демонах) и более поздние - бытовые, выдержанные в шутливых тонах («Баллада о мельнике и его жене», «Старуха, дверь закрой!» и др.).
В Германии народные баллады создавались в позднем средневековье. Складывали их в XV-XVII веках и исполняли под волынку бродячие люди - певцы и фигляры, странствующие ремесленники, беглые монахи, школяры, крестьяне, познавшие на горьком опыте все невзгоды неустроенной жизни. В стране, разоренной междоусобными войнами, рыцарскими разбоями, охваченной заревом крестьянских восстаний, безвестные творцы баллад недвусмысленно выражали свое понимание добра и зла, враждебное отношение к жадным богатеям, лукавым попам, грабителям-феодалам. Во многих балладах слышатся отзвуки событий великой Крестьянской войны (1525), но, в отличие от английских, немецкие баллады не приурочены к определенным историческим фактам и не объединяются в циклы вокруг одного или нескольких героев.
Интерес к народной песне и балладному творчеству пробудился в Европе во второй половине XVIII-начале XIX века, когда были опубликованы первые фольклорные сборники. Поэзия сентиментализма и романтизма развивалась под знаком народной баллады. В Англии одним из лучших ее знатоков и ценителей был Вальтер (см. с. 79). Он выпустил замечательный «Песни менестрелей пограничной Шотландии» (1802), оказавший прямое влияние на его собственную поэзию, а затем и на исторические романы («Айвенго», «Роб Рой»). По-своему воспринимали народные баллады и поэты-романтики «Озерной школы» - Уильям Вордсворт (1770- 1850), Самюэл Кольридж (1772-1832), Роберт Саути (1774-1843). Каждый из них, искусно имитируя стиль и сюжетные положения народной баллады, создавал вполне оригинальные вещи (например, «Поэма о старом моряке» С. Кольриджа, известная у нас в переводе Н. Гумилева). Романтические баллады, в свою очередь, воздействовали на дальнейшее развитие английской поэзии, сохранявшей еще долгие годы пристрастие к этому жанру.
То же самое происходило в Германии. Начало увлечению народным творчеством положил ученый и критик, вдохновитель предромантического течения Буря и натиск» Иоганн Готфрид Гердер (1744-1803). В его обширной антологии «Голоса народов в песнях» (1778-1779), наряду с произведениями фольклора разных стран и народов, были также представлены немецкие баллады и песни. Вслед за Гердером стали собирать и обрабатывать национальный молодые поэты-энтузиасты, среди них будущий творец «Фауста» Иоганн Вольфганг Гете (1749-1832). В духе старинной баллады написан его «Лесной царь»; стала народной песней его «Дикая розочка». Соратник великого Гете Фридрих (1759-1805) создал ряд оригинальных баллад, также основанных на фольклорных сюжетах («Кубок», «Перчатка», «Ивиковы журавли», «Поликратов перстень» и др.). Баллады прославили Шиллера не меньше, чем драмы. Надо упомянуть и знаменитый сборник «Волшебный рог мальчика» (1806-1808), содержащий около тысячи песен и баллад, записанных составителями в разных провинциях. Эту сокровищницу сюжетов и образов открыли для немецкой поэзии Иоахим Арним (1781 - 1831) и Клеменс Брентано (1778-1842).
Достаточно вспомнить легенду о рейнской русалке Лорелее, о стране лентяев «Шлараффии», сказания о крысолове из Гаммельна, о хитроумных вейнсбергских женах, сумевших спасти мужей от неминуемой гибели, о верной невесте, последовавшей в могилу за своим женихом, и др. Кстати, легенду о женихе-призраке еще задолго до появления сборника Арнима и Брентано талантливо воссоздал Готфрид Август Бюргер (см. с. 55) в своей лучшей балладе «Ленора» (1773), дважды переведенной Жуковским и высоко оцененной Пушкиным. В то время почти все немецкие поэты переносили увлечение фольклором в свое балладное творчество. Кроме упомянутых - Людвиг Уланд (1787-1862), йозеф фон Эйхендорф (1788-1857), Генрих Гейне (1797- 1856), Адельберт Шамиссо (см. с. 65) и др.
Романтические баллады Жуковского - вдохновенные переложения из Шиллера, Бюргера, Уланда, Скотта, Саути и других поэтов, черпавших сюжеты из фольклорных источников. Именно в хрестоматийных переводах Жуковского, идеализирующих и «облагораживающих» подлинные тексты и вместе с тем виртуозно искусных, юные читатели знакомились с литературными образцами английских и немецких баллад. Но уже начиная с Пушкина, русские поэты переводили и баллады народные. В «Сцены из рыцарских времен» Пушкин включил отрывок из бытовой шотландской баллады («Воротился ночью мельник...»). А. К- Толстой передал мрачную силу шотландской баллады «Эдвард». Позже, когда интерес к романтизму упал, переводчики стали отдавать предпочтение непосредственно народным балладам.
Если баллады (при хорошем отборе) интересны и доступны подросткам, то дошкольников захватывают детские песенки, загадки, дразнилки, считалки - Особое ответвление фольклора, не только, разумеется, английского. Озорные, остроумные, забавные нелепицы, парадоксальные «перевертыши» с их нарочитым отклонением от реальности у малышей вызывают восторг. Благодаря переводам С. Я. Маршака и К- И. Чуковского наши дети знают наизусть «Шалтая-Болтая», «Робина-Бобина», «Плывет-плывет кораблик», «Дом, который построил Джек», «Котйуси и Мауси», «Храбрецов». В том же ряду - «Крошка Вилли Винки» И. Токмаковой, «Глупая лошадь» В. Левина и др.
Переводы С. Маршака выдержали массу изданий с 1916 года, когда были впервые опубликованы с сопроводительной статьей будущего академика В. М. Жирмунского в журнале «Северные записки», и затем постоянно дополнялись.
Если домашнее задание на тему: » Народные и романтические баллады оказалось вам полезным, то мы будем вам признательны, если вы разместите ссылку на эту сообщение у себя на страничке в вашей социальной сети.
Свежие новости
Категории
Новости
Сочинения по теме
- Особенной распевностью и лиризмом отличаются баллады не героического, а любовного содержания. Одним из наиболее лирических произведений этого жанра явилась «Баллада К английским историческим балладам по своим темам примыкают баллады разбойничьи. Их герой - благородный разбойник Робин Гуд, английский иомен (т.
Рейтинг сочинений
Пастух у Ручейка пел жалобно, в тоске, Свою беду и свой урон невозвратимый: Ягненок у него любимый Недавно утонул в
Сюжетно-ролевые игры для детей. Сценарии игр. "С выдумкой идем по жизни" Эта игра выявит самого наблюдательного игрока и позволит им
Роль частей речи в художественном произведении
Имя существительное. Насыщение текста существительными может стать средством языковой изобразительности. Текст стихотворения А. А. Фета «Шепот, робкое дыханье...», в свое
ПЛАН
Введение
Глава 1. Баллада как жанр народной поэзии
Глава 2. Английские и шотландские баллады
Заключение
Список использованной литературы
ВВЕДЕНИЕ
Интерес к народным балладам, этому своеобразному жанру песенного фольклора средневековья, “открытому” впервые романтиками и использованному ими для создания литературного жанра романтической баллады, в последнее время заметно возрастает. Сборники баллад и исследования, посвященные им, появляются в ряде стран. Интерес к народной балладе захватывает не только научные круги, но и широкую читательскую общественность. Показателен успех у нашего читателя старинных англо-шотландских баллад в талантливых переводах С. Я. Маршака.
Возрождение интереса к балладе идет в русле растущего внимания к культуре прошлых периодов жизни человечества.
Жанр баллады был очень популярен на протяжении всего средневековья, поэтому вопрос о балладе-в значительной мере вопрос и о том, что собой представляло народное самосознание на протяжении долгих веков европейского феодализма, какова была роль народа в создании культуры прошлого.
Интерес к балладе показывает, что жанр этот требует настоятельного научного внимания. К сожалению, в изучении и популяризации русских народных баллад у нас почти ничего не сделано. Баллады рассеяны по различным сборникам, большей частью эпическим, а в этих сборниках-по разным разделам. Лишь в семитомном издании “Великорусских народных песен” А. И. Соболевского баллады выделены и сгруппированы в особый раздел, составивший первый том указанного издания под названием “низших эпических песен”. Имеется только один сборник, посвященный балладам, принципы составления которого вызывают, однако, целый ряд серьезных возражений.
Между тем старинные народные баллады заслуживают самого пристального внимания и по своему содержанию, и по своему художественному совершенству.
Глава 1. Баллада как жанр народной поэзии.
Термин “баллада” давно стал международным, обозначая, общеевропейский жанр, особенности которого выясняются сейчас фольклористами разных стран применительно к фольклору своих наций. В российской фольклористике термин “баллада” также укрепился, хотя под него подводились самые различные явления, относящиеся и к разным эпохам и к разным жанрам, и единого взгляда на сущность баллады до сих пор не было. Что же касается справочных изданий, от “Литературной энциклопедии” до “БСЭ” включительно, то историю понятия “баллада” они начинают, с Запада, а применительно к народным балладам Западом и оканчивают, так что можно подумать, что у нас народных баллад вообще не было. При этом под названием “баллада” объединяют несколько жанров, народных и профессиональных, подчас неправомерно выводя их друг из друга. Это-провансальская баллада XI-XVI веков, англо-шотландская народная баллада, романтическая баллада (жанр профессиональной поэзии) и музыкальная романтическая баллада (жанр профессиональной музыки).
Провансальская баллада (от итальянского “ballare”-плясать)- жанр средневековой рыцарской лирики - возникла в XI-XII веках на основе народных весенних (обрядовых) плясовых песен с хоровым припевом. Став профессиональным жанром и приобретя строгую каноническую форму, эта баллада развивалась во Франции в XIV-XVI веках (в жанре баллады писал, в частности, крупнейший поэт французского средневековья Франсуа Вийон) и умерла в конце XVI века. Связывать с этим жанром происхождение других жанров с наименованием “баллада” было бы ошибочно.
Название “баллада” (“ballad”) было известно в Англии и Шотландии где им обозначался жанр народных повествовательных песен особого рода. Происхождение этого термина неясно, но его, видимо, никак нельзя свести к итальянскому “ballare”.
В эпоху романтизма в связи с усиленным интересом романтиков к народной песне английские баллады стали всемирно знаменитыми. Последнее произошло не только в результате художественного совершенства англо-шотландских баллад, но и благодаря тому, что первые собрания баллад, вызвавшие общеевропейский интерес к этому жанру были английскими. Это, во-первых, известное собрание старинных баллад и песен Томаса Перси (1765-1794 годы) и, во-вторых, собрание шотландских баллад Вальтера Скотта (1802-1803 годы), за которыми последовал ряд других изданий.
Развитие романтизма вызвало интерес к народным балладам во всех странах. Издания баллад, собранных поэтами-романтиками, например Уландом, появляются в Германии. Особенно знаменит сборник Арнима и Брентано “Волшебный рог мальчика”. Баллады, подобные англо-шотландским. Обнаруживаются во всех скандинавских странах, при этом выясняется, что влияние скандинавских баллад на Англию было некогда очень сильным. Баллады выявляются также у европейских народов Средиземноморья.
В большинстве изданий баллады объединялись с другими песнями, что привело к потере твердого представления о сущности балладного жанра.
Что такое народная баллада? Исследованиями было установлено принципиальное сходство английских баллад и испанских романсов, а также и то, что у целого ряда народов для баллад имеются свои наименования. Баллады найдены у славян, балладный характер обнаружен у многих сербских эпических песен. В последние годы особенного успеха достигло собирание и изучение баллад в славянских странах. Всемирно известными становятся словацкие, чешские, польские баллады. В Болгарии в настоящее время баллада считается одним из ведущих жанров старого болгарского фольклора. Только в силу традиции господствующим для всего жанра названием остается англо-шотландское наименование “баллада”.
К моменту появления в конце XIX века классического, непревзойденного по научному охвату и тщательности подготовки издания англошотландских баллад Ф. Д. Чайлда наличие жанра баллады было установлено почти для всех народов Европы, и в обширную библиографию Чайлда вошли издания баллад нескольких десятков народностей.
В издании Ф. Д. Чайлда даны обширные указания на параллели к англо-шотландским балладам в фольклоре других наций. Однако эти параллели от Запада к Востоку встречаются все реже, совпадения сюжетов делаются все отдаленнее, связи-проблематичнее и Россия оказывается, по существу, в стороне от круга этих связей. Поиски русскими учеными Н. Ф. Сумцовым, А. Р. Пельтцером и другими, недостающих параллелей между русскими песнями и балладами из собрания Чайлда, не привели к успешным результатам.
В российской дореволюционной фольклористике термин “баллада” уже употреблялся П. В. Киреевским, однако точного ограничения круга песен, вает их с историческими фактами-это имена героев. Добавим, что, имена Михаилы и Романа встречаются в целом ряде самых различных песен.
Итак, в разработке теории русской народной баллады до революции не было сделано, по сути, ничего. Не было дано определение жанра, не исследованы ни форма, ни происхождение баллад, даже не выяснен круг песен, которые можно называть балладами.
Несколько больше было сделано собирателями и издателями. Вместе с другими песенными жанрами баллады собирались и публиковались то в эпических сборниках, то среди лирических, “семейных”, “беседных” и прочих песен. Однако и здесь сказывалось отсутствие ясного представления о жанре. Так, П. Н. Рыбников и А. Ф. Гильфердинг балладам уделяли сравнительно мало внимания. Первым большое количество старинных баллад собрал А. Д. Григорьев, да и то благодаря принятой им системе сплошной записи эпических песен. Сам он не считал эти песни балладами. В семитомном своде песен Соболевского баллады, как уже сказано, занимают первый том. Н. П. Андреев справедливо критиковал разнобой в определении жанров Соболевским: тут и тематический принцип, и выделение по художественным особенностям, и по тону повествования, благодаря чему балладные сюжеты могли оказаться в разных отделах. Однако большой художественный вкус и чувство стиля дали возможность Соболевскому выделить в первый том именно балладный материал, хотя и с некоторыми вкраплениями песен других
Так обстояло дело с изучением и изданием русских народных баллад до 1917 года.
В первые годы после Великой Октябрьской революции изучение баллад прекратилось и возобновилось много позже, уже в тридцатые годы, когда появился до сих пор единственный, посвященный балладам, сборник В. И. Чернышева со вступительной статьей Н. П. Андреева-“Русская баллада”.
В теории литературы к тому времени существовало только определение литературной баллады как “фабулярного стихотворения”, данное Б. В. Томашевским. Это определение крайне расплывчатое, так как Томашевский пытался отыскать термин, подходящий ко всем жанрам баллад, народных и литературных. Фабулярность, повествовательность, действительно характерна для баллады, но она характерна и для всех жанров эпических песен без исключения и не может быть поэтому названа основным признаком баллады. Кроме того. Томашевский давал свое определение применительно к литературе и на.материале литературы.
Теоретические предпосылки составителей: и практическое “наполнение” сборника “Русская баллада”, необходимо разобрать специально, так как до настоящего времени это единственное специальное и потому авторитетное издание.
Придется забежать вперед и дать конспективную характеристику жанра русской баллады и его отличий от эпоса, генетически предшествовавшего балладному жанру, и от лирики, следующей после баллады. Трудно давать определение прежде детального анализа материала, но для обоснования последующей полемической части статьи это необходимо.
Баллада-повествовательная, эпическая песня, причем ее повествовательность, “сюжетность”, подчеркиваются отсутствием описания внешности и переживаний героев, предыстории конфликта, авторского отношения к происходящему-пояснений, морализации. Рассказ строго объективен. Действие баллады сосредоточено на одном эпизоде, одном конфликте. Баллада, вместе с тем, всегда драматична. Конфликты в ней разрешаются в резких столкновениях, передаются самые динамичные узлы событий, развит диалог, динамика действия усилена композиционным приемом повторения с нарастанием. В балладах использованы: средневековая символика, аллегория, народные поверья, также усиливающие драматизм действия.