Ян Фабр: Художник в обществе – как уличное животное. Ян Фабр: «Нет воображения — нет и эрекции! Ян фабр рыцарь

Выставка «Ян Фабр. Рыцарь отчаяния - воин красоты», проходящая в Эрмитаже, в прошлый уикенд «проснулась знаменитой»: общественность снова дооскорблялась до мышей, причем в буквальном смысле. Зрители возмутились тем, что Фабр в своих объектах и инсталляциях использует чучела животных, и громогласно требует запретить выставку «этого живодера». Анна Матвеева сходила в Эрмитаж и составила краткий путеводитель по выставке Фабра, разочаровавшей ее отсутствием какого-либо живодерства.

Вид экспозиции выставки «Ян Фабр. Рыцарь отчаяния - воин красоты» в Государственном Эрмитаже. Фото: Валерий Зубов

Выставка Фабра в Эрмитаже разнесена на два места: часть ее проходит в исторических залах Зимнего дворца и Малого Эрмитажа, где работы Фабра вступают в диалог с полотнами Рубенса, Снейдерса, Ван Дейка и других старых мастеров, а часть — в заточенном под показ современного искусства здании Главного штаба, куда, впрочем, перенесли несколько необходимых для рифмовки с работами Фабра старинных картин. Рифмовка здесь — ключевое понятие: как отмечают практически все критики (посоветуем, например, в «Коммерсантъ Weekend»), Фабр совсем не новатор. Его главная цель — диалог с великими художниками былых времен, и в прямом соседстве с полотнами Рубенса или Йорданса его работы на своем месте, а в одиночестве теряются. Иного места, чем Эрмитаж, для такой выставки и быть не могло: цель Фабра — поговорить с великими предшественниками в одной из лучших коллекций мира, а вовсе не эпатировать современную публику. Пройдемся же по музейным залам.

Фабр представляет в Эрмитаже не только объекты и скульптуры, но и видео, которые чаще всего являются документацией перформансов. К чести кураторской команды Эрмитажа, им удалось объединить непосредственно творчество и его документацию так, чтобы разрыв между ними почти не чувствовался. Мониторы с видео на выставках часто теряются в сравнении с «настоящими вещами», однако даже в помпезном, битком набитым суперзрелищными историческими экспонатами — чучелами лошадей, рыцарскими латами, — Рыцарском зале Эрмитажа экраны с совместным перформансом Фабра и Марины Абрамович «Дева / Воин» уверенно берут на себя груз нарратива: даже уверенней, чем выставленные там же объекты Фабра, представляющие собой как латы из стали (почти неотличимые от исторических), так и латы и оружие из переливчатых надкрылий жуков; по мнению Фабра, природный экзоскелет насекомых может служить метафорой той психологической брони, которую каждый из нас наращивает в ходе жизни, чтобы противостоять ударам судьбы.

Вид экспозиции выставки «Ян Фабр. Рыцарь отчаяния — воин красоты» в Государственном Эрмитаже. Фото: Валерий Зубов

«Эй, какое приятное безумие!»

Безумием у Фабра заведуют его любимые птицы — совы. Он переворачивает символику совы как символа мудрости: совершенный мудрец может позволить себе вести себя как дурак, да еще и скажет, что ему это приятно. «Безумие» у Фабра — не сумасшествие, а именно что недостаток ума, малоумие, глупость. В этом смысле он прямо наследует традиции фламандской живописи с ее бесчисленными деревенскими дурачками, извлекаемыми «камнями глупости» и назиданиями, как не надо делать. Стеклянные совы сидят на фальшстенах в Рубенсовском зале, золотые совы пялят глаза из витрин в Аполлоновом зале, и в Южном павильоне Малого Эрмитажа «Обезглавленные вестники смерти» — семь сов, опять же сделанных из настоящих совиных перьев (хотя это не чучела, а рукодельные скульптуры размером много больше реальных совиных голов), — вперяют леденящий взгляд стеклянных глаз в зрителя и дальше. Дальше, кстати, прямо напротив павильона, находится эрмитажный зал с одним из самых популярных экспонатов музея — часами «Павлин», а павлины у Фабра тоже присутствуют в зале Рубенса как освященные веками символы тщеславия.

Ян Фабр. Карнавальный шатер. 2016. Хромолитография, карандаш, цветной карандаш, уголь. Фото: Пат Вербрюген, Angelos bvba / Jan Fabre

«Карнавал»

Очень симпатичная, уютная серия малоформатной графики раскидана по Петровской и Романовской галереям. Крошечные, буквально «шесть на девять» цветные рисунки Фабра напоминают винтажные открытки. Для увеличения очаровательности они взяты в паспарту из красного бархата в золоченых резных рамках и снабжены латунными табличками с подписями, такие в Эрмитаже сопровождают живопись, приобретенную в XVIII-ХIХ веке. Серия «Карнавал» представляет собой зарисовки карнавала — и прелестно рифмуется с выставленными здесь же Брейгелями, а симметричная серия, иллюстрирующая поговорки — «Заставь кота сметану сторожить», «Кот из дома — мыши в пляс», — и вовсе без швов продолжает цикл «Фламандских пословиц». Фабр не отказывает себе и в самоиронии: его «В поисках утопии» изображает самого художника в образе маленького мальчика, который оседлал черепаху и пытается подгонять ее кнутом. Фабр любит этот сюжет: в 2003 году он сделал такую же, только очень большую, скульптуру из полированной бронзы, которая выставлялась во многих городах мира, от Флоренции до Праги.

Ян Фабр. Преданный экстаз смерти. 2016. Дерево, надкрылья жуков. Фото: Ливен Герреман, Angelos bvba / Jan Fabre

Мозаики

Мозаики в зале Йорданса висят выше собственно Йорданса, а также двух картин его современников, выбранных Фабром специально для этой выставки: «Адама и Евы» Гендрика Гольциуса и «Кефала и Прокриды» Теодора ван Ромбоутса. От Йорданса здесь «Бобовый король» и «Пир Клеопатры». На всех картинах — грешные излишества, сексуальные и желудочные. Им Фабр противопоставляет свои мозаики — очень красивые, поскольку сделаны они из переливчато-зеленых надкрылий жуков-златок. В большинстве картин, от которых Фабр отталкивается, фигурируют собаки, но в мозаиках Фабра они становятся главными героями: наравне с часами и черепами, обязательными участниками vanitas, собаки у него повсеместны. Они, как и в классической живописи, символизируют верность и преданность, но на мозаиках они одиноки, так что возникает вопрос: преданность — кому? Где хозяин? Он мог умереть, мог просто бросить пса — и пес из олицетворения любви и верности превращается в олицетворение одиночества.

Здесь же, в центре зала две симметричных скульптуры Фабра: скелеты собак, опять-таки выложенные зелено-перламутровыми панцирями жуков, сжимают в зубах чучела попугаев ара: попугаи символизируют тщеславие, за внешней яркостью которого ничего не стоит.

Ян Фабр. Джоанна Гентская. Из серии «Мои королевы». 2016. Белый каррарский мрамор. Фото: Пат Вербрюген, Angelos bvba / Jan Fabre

«Мои королевы»

Эрмитажный зал Ван Дейка задумывался как входной зал Нового Эрмитажа: зрители должны были с лестницы попадать прямо туда. Так что зал служил еще и залом русской славы: он украшен по всему периметру профилями выдающихся фигур культуры — здесь и Брюллов, и Угрюмов, и Лео фон Кленце. Фабр вдохновился этим оммажем культурным деятелям и сделал свой собственный пантеон культурных деятелей: его большие рельефы драгоценного каррарского мрамора — профили его собственных кумиров. Ассистентов, точнее ассистенток, самого художника. Обычные женщины, почти все немолодые, морщинки, очки, — одна у него отвечает за скульптуру, другая — за перформанс, третья — за видео, и без их безымянных и невидимых зрителю усилий Фабр бы не состоялся. Чтобы снизить пафос, Фабр наряжает их в карнавальные колпаки. А посередине зала стоит статуя девочки-подростка в джинсах — это и правда королева (правда, будущая) Бельгии: принцесса Елизавета Тереза Мария Елена Бельгийская, сейчас ей пятнадцать лет. Фабр возносит своих незаметных ассистенток, а принцессу крови изображает обычной девочкой, уравнивая их в почтении: даже каррарский мрамор у него начинает выглядеть как демократичный гипс.

«Я позволяю себе истекать»

Скульптура, которая встречает зрителя в начале выставки (если идти по ее официальному маршруту) в Аполлоновом зале Эрмитажа — человек в джинсах и пальто, уткнувшийся носом в репродукцию картины Рогира ван дер Вейдена «Портрет турнирного судьи». Это, надо полагать, и есть сам Фабр. В ван дер Вейдена он не просто уткнулся носом, а этот нос себе реально расквасил: на полу под ногами искусственного человека натекла лужица крови. Пожалуй, трудно придумать более прямую метафору того, «что хотел сказать художник» всем своим творчеством: его не столько интересует реакция современников, сколько возможность «влезть» в историю искусства, выяснить отношения с классиками, может, даже как-то слиться с ними. И это не всегда проходит безоблачно — бывают у художников и травмы на этом пути. Фабру травмы не в новинку: многие его рисунки, в том числе и в этом зале, выполнены бурым пигментом — это собственная кровь художника.

Другие его работы тоже представляют собой напряженный диалог: объект Фабра Salvator Mundi («Спаситель мира») — сфера, выложенная его любимыми золотисто-зелеными надкрыльями жуков, с торчащим из нее чьим-то позвоночным столбом, — рифмуется с выставленным здесь же холстом «Христос благословляющий» неизвестного автора XVI-XVII века, где Спаситель тоже держит в руке увенчанную крестом сферу, только отражающую весь мир. А три золотых жука-скарабея, выставленные на высоких, под потолок, подиумах в трех углах зала, несут на себе символы поклонения: крест, оливковое дерево и епископский жезл.

«Череп с зайцем»

Зал Снейдерса в Эрмитаже увешан натюрмортами. Снейдерс писал продуктовые лавки, его современник и соотечественник Паульвель де Вос — сцены охоты. Именно к одной из «лавок» Снейдерса, где в ожидании покупателя великолепно лежит кишками наружу убитая дичь, Фабр прицепил инкрустированный все теми же его любимыми надкрыльями жуков череп, в зубах у которого болтается чучело зайца. Этот объект, наряду с выставленными в здании Главного штаба чучелами собак и кошек, вызвал возмущение публики: как можно, невинно убиенный зайка в музее?! То, что здесь же на картинах классиков-натюрмортистов невинно убиенные зайки и другие животные представлены гораздо более натуралистично, почему-то никого не волнует. Между тем, зайка и держащий его в зубах череп — лишь часть инсталляции из 17 черепов в этом зале, и у каждого в зубах тоже кто-нибудь дохлый (мышь, курица, но их же не так жалко, как зайку) или клок шерсти — той самой шерсти белок, колонков, свиной щетины, из которой испокон века делаются художественные кисти. В центре зала, усугубляя vanitas, стоят два объекта, тоже сделанные из чучел: на инкрустированных надкрыльями жуков фрагментах человеческого скелета уселись павлин (символ тщеславия) и лебедь (символ глупости). Они так и называются: «Глупость опирается на смертность» и «Тщеславие опирается на смертность».

«Карнавал мертвых дворняг» и «Протест мертвых бездомных котов»

Те самые работы Фабра с чучелами домашних животных, что вызвали волну истеричного протеста. Родина Фабра, Бельгия, подписала Конвенцию по обращению с домашними животными (которую, кстати, не подписала Россия), гарантирующую домашним питомцам право на достойную жизнь и достойную смерть. В частности в Бельгии владелец не может просто закопать своего умершего питомца где-нибудь под деревом: он обязан утилизировать труп через специальную службу, что довольно дорого стоит. Последствия оказались неприятны: некоторые бельгийцы, чтобы не платить денег, стали просто выносить своих только что умерших, а иногда и даже еще живых больных животных на дороги, чтобы их переехали машины и животное проходило бы по документам как бездомное, погибшее в ДТП. Вот где жестокость-то, а не у Фабра.

Фабр собирал эти трупы и «возрождал» их путем таксидермии. Неизвестно, сколько из этих погибших на шоссе собак и кошек действительно были бездомными, а скольких выкинули «хозяева». Фабр показывает и жестокость смерти, и человеческую жестокость во всей неприглядности: звери у него застыли в смертных позах. Фабр извиняется перед ними за все непутевое человечество: перед чучелами кошек он ставит мисочки с молоком, перед собаками — со сливочным маслом, пытаясь хоть после смерти дать человеческим спутникам ту заботу, которой они не получили при жизни. Животные, как и модели в «Моих королевах», тоже наряжены в карнавальные колпаки, вокруг них вьются разноцветные ленты серпантина: Фабр подчеркивает, что жизнь и смерть каждого из нас, будь то человек или бездомный кот, так же быстротечна, как карнавал. А дальше ждет смерть.

Ян Фабр, Илья Кабаков. Встреча. 1997. Кадр из видео. Фото: LIMA

«Встреча»

В 1997 году Ян Фабр встретился с Ильей Кабаковым. Два знатных любителя насекомых решили поговорить о них. Художник и модель, так сказать. Фабр нарядился в костюм жука — того самого жука, чьи переливчатые надкрылья стали его излюбленным материалом, а Кабаков, конечно же, в костюм мухи. И вот они готовы были часами разговаривать о жуках и мухах, о том, что строение тела жука совершеннее анатомии человека, о том, что мухи боятся жуков, о том, что муха — олицетворение коммунального быта, а жук — сверхчеловек, экзоскелет которого намного надежнее защищает жучьи внутренности, чем наше несовершенное тело защищает нашу ранимую душу... Диалог, начинавшийся как душевный разговор на так любимой Кабаковым кухне, сам собой перешел в перформанс, перформанс повлек за собой серию рисунков, и все это можно увидеть в здании Главного штаба, где, кстати, в постоянной экспозиции имеется «Красный вагон» Кабакова, так что всё к месту.

В оформлении материала использован фрагмент фотографии Валерия Зубова, сделанной на выставке «Ян Фабр. Рыцарь отчаяния — воин красоты» в Государственном Эрмитаже.

Главный редактор нашего сайта Михаил Стацюк незадолго до открытия выставки «Рыцарь отчаяния – воин красоты» в Государственном Эрмитаже побывал в гостях у ее автора Яна Фабра в его творческой мастерской Troubleyn в Антверпене и обсудил, чего ждать от его вернисажа в России.

Офис художника и одновременно его мастерская с репетиционными залами обосновались в здании бывшего театра, которое после пожара стояло заброшенным. Перед входом встречает табличка «Only art can break your heart. Only kitsch can make you rich». В холле спотыкаюсь о люк - работа Роберта Уилсона, которая как бы связывает бельгийскую мастерскую с его театральной академией Уотермилл-Центр.

На втором этаже, пока мы ожидаем Яна, почему-то доносятся запахи свежеприготовленного омлета или глазуньи - за соседней стеной расположилась кухня, стену которой расписала Марина Абрамович свиной кровью.

Искусство тут в буквально смысле везде - даже туалет обозначен подвешенной неоновой рукой, которая мигает, показывая то два пальца, то один. Это работа художника Микса Попеса, в которой жест «V» или Peace (Мир) отсылает к женскому началу, а средний палец - к мужскому.

Когда в зале появляется Фабр, закуривая сигарету Lucky Strike, откуда-то снизу доносится истошный детский крик: «Нет, это не репетиция моего нового перфоманса», - шутит художник.

Расскажите сразу, как вы уговорили Михаила Борисовича?

Уговаривать не пришлось! Шесть или семь лет назад Михаил Борисович Пиотровский и руководитель проекта «Эрмитаж 20/21» Дмитрий Озерков увидели мою экспозицию в Лувре, и, как мне кажется, она им понравилась. Спустя еще три года мы встретились с господином Пиотровским, и он предложил мне сделать выставку в Эрмитаже. Я отправился в Россию и понял, что для этого мне потребуется много пространства. Мы с Барбарой де Конинк (художественный руководитель выставки - Прим. ред. ) сразу остановились на зале с фламандцами - рядом с ними я похож на гнома, рожденного в стране великанов. Я ведь вырос рядом с домом Рубенса в Антверпене. Еще в шесть лет пытался копировать его картины. Эрмитаж представлялся мне хранилищем великих фламандцев, которые восхищали меня. Мне хотелось выстроить «диалог» с гигантами прошлого Фландрии.

С кем выстраиваете диалог?

Для зала Ван Дейка я создал серию мраморных барельефов «Мои королевы» («My Queens»). Это своего рода аллюзия на его парадные портреты важных королевских особ того времени. «Мои королевы» – это меценаты и покровительницы моего творчества, выполненные из карибского мрамора. Но я делаю это шутливо, потому мои подруги - в клоунских колпачках.

Новая серию рисунков «Карнавал»о празднике жизни и веселье - точь-в-точь, как церковные ритуалы, к которым меня в детстве приобщала мать-католичка - отсылка к эрмитажных полотнам Питера Брейгель младшего. Смесь язычества с христианством - важный элемент, относящийся к традициям бельгийской школы, которые важны для меня. Мы ведь маленькая страна и всегда находились под чьим-то влиянием или владением – немецким, испанским, французским. Такие «особенности» – часть нашей личной истории.

Мои «синие» полотна (речь о «Bic-art» – серии работ «Синий час», выполненной синей ручкой марки Bic - Прим. ред.) , которые также представлены в Эрмитаже, выполнены в очень особенной технике. Я фотографирую картину, затем с помощью чернил добавляю около семи слоев синего - это специальный химический цвет, который изменяется под воздействием света заставляет картину «работать».

Отдельно в Главном штабе Эрмитажа я представляю видео-проект «Любовь – высшая сила» («Love – is a power supreme»). Глобально говоря, вся моя выставка создавалась в форме бабочки: если работы в Зимнем дворце – это крылья, то именно видео в Главном Штабе – её тело. Благодаря этому, я хочу объединить здание «нового» Эрмитажа, где будет показан фильм, со «старым», в котором выставлены мои картины. Мы планируем передать в дар музею этот фильм и еще несколько работ.

В современном искусстве много мусора, но и во времена Рубенса было много мусора - где сейчас «мусор» и где Рубенс?

«Рыцарь отчаяния – воин красоты» - это про вас?

В названии выставки есть своя романтическая идея, которая заключается именно в защите той чуткости и чувствительности, которую хранит в себе красота. С другой стороны, это также образ доблестного рыцаря, который сражается за благие цели. Но вот отчаяние – это в большей степени обо мне, как о художнике. В глубине души я всегда опасаюсь «поражения» или «провала».

Моя семья не была очень богата. На день рождения отец дарил мне маленькие замки и крепости. От матери же я получал старые помады, которыми она больше не пользовалась, чтобы я мог рисовать. Мне кажется, моя романтическая душа и стремление всегда создавать что-то свое выросли именно из детства. Отчасти поэтому появилось определение меня, как «рыцаря». Но сам я – художник, который верит в надежду, как бы это ни звучало.

В чем ваша миссия, как рыцаря?

Популяризировать классическое искусство. Оно есть основа всего, хоть порой и кажется более сдержанным, чем современное. Если обратиться к истории, классическое искусство всегда находилось под чьим-то надзором, будь то церковь или монархия. Парадокс, но в то же время оно – искусство – играло с ними, само ограничивало.

Вообще в мире есть только одно искусство – хорошее. Неважно, классическое оно или современное, между ними нет границ. Потому важно научить людей узнавать классическое искусство, чтобы они могли лучше понимать современное. Конечно, я не отрицаю, что в последнем сейчас достаточно много мусора, но, послушайте, и во времена Рубенса было много мусора - но где сейчас этот мусор и где Рубенс!?

12 ноября 2016, 17:09

Собачьи скелеты, выпотрошенные чучела птиц, чудовищные рогатые жуки вдруг появились среди позолоченных люстр, картин великих мастеров и белоснежных колонн парадных залов Эрмитажа. В зале фламандской и голландской живописи, например, выставлены два натуральных собачьих скелета, держащих в зубах ярких попугаев. Что это значит, и зачем эти монстры появились в храме классического искусства, которым по праву считается Эрмитаж, посетители понять не могут. Экскурсанты удивляются, качают головами, разводят руками, фотографируют.

Жуткие монстры расставлены в музее без всяких поясняющих табличек, прямо среди известных всему миру картин и скульптур, озадачивая и пугая тех, кто их увидел. Но оказывается, все эти, прямо скажем, пугающие экспонаты, – не декорация для съемок фильма ужасов, а… «художественная выставка» скандально знаменитого бельгийского художника Яна Фабра.

Называется экспозиция работ Фабра «Рыцарь отчаяния – воин красоты». Насчет отчаяния понять еще можно – оно охватывает каждого, кто пришел в Эрмитаж, чтобы познакомиться с настоящим искусством, а вместо этого видит каких-то жутких насекомых и выпотрошенных собак.

В Европе его считают гением. Родился Ян Фабр в Антверпенe. Его дед – знаменитый энтомолог Жан-Анри Фабр, автор книги «Жизнь насекомых». Отсюда, наверное, и интерес художника к крылатым тварям. Учился в Муниципальном институте декоративных искусств и в Королевской Академии изящных искусств. На Западе он сегодня знаменит не только как скульптор и художник, но и еще и как писатель и театральный режиссер. «Мир насекомого, человеческое тело и стратегия войны - три центральные темы, которые он использует в своем творчестве», – пишет о нем Википедия.

Искусство Жана Фабре

Фабр имеет репутацию мастера скандального эпатажа. Одни считают его гением, другие называют ловким мошенником от искусства. Некоторые свои рисунки, чтобы пуще шокировать публику, он писал собственной кровью. И эпатаж работает.

На своих монстрах, расставляемых по всему миру, и театральных ужасах Фабр нажил немалое состояние. У него две фирмы, которые делают на его выставках большие деньги.

Конечно, под свое творчество маэстро подводит философскую базу. Панцири страховидных жуков, как считает Фабр, исполняют роль внешнего скелета и должны символизировать будущее представление о человеке.

Он создал целую коллекцию автопортретов – 36 страшных бюстов в технике бронзовой отливки, где он сам изображен с рогами и ослиными ушами.

CHAPTERS I - XVIII . Аккуратно и тщательно, с огромной любовью и нежностью, Ян Фабр отливал из воска и бронзы реалистичные до мелочей бюсты с собственным портретом. Причем модифицированные в духе Мефистофеля и Люцифера, со всеми соответствующими атрибутами. Шикарные рога в ассортименте, произрастающие не только изо лба автопортрета, но также из его носа и темечка, изящно дополняют и подчеркивают бесноватые гримасы и очаровательные вампирские, а может, демонические клыки. Вероятно, дань моде на все необъяснимое, мистическое и зловещее, а может, автору просто нравится играть с потусторонними силами, изображая их в сатирических скульптурах, которым он предварительно подарил собственное лицо.

Хотя давним поклонникам эпатажного творчества Яна Фабра не привыкать. Их любимец давно именует себя современным мистиком, и потому не смущается сочетать образы святых с демоническими существами, а символы православной церкви изображать в несвойственном им, а в некоторых случаях - и некорректном ключе. В сердце скульптора бушует революционный, бунтарский дух, который и толкает его на вызывающие и чудаковатые поступки, яркими красками расцветившие официальную биографию. Так, он украсил свою улицу табличкой с надписью "Ян Фабр живет и работает здесь", нарисовал целую серию картин собственной кровью, создал невероятную инсталляцию из 1,5 миллионов жуков-скарабеев, а для другой инсталляции соорудил гигантского червяка, увенчав его копией собственной головы, которая не только моргала и раскрывала рот, но даже разговаривала. Так что странные рогатые скульптуры из серии CHAPTERS I - XVIII, целиком отлитые из воска и бронзы, это далеко не предел творческой фантазии автора и его нестандартных идей.

Помимо скульптур, картин и инсталляций, Ян Фабре известен как автор музыкально-танцевальных перфомансов и хореографических постановок.

Вот, например, спектакль "Оргия толерантности" , показанный на последнем Авиньонском фестивале - провоцирующий, резкий сценический пассаж, один из многих, критикующих европейские ценности, идеалы глобализма, общеевропейской интеграции и толерантности.

Глядя на сцену мастурбации, которой начинается спектакль, на нескольких мужчин и женщин в белых трусах и майках, содрогающихся и стонущих на полу и на дорогих кожаных креслах, подбадриваемых криками тренеров-автоматчиков, кто-то начал истерично хохотать. В целом же публика, собравшаяся на "Оргию", встретила стоны мастурбирующих сдержанно, с некоторым чувством сострадания. Видимо, ожидая какого-то более сложного и интригующего сценического сочинения.

Шокирующая сцена чемпионата по мастурбации, когда деловитые тренеры с автоматами призывают продолжать исступленную работу выкриками ("За родину", "За правительство!"). Затем две беременные женщины, оседлавшие тележки из супермаркетов и рожающих прямо в них... чипсы, дезодоранты и пакеты с колбасой. Ужас общества потребления, представленный с такой литературной, в данном случае буквальной точностью, кажется, не особенно трогает сердца "спящих русских" ("Русские, проснитесь! И выучите, наконец, английский", - требует один из персонажей Яна Фабра).

Да и бдительные европейцы были не более впечатлены, когда три года назад освистали программу Авиньонского фестиваля, составленную Фабром, и призвали к ответу своего министра культуры. Тот даже приехал в Авиньон разъяснять им смысл "современного искусства".

В "Оргии толерантности" досталось и этому министру, и самому "современному искусству", и католическому целибату, и мусульманскому фундаментализму, и гей-директорам фестивалей и гомофобам, и Бараку Обаме, и Яну Фабру, возящему спектакль на очередной фестиваль, где его в очередной раз разругают злые критики.

В своих разоблачениях потребительского общества Фабр доходит до пределов саркастической иронии, когда заставляет роскошный кожаный диван совокупляться с не менее роскошной дамской сумочкой, а супермаркетовые коляски - танцевать вальс Штрауса.

Эта оргия тотального критицизма, обрушенная на современную Европу, празднуется сегодня повсюду. Ее следы - в умных романах Мишеля Уэльбека и Фредерика Бегбедера, фильмах Ларса фон Триера и Тарантино. Но примитивность и буквализм фабровского памфлета съедают горечь и соль его разоблачений, лишают их ярости и силы, делают частью того самого распада, который он так желчно диагностирует.

Однако возникает закономерный вопрос: для того, чтобы сказать нам об этом и показать своих монстров, этого бельгийца, который сам себя изображает с дьявольскими рогами, и пригласили в Эрмитаж? Для этого отвели его дохлым собакам и рогатым жукам в виде особого почтения к этому пропагандисту «смерти и уродства» самые престижные залы не только в Главном штабе – филиале Эрмитажа, где выставляется современное искусство, а даже в самом Зимнем дворце?

Фабром восхищаются на Западе? Считают гением? Но на Западе сегодня много чем восхищаются, даже тем, что у нас в России, кроме горстки либеральных эстетов, не нравится никому. У нас последнее время громадные очереди стоят на выставках классиков – Серова и Айвазовского, а залы, где выставляют поделки деятелей вроде Фабра, – пусты. Зачем нам их навязывают? Зачем отводят места в самом главном музее страны?

То, что эта выставка вызовет очередной скандал, никто в Петербурге не сомневался. «В Отделе современного искусства Эрмитажа, – пишет корреспондент самой популярной в городе интернет-газеты «Фонтанка», – потирают руки в ожидании скандала: во всем мире выставки этого автора не обходятся без жарких дискуссий».

«Скажите, картины с этих мест забрали на реставрацию, или что это такое?» – интересуется мужчина у служительницы музея, показывая на чернильные синие картины Фабра, повешенные вперемешку с основной экспозицией (кстати, ради этой выставки на несколько десятков сантиметров раздвигали постоянную развеску). В ответ служительница только с недоумением разводит руками.

Еще более скандальные экспонаты Фабра ждут посетителей в филиале музея – в Главном штабе, расположенном напротив Эрмитажа, на той же Дворцовой площади. Там громоздятся арт-объекты в виде инвалидных колясок, костылей и чучел животных.

Чтобы заранее отвести протесты возмущенных посетителей, в Эрмитаже подчеркивают, что специально уточняли у художника - он собак не убивал, но сотрудничал со службой, занимающейся сбором тел животных, сбитых автомобилями на дорогах.

Что будет скандал, подтвердил уже сам Фабр. Во время встречи с журналистами он одел на себя средневековые доспехи, и в таком виде непринужденно разгуливал перед изумленными акулами пера по бывшим покоям русских императоров.

Получается почти как у Маяковского, который высмеивал нагло поселившегося в Зимнем Керенского:

Дворец не думал

о вертлявом постреле,

не гадал, что в кровати,

царицам вверенной,

раскинется какой-то

присяжный поверенный…

Зачем он это делал? Изображал из себя «рыцаря добра и воина красоты»? Ну, и пусть себе изображает, но только Эрмитаж, славный великими традициями мирового классического искусства, тут при чем? Разве это место для эпатажа и сомнительных экспериментов для зарубежных деятелей со скандальной репутацией?

Увы, скандалы вокруг того, что творится в наши дни в главном музее страны, последнее время вспыхивают постоянно. Недавно в связи с многочисленными жалобами петербуржцев прокуратуре пришлось производить проверку скандальной выставки братьев-англичан Джейка и Диноса Чепменов «Конец веселью». Центральный проект представлял собой 9 витрин-аквариумов, в которых находились небольшие человеческие фигурки, сделанные из пластика. Большинство из них были одеты в нацистскую форму и вовлечены в фантасмагорическое насилие: они повально уничтожали друг друга.

Кроме того, в работах братьев Чепменов имелись христианские символы, распятый Рональд Макдональд, «босховские» уродцы. Под предлогом показа ужасов нацизма были представлены свастики, трупы, кровавое месиво из пластиковых фигурок, героев западной масс-культуры. К христианским крестам Чепмены приколотили плюшевых мишек, что вызвало бурю протестов возмущенных верующих. Как сообщила тогда журналистам помощник прокурора Петербурга Марина Николаева, от петербуржцев поступило 117 жалоб.

Однако за Чепменов вступился тогда лично директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. Он срочно созвал пресс-конференцию, на которой энергично обрушился на петербуржцев: «Потрясающий пример культурной деградации общества и высокие рассуждения о кресте, за которыми нет сути религиозной, – гневно заявил глава музея. – Только идиоты могут считать, что выставка оскорбляет крест. Речь идет о страшном суде в наше время. Что искусство, а что нет, определяет только музей, а не уличная публика», – заявил директор музея, не исключив, что многие письма в Эрмитаж «могут быть написаны душевнобольными» .

То есть, по мнению Пиотровского, мы имеем право покупать билеты в Эрмитаж (цены на которые недавно, кстати, резко повысились), но оценивать экспозицию у нас ума не хватит…

И действительно, никаких выводов из массовых протестов против кощунства Чепменов в Эрмитаже сделано не было. И вот теперь уже и в парадных залах Зимнего дворца выставлены жуткие уродцы современных западных «пострелов» при искусстве.

Не будет лишним напомнить и о другом скандале, который уже давно показал, что в главном музее страны далеко не все благополучно. Речь идет об обнаруженных в 2006 году грандиозных хищениях произведений искусства. Как выявила Счетная палата, проверявшая Эрмитаж, разворовывались музейные ценности и денежные средства. Из 50-ти, выбранных наугад, единиц хранения отсутствовали 47, от выставочной деятельности Эрмитажа государство недополучило якобы сотни миллионов рублей, порядка двухсот тысяч экспонатов оказались не закреплены за материально ответственными лицами, сотни были переданы в другие учреждения и не вернулись обратно.

Как удалось выяснить газете «Известия», ревизоры недосчитались в запасниках нескольких десятков икон в позолоченных и серебряных окладах, лампад, чаш и другой церковной утвари; кубков, ковшей, рюмок, солонок, вилок – все из серебра и по большей части с эмалью; часов, портсигаров, брошей, рамочек для фотографий – всего 221 предмет. А произошло всё очень просто. Экспонаты были украдены самими сотрудниками музея и проданы не как материальные ценности – «золото, бриллианты», а как экспонаты с музейным и научным контекстом.

Тогда Пиотровский красиво «перевёл стрелки»: «Это взрыв, это болезнь общества, – говорил он о кражах в Эрмитаже. – Я до сих пор в шоке и не могу понять, как это произошло».

Директор Эрмитажа тогда отделался выговорами от тогдашнего министра культуры Михаила Швыдкого за кражи из музея экспонатов на сумму около трех миллиардов рублей.

Наблюдая за тем, кого выставляют сегодня в самых престижных залах Петербурга, невольно напрашивается вопрос, а зачем нам это нужно? «Эти художники популярны на Западе!» – с презрительной миной на лице бросят нам в ответ организаторы их экспозиций, а то и прямо назовут задающих такие вопросы «идиотами».

Верно, они там и в самом деле, быть может, популярны, потому что на Западе либеральные глобалисты сегодня всем навязывают свои ценности: гей-парады, однополые «браки», высокомерное презрение к нравственности и морали, что подается как высшие достижения «свободного общества», и «современное искусство» под стать этим «принципам».

Но зачем к нам-то тащить весь этот мусор? Зачем отдавать под выставки монстров и странные, никому непонятные «перфомансы» лучшие залы города и страны?

Зададим себе этот вопрос?

А Министерство культуры РФ прокомментировало проходящую в Эрмитаже скандальную выставку Яна Фабра так, параллельно отметив, что руководство музея имеет право организовывать различные проекты не согласовывая их с министерством.

Действительно, выставочный проект «Ян Фабр. Рыцарь отчаяния – воин красоты», представленный в Государственном Эрмитаже, вызвал широкий резонанс, контрастируя с признанными шедеврами мирового искусства. Государственный Эрмитаж, как и другие российские музеи, имея достаточно широкую независимость и свободу, самостоятельно определяет приоритеты выставочной деятельности, их тематическую направленность, художественное решение и дизайн, - говорится в сообщении министерства, отмечая, что такое доверительное отношение позволило реализовать много успешных проектов. Однако, уточняют в ведомстве, выставка Яна Фабра стала исключением.

Выставка «Ян Фабр. Рыцарь отчаяния – воин красоты» – скорее, исключение, подтверждение того, что все формы публичного представления – это не только высокая миссия, но и определенная зона ответственности музея, за которую можно и нужно уметь держать ответ, - сообщает пресс-служба Минкультуры.

Однако пример Константина Райкина показывает, что все проблемы с ответственностью можно решить, просто вставив в свою речь пугающее слово- цензура !!

И все слова против уже куда-то теряются..

Назвать Яна Фабра всего лишь художником не повернется язык. Один из самых заметных фламандцев на современной арт-сцене за последние несколько десятилетий успел поработать почти во всех сферах искусства. Свою первую выставку Фабр провел в 1978 году, показав рисунки, выполненные собственной кровью. С 1980-го начал ставить спектакли, а к 1986-му основал свою театральную компанию Troubleyn . Сегодня имя фламандца известно далеко за пределами родной Бельгии. Фабр стал первым художником, чьи работы при жизни выставили в Лувре (это было в 2008 году), а в 2015-м он поставил эксперимент над актерами и зрителями, устроив на сцене берлинского зала Festspiele 24-часовую постановку-перформанс «Гора Олимп» .

Самого себя Фабр называет продолжателем традиций фламандского искусства и «гномом, рожденным в стране гигантов», имея в виду своих великих «учителей» — Питера Пауля Рубенса и Якоба Йорданса. В Антверпене, где мастер родился, живет и работает, отец водил его в дом Рубенса, где юный Фабр копировал картины прославленного живописца. А дедушка — знаменитый энтомолог Жан-Анри Фабр — в зоопарк, где мальчик рисовал животных и насекомых, которые позднее стали одной из главных тем его творчества.

Насекомые стали для Фабра не только объектом художественного изучения, но и рабочим материалом. В 2002 году бельгийская королева Паола обратилась к художнику с просьбой интегрировать современное искусство во внутреннее оформление дворца. Так появился один из шедевров художника — «Небо восхищения» . Фабр облицевал потолок и одну из старинных люстр Зеркальной комнаты Королевского дворца , использовав почти 1,5 млн панцирей жуков-скарабеев. Материал для работы художнику доставили и продолжают привозить из Таиланда, где жуков едят, а их панцири сохраняют для декоративных нужд.

Произведения Фабра можно встретить во многих общественных местах Бельгии. В брюссельском Музее древнего искусства , например, несколько лет назад появилась его работа «Синий час» , занявшая четыре стены над Королевской лестницей. Четыре фотополотна, расписанные синими шариковыми ручками Bic — еще одним любимым инструментом Фабра — обошлись в €350 тыс., которые заплатил пожелавший не называть своего имени меценат. На полотнах художник изобразил глаза четырех центральных в своем творчестве существ — жука, бабочки, женщины и совы.

Скульптура Фабра сумела «проникнуть» даже в Собор Богоматери в Антверпене. Работу для храма его настоятель искал на протяжении четырех лет. Причем до этого собор дольше века не приобретал художественных произведений. В итоге выбор пал на скульптуру Яна Фабра «Человек, который несет на себе крест» , которую настоятель увидел в одной из художественных галерей. Для самого Фабра это настоящий предмет гордости. Во-первых, его скульптура стала первым объектом современного искусства внутри этого храма. Во-вторых, художник оказался первым мастером после Рубенса, чью работу купил антверпенский собор. А в-третьих, для самого Фабра это стало попыткой связать в самом себе два начала — религию глубоко верующей матери-католички и атеизм отца-коммуниста.

В Эрмитаж Ян Фабр везет ретроспективу из двух сотен объектов, которая продлится до 9 апреля 2017 года. Она протянется по Зимнему дворцу и перейдет в Главный штаб — работы художника внедрят в основную экспозицию. Подготовка к этому растянулась на три года. «Выставка Яна Фабра — часть программы Эрмитаж 20/21 , в которой мы показываем важных современных художников, — рассказал «РБК Стиль» куратор экспозиции, заведующий отделом современного искусства Эрмитажа Дмитрий Озерков. — Как правило, мы организуем экспозиции так, чтобы авторы выстраивали диалог с выставленными у нас классическими произведениями. В Эрмитаже есть коллекция искусства Фландрии — и средневекового, и мастеров Золотого века, например, Йорданса и Рубенса. И проект Фабра ориентирован на диалог с фламандцами: в тех же залах, где их полотна из постоянной экспозиции висят уже сотни лет, разместятся работы Яна, вдохновленные этими произведениями и говорящие о тех же темах — карнавале, деньгах, высоком искусстве — новым языком».

Часть работ художник создал специально к выставке в Санкт-Петербурге. «Еще до начала выставки он сделал видеоперформанс, который стал смысловой основой всего проекта: на видео Фабр проходит по залам, где в будущем разместятся его работы, и преклоняется перед шедеврами прошлого, — отметил Озерков. — Также специально для экспозиции сделана серия масштабных рельефов из каррарского мрамора, где Фабр изображает королей Фландрии. Кроме того, художник создал рисунки и скульптуры из панцирей жуков на темы верности, символов, смерти».

Алексей Костромин

По залам Эрмитажа летом 2016 года Фабр не просто прошел, а сделал это в латах средневекового рыцаря. А выставка получила название . «Считается, что современные художники отрицают старых мастеров и противопоставляют себя им. В России особенно развито представление о великом классическом искусстве и современных авторах, которые «все портят». Проект Фабра — о том, как автор наших дней наоборот склоняется перед шедеврами прошлого. «Рыцарь отчаяния — воин красоты» — это художник, который одевается в латы и встает на защиту старых мастеров. Выставка Яна — про то, как современное и классическое искусство объединяются, чтобы вместе выступить против варварства», — пояснил Дмитрий Озерков.

«Из Антверпена до Санкт-Петербурга работы на трех фурах доехали за неделю, а их установка в залах Эрмитажа займет втрое больше времени, — рассказала «РБК Стиль» ассистент куратора Анастасия Чаладзе. — Мы работаем всем отделом, сам Фабр и четыре его ассистента. Художник сам руководит некоторыми моментами, выстраивает экспозицию. Некоторые работы оказались слишком тяжелыми и габаритными для старинного здания, при их установке требуется быть очень внимательными, использовать специально разработанные подиумы».

За две недели до старта выставки на Миллионную улицупродолжают прибывать грузовики с крупногабаритными коробками — через подъезд в здании Нового Эрмитажа , украшенный фигурами атлантов, работы Фабра медленно перемещают внутрь сразу несколько человек. А в залах — рыцарском и с фламандской живописью — несколько экспонатов Фабра установлены и доступны публике еще до открытия: в витринах напротив средневековых доспехов и мечей, например, возлежат их более современные аналоги, изготовленные бельгийцем из переливающихся всеми красками панцирей жуков. В другом зале его скульптуры обращены к полотнам Франца Снайдерса: здесь Фабр использует составленные из жуков фрагменты человеческого скелета, чучела лебедя и павлина. История продолжается и в зале с нидерландским искусством XVII века, только на этот раз со скелетами динозавров и попугаями.

Алексей Костромин

Когда работы Фабра уже были доставлены в Эрмитаж , отдел современного искусства музея«бросил клич» о поиске старых токарных, швейных и печатных станков для инсталляции художника «Umbraculum» . Причем уточнялось, что чем ржавее они будут, тем лучше.

Накануне открытия выставки Ян Фабр лично рассказал «РБК Стиль» о животном в человеке, запретных темах в творчестве и обнаженной плоти на полотнах Рубенса.

Валерий Зубаров

— Ян, в работе вы нередко используете необычные материалы, например, панцири жуков. Именно их можно увидеть на потолке и люстре в Зеркальном зале Королевского дворца в Брюсселе. Как этот материал появился в вашем художественном арсенале?

— Когда я был ребенком, родители часто водили меня в зоопарк. Там меня всегда вдохновляли животные: их реакции, поведение. Именно их я с детства рисовал наравне с людьми. Я считаю насекомых — этих маленьких созданий — очень умными. Они представляют память нашего прошлого, ведь они самые древние существа на земле. И, конечно же, многие животные являются символами. Раньше они обозначали профессии и гильдии. Например, на картине Давида Тенирса Младшего «Групповой портрет членов стрелковой гильдии в Антверпене» , который висит в Эрмитаже , мы видим представителей старинных гильдий и каждая имеет свою «животную» эмблему.

— В Музее древнего искусства в Брюсселе выставлялась ваша серия Автопортрет «Глава I — XVIII». Вы изобразили себя в разные периоды жизни, но с обязательными атрибутами животного мира — рогами или ослиными ушами. Это была попытка отыскать животное в человеке?

— Я думаю, что люди — это и есть животные. В позитивном смысле! Мы сегодня не можем представить свою жизнь без компьютеров. Но посмотрите на дельфинов. Уже миллионы лет они плавают на неописуемых расстояниях друг от друга и связываются при помощи эхографии. И это у них более развито, чем наши компьютеры. Так что мы можем многому у них поучиться.

— Вы говорите, что изучаете свое тело и то, что находится внутри него. Использование собственной крови при создании работ — это тоже один из этапов познания себя?

— Мне было восемнадцать, когда я впервые нарисовал картину кровью. И на это нужно смотреть, как на фламандскую традицию. Уже несколько веков назад художники смешивали человеческую кровь с животной, чтобы коричневый цвет был выразительнее. А еще они крошили человеческие кости, чтобы сделать белые тона более блестящими. Фламандские художники были алхимиками и основоположниками такого рода живописи. Поэтому мои «кровавые» картины следует воспринимать в традициях фламандской живописи. И конечно же, в диалоге с Христом. Кровь — очень важная субстанция. Именно она делает нас такими прекрасными и в тоже время такими уязвимыми.

Эрмитаже , написано откровеннее, чем большинство современных работ. Вспомните, одна из главных тем творчества Рубенса — человеческая плоть. Он восхищался ее красотой. Но это не провокация, это классическое искусство. В молодости я уехал в Нью-Йорк и несколько раз встречался там с Энди Уорхолом. И когда вернулся домой, хвастался, что познакомился с ним. 400 лет назад Рубенс был Уорхолом.

Наверное, так бывает, что одно поколение открыто ко всему, а следующее боится смелости. Очень важно гордиться человеческим телом, видеть и его могущество, и его уязвимость. Как можно не поддерживать искусство, которое раскрывает это?

Монтаж выставки Яна Фабра в Главном штабе Эрмитажа

Алексей Костромин

— Вы говорите про диалог со зрителем, и в России как раз существуют проблемы с ним.

— Да, но в Европе они тоже существуют. Я приверженец идеи открытости ко всему. Для меня быть художником — значит праздновать жизнь во всех ее проявлениях. И делать это с уважением ко всем и к самому искусству.

— Ваша выставка, которая откроется 22 октября в Эрмитаже, называется «Рыцарь отчаяния — воин красоты». Как возник такой образ и что он значит для вас?

— Иногда я называю себя воином красоты. Это своего рода романтическая идея. Как воин, я должен защищать уязвимость красоты и человеческого рода. И «рыцарь отчаяния» тоже борется за добро. А в современном обществе воины для меня — Мандела и Ганди. Это люди, которые сражались за то, чтобы мир стал лучше и прекраснее.

В Эрмитаже открывается выставка бельгийского художника Яна Фабра «Рыцарь отчаяния - воин красоты ». Чучела животных и черепа, видео с живым рыцарем в Рыцарском зале и нарисованные ручкой Bic картины - «Бумага» рассказывает, что привезли в Зимний дворец и Главный штаб, что такое карнавал «в стиле Фабра», который пройдет в музее в декабре, и какими провокационными работами прославился бельгиец.

В Эрмитаже выставляют художника, знаменитого среди прочего спектаклем с «чемпионатом мира» по мужской и женской мастурбации

Фламандский художник 40 лет известен как режиссер театральных, оперных и танцевальных постановок, перформансист и писатель. Работы внука знаменитого энтомолога Жан-Анри Фабра (что важно для понимания творчества художника) часто вызывают у публики и критиков шок и споры.

В 1978 году на выставке «Мое тело, моя кровь, мой пейзаж» Фабр выставил картины, написанные кровью. Позднее прогремел на весь мир с проектом «Небо восхищения»: художник декорировал потолок и люстру в королевском дворце в Брюсселе полуторами миллионами таиландских жуков.

Фабр был и художественным руководителем международного фестиваля в Афинах, и ставил провокационные спектакли, такие как «Оргия толерантности », который даже как-то привозили в Москву. Постановка начинается с «чемпионата мира» по мужской и женской мастурбации. Там же есть сцена, в которой, сидя на тележках из супермаркетов, беременные женщины «рожают» ассортимент продуктового магазина, и еще многое другое, что неподготовленная публика может назвать непотребством.

Первая в России выставка Фабра, намного менее провокативная, которую проект «Эрмитаж 20/21» хотел провести чуть ли не с момента своего создания, обращена к другой стороне творчества художника. В эрмитажной экспозиции Фабр выступает как «воин красоты», а привезенные в Петербург работы перекликаются с шедеврами мировой живописи.

Сам художник утверждает, что интерес к искусству пробудился в нем после визита в дом Рубенса в Антверпене в 12 лет. Собственно, Питер Пауль Рубенс и Якоб Йорданс - главные источники его вдохновения. Именно в этом направлении и работал художник и куратор проекта Дмитрий Озерков в Эрмитаже.

Дмитрий Озерков , куратор выставки:

Эта выставка другая, это не вторжение. Фабр, современный художник, приходит в наш музей не для того, чтобы с ним соперничать, а чтобы преклонить колено перед старыми мастерами, перед красотой. Эта выставка не про Фабра, она про энергии Эрмитажа в его четырех контекстах: живопись старых мастеров, история зданий, колыбель революции и место, где жили цари.

«Рыцарь отчаяния - воин красоты» - самая масштабная персональная выставка современного художника в Эрмитаже

В Петербург привезли более 200 произведений Фабра. Часть из них сделана специально для Эрмитажа. Экспонаты выставлены сразу в Зимнем дворце, Новом Эрмитаже и Главном штабе; искать их придется среди экспонатов постоянной коллекции, например, в залах Снейдерса, Ван Дейка и Рубенса, в Рыцарском зале и Большом дворе. В Главном штабе работы представлены так, чтобы прослеживался диалог с выставленным здесь же «Красным вагоном» Ильи Кабакова: в трех дворах и залах-трансформерах между ними.

Объяснить такой размах можно, пожалуй, тем, что Ян Фабр наследует традиции классической фламандской живописи, что так важно для главного музея страны и особенно для проекта «Эрмитаж 20/21». Кроме того, в Эрмитаже , что художник, выставляющийся в музее, обязательно делает экспонат специально для них. Фабр как раз такие работы привез.

Работы Фабра выставляют как часть основной экспозиции музея

Свойственное художнику родство с мастерами фламандской живописи прошлого стало поводом для нестандартной развески работ Фабра. Картины, инсталляции и фильмы фламандца экспонируются на равных правах с постоянной коллекцией Эрмитажа и, как считают в музее, «вступают в диалог с признанными шедеврами мирового искусства». Такое экспонирование Фабр уже опробовал, когда делал выставку в Лувре. В парижском зале Рубенса разместили могильные плиты, а на них - даты жизни европейских ученых, переименованных в насекомых.

Кроме того, летом Фабр приезжал в Эрмитаж, чтобы в латах рыцаря, специально созданных для него в Бельгии, пройтись по залам музея для перформанса, запись которого выставлена теперь здесь же. В музее можно увидеть и доспехи Фабра, которые он надевал в совместном с Мариной Абрамович перформансе Virgin/Warrior , а также доспехи из жуков.

Несмотря на умеренный уровень провокации эрмитажной выставки, посетители уже негативно отозвались о работах Фабра

Под фотографией одной из работ Яна Фабра в залах Эрмитажа - чучело кролика в зубах у человеческого черепа - в официальном инстаграм-аккаунте музея разгорелся спор об уместности таких работ в музее.

elena0123450 Это что видят дети?!!!😳🙈 И после этого вы хотите нормальную детскую психику?!

zheniya_ya Бедное животное 😭 что за идиотизм? Автора засушить и на место зайчика 👊

ly_uda Фу, что за отврат????

mimo__prohodila Что это за жесть? 😱

babavera823 Мерзость!

К выставке в Главном штабе пройдет карнавал «в стиле Фабра» и 24-часовой марафон

К проекту «Рыцарь отчаяния - воин красоты» приурочена серьезная образовательная программа. Помимо встречи с художником , регистрация на которую уже, к сожалению, закрыта, в Главном штабе пройдут лекции, показы, дискуссии и круглые столы с участием критиков, искусствоведов, театральных деятелей, музыкантов. А молодые художники создадут театрализованный перформанс-интерпретацию по мотивам творчества Фабра.

В рамках ежегодной новогодней программы Молодежного центра в Главном штабе пройдет карнавал «в стиле Фабра»: парад масок и дефиле костюмов, созданных студентами.

Ближе к окончанию выставки, в ночь с 31 марта на 1 апреля, в том же Главном штабе пройдет интеллектуальный марафон : показ спектакля-перформанса Яна Фабра Mount Olympus продлится 24 часа.

Выставка продлится до 9 апреля 2017 года. Вход в главное здание музея - 400 рублей, в Главный штаб - 300 рублей, комплексный билет - 600 рублей.