Радищева взаимоотношения станиславского и немировича данченко читать. Cтаниславский и Немирович -Данченко, Биография Немирович-Данченко. Н. гуторович, заслуженный артист рсфср
ISBN 5-7784-0089-6
Скачать (прямая ссылка): vishnevosadskaya.pdf Предыдущая 1 .. 67 > .. >> Следующая
Станиславский не признавал ничего из того, что делал не он.
В случае чеховского «Вишневого сада» о разделении не могло быть и речи. Немирович-Данченко привел Чехова в театр. Он дал ему жизнь как драматургу. Станиславский был режиссер-художник. Лучше его режиссера не было. Над новой пьесой Чехова они обречены были работать вместе. А вместе уже не могли.
Немировичу-Данченко казалось, что Станиславский отводит ему служебную роль в их творческом союзе, он чувствовал себя обиженным. А Станиславский считал, что Немирович-Данченко, отвечавший в театре за репертуар, превышает свои полномочия, вторгаясь в вопросы режиссуры, не относящиеся к его компетенции.
Через полтора десятилетия Немирович-Данченко признался своему биографу Юрию Соболеву, что уже во время работы над «Царем Федором Иоанновичем», самой первой премьерой в Художественном, стало ясно, что разделение veto на литературное, ему принадлежавшее, и художественное, отданное Станиславскому, «приведет к абсурду»: «Нельзя отделять психологический и литературный анализ от формы»""".
В конце 1903-го Немирович-Данченко еще ие был готов к такому крайнему выводу, сделанному в 1918-м, хотя ситуация, отягощаемая разделением veto, в процессе совместной работы со Станиславским над чеховским «Вишневым садом», на глазах автора скатывалась к критической.
Осенью - зимой 1903-го ее предельно обострило вмешательство Саввы Тимофеевича Морозова, третьего директора театра, в деятельность творческих структур театра.
Немирович-Данченко уверял Чехова, пытаясь привлечь его на свою сторону, что Морозов хочет поссорить его со Станиславским. «И если бы я свое режиссерское и директорское самолюбие ставил выше всего, то у меня был бы блестящий повод объявить свой уход из театра. Да и ушел бы, если бы хоть один день верил, что театр может просуществовать без меня», - погружал Немирович-Данченко Чехова в проблемы, сотрясавшие Художественный40.
Уже вся труппа наблюдала за тайной борьбой богов с титанами, разделяясь по симпатиям к сторонам. Чехов знал от жены, как гнетут всех «дворцовые интриги». «К.С. не может стоять во главе дела. Несуразный он человек», - сокрушалась Ольга Леонардовна (IV.4:357). Если бы уход Немировича-Данченко состоялся, она ушла бы вместе со своим первым, филармоническим учителем. Об этом она тоже говорила Чехову.
140
«Если ты уйдешь, то и я уйду», - пытался образумить Немировича-Данченко Чехов (11.13:294).
Во второй половине ноября Станиславский и Немирович-Данченко еще работали над «Вишневым садом» вместе. Немирович-Данченко разговаривал с актерами, занятыми в первом акте, разминая роли и разводя их в соответствии с режиссерским планом Станиславского. Станиславский в это время готовил мизансцены следующих актов. Но по мере приближения спектакля к выпуску разгоравишйся конфликт Немировича-Данченко с Морозовым и Станиславского с Немировичем-Данченко начинал сказываться и на репетициях «Вишневого сада».
К тому же, как водится, наступали дни, когда Станиславский терял над собой контроль, переставал владеть собой. Из него вылезал купец-самодур, добавлявший нервозности к и без того тяжелой иредпремьер-ной ситуации. Немировичу-Данченко полагалось держать Станиславского «в руках». А он руки опустил. И, не имея морального права и реальных возможностей бросить все и уйти из театра, чтобы разорвать одним махом все противоречия, выбивавшие из колеи, но пытаясь доказать, тем не менее, Станиславскому и Морозову свою незаменимость, - Немирович-Данченко от репетиций «Вишневого сада» - последних, наиболее ответственных - самоустранился, оправдываясь перед Чеховым занятостью в школе и репетициями «Одиноких». «Одиноких» действительно вводили в репертуар, чтобы освободить Станиславского от Брута, ими заменяли «Юлия Цезаря». И школе он действительно отдавал много времени и сил. Все формально так.
Обычно Немирович-Данченко корректировал на этапе выпуска необузданные фантазии Станиславского, застревавшего, как казалось Немировичу-Данченко, на мелочах в работе за столом или в репетиционной комнате, когда надо было проводить «полные репетиции» и выходить на сцену или, когда сцена была занята монтировкой декораций, проводить «полные репетиции» в фойе, но не за столом, доводя до изнеможения актеров своим «не верю» в начальной сцене. Предпремьерная корректировка Немировича-Данченко решала форму спектакля, которая у Станиславского, зацикленного на отдельных исполнителях и деталях исполнения, растекалась.
На этот раз, дав волю Станиславскому, оставив его один на один с пьесой Чехова, Немирович-Данченко обещания своего, данного Чехову, - «держать ухо востро» - выполнить не мог.
Результаты невмешательства второго режиссера сказались моментально. Станиславский гневался, проявляя дурные стороны характера. В нем пробуждался Алексеев, то есть «хозяин», как говорил Немирович-Данченко. Он до одури сидел с актерами за столом. Немировича-Данченко избегал. Они уже не могли выносить друг друга. И объяснялись перепиской, чтобы на виду у труппы не сделать непоправимый
Кажется, мы живем во времена чуть ли не эпидемии театральных конфликтов. Очередной из них разразился в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко. В последние годы этот театр тихо и незаметно существовал на периферии театральной жизни столицы. Менялись главные дирижеры и постановщики, но ожидаемого творческого взлета не происходило. Два года назад на место художественного руководителя и главного дирижера был приглашен Евгений Колобов, работавший в Ленинградском театре оперы и балета им. Кирова. Первые же подготовленные им премьеры "Пират" Беллини и "Борис Годунов" Мусоргского стали настоящим явлением, что давало серьезные основания говорить о возрождении музыкальной сцены на Пушкинской улице... Но последовавшие за этим события оказались непредсказуемыми...
ИЗ ПИСЬМА артистов театра министру культуры СССР Н. Губенко: "...уход Колобова из театра будет невосполнимой потерей для театра и всего нашего музыкально- театрального искусства. Оперные деятели такого дарования и масштаба сейчас наперечет не только у нас в стране - во всем мире... На сегодняшний день - и вы не можете об этом не знать, ибо это реальность нашей жизни, - практически не осталось музыкантов, которые продолжали бы полноценно работать в нашей стране: одни уехали навсегда, другие подписали контракты на длительное время...".
СТОРОННИКИ
Г. Шохман, артист оркестра: - Конфликт в театре начался год назад. Причина - решение Колобова поставить спектакль "Евгений Онегин" с молодыми актерами. Разразился скандал, ветераны театра обиделись. Колобова стали обвинять в том, что он разрушает традиции Станиславского. Но наш театр давно не живет этими традициями. Все основные художественные и творческие задачи многие годы решались вне музыки, а внешними эффектами. Идея же Станиславского заключалась в том, чтобы актеры без всяких декораций могли спеть так, чтобы было понятно все, что происходит с героями. Для этого дирижер должен иметь еще и талант режиссера. У Колобова он есть. Поэтому его интересует смысл каждой музыкальной фразы. Другое дело, что одни могут спеть так, как он хочет, другие нет.
Г. Кузнецова, солистка оперы:
Я могу подписаться под каждым действием Колобова в отношении спектакля "Евгений Онегин". Чайковский создавал эту оперу для консерваторий, он говорил, что там будут петь птенцы, но зато не будет рутины. Колобов сейчас делает то же самое.
В последнее время я уже не ходила на постановки, в которых сама не участвовала. И вот однажды я забежала на репетицию на пять минут и буквально приросла к креслу. Это была репетиция спектакля "Пират", которую вел Колобов. Пели молодые солисты, в том числе и актриса, которая пришла на мои роли. И я подумала тогда: зачем цепляться за свои роли, если пришла такая смена!
В. Кирнос, солист оперы: Колобова называют деспотом, но это оттого, что многие в театре просто разучились работать, а он сам работает, как вол, и от других требует такой же самоотдачи.
Р. Орешкина, председатель цехкома солистов оперы:
Если те, кто добивается скорой расправы, победят, это будет не победа, а поражение для всего музыкального искусства страны, потому что тогда Колобов уедет. Его приглашают на работу лучшие театры мира.
Напряжение в театре продолжает расти. Группа солистов настаивает на отмене художественным руководителем двух его решений: о замене состава в постановке "Евгений Онегин" и назначении главным режиссером О. Ивановой, с которой Колобов выпустил две премьеры "Пират" и "Борис Годунов".
19 ноября художественный руководитель театра и главный дирижер Е. Колобов, исчерпав все аргументы, отказывается от присвоенных ему ранее званий "Заслуженный деятель искусств РСФСР" и "Народный артист РСФСР". В заявлении в Президиум Верховного Совета РСФСР он пишет, что решение его обусловлено глубоким убеждением, что человек, посвятивший свою жизнь искусству, хотя бы в глубине души, считающий себя серьезным художником, в первую очередь должен обладать честным именем и талантом.
20 ноября художественный руководитель театра Е. Колобов приостанавливает исполнение своих служебных обязанностей.
ОППОЗИЦИЯ
Л. Болдин, народный артист СССР:
С приходом Колобова стали возникать непонятные крены. В частности, когда его спросили, как он относится к солистам, он сказал, что ко всем
одинаково, у него нет в театре любимчиков. На самом деле - и любимчики, и группа солистов, которых он просто ненавидит. Это выражается в том, что он снимает этих людей с партий, даже не объясняя причины. Нас, ведущих солистов, представляют какими-то душителями гения. Но это не так. Пусть Колобов работает - музыкант он великолепный, мы против него как художественного руководителя. Ведь что такое художественный руководитель? Его задача - объединить все силы театра. А у нас сейчас балет готов отделиться, оркестр считает, что солисты никуда не годятся, хор тоже так думает. Уважения к нам никакого! Во многих партиях выходят люди, которым петь их нельзя. Они и выступают за Колобова, потому что тот дает им эти партии.
В. Таращенко, лауреат международного и всесоюзного конкурсов:
Сейчас я пою в два месяца один спектакль "Иолаита". Колобов из принципа не восстанавливает старые спектакли, декорации которых пострадали от пожара, хотя затраты там минимальные. А тогда бы многие ведущие солисты были заняты.
Н. Гуторович, заслуженный артист РСФСР:
Паваротти сказал, что певец выглядит настолько, насколько он поет. Законы оперы - это же не законы кино, где на экране видна каждая морщинка. И молодежь должна войти в спектакли на наших руках, а она сейчас в конфронтации с нами. Нам же есть что ей передать, многие из нас работали с учениками Станиславского.
Конечно, творческая личность такого масштаба, как Колобов, имеет права на какие-то неосторожные шаги. Но хочется, чтобы нашелся какой-нибудь старец и сказал ему: юноша, будьте мудрее, добрее, философичнее! Вот чего ждут от гения!
В. Щербинина, заслуженная артистка РСФСР:
Если он хочет выразить себя как художник, то почему такой дорогой ценой? Почему он не приглашает режиссеров, почему думает, что дирижер может руководить театром? Ведь только режиссер способен увидеть наши творческие индивидуальности.
НЕСКОЛЬКО ВОПРОСОВ ПО СУЩЕСТВУ
В театре пока только конфликт, и дай бог, чтобы он не превратился в раскол. Здесь, думаю, многое зависит от того, хватит ли обеим сторонам той самой мудрости и доброты, о которых говорил один из собеседников. Да, обид накопилось много, и порой в них тонет истина. Например, что касается занятости солистов: Л. Болдин и А. Мищевский поют ведущие партии во всех спектаклях Колобова. Заняты в репертуаре Л. Екимов и В. Маторин.
Что же касается упрека в том, что Колобов не приглашает на постановки режиссеров, то в планах театра сотрудничество с В. Покровским, К. Маэстрини, В. Васильевым, А. Кончаловским.
Хочется возразить и по поводу восстановления спектаклей. Вправе ли талантливый художник, творческая жизнь которого так коротка, тратить ее в основном на реставрацию старого репертуара, а не на создание нового? И с каких это пор художественный руководитель потерял право мыслить самостоятельно? А два министерства культуры, пригласившие его именно для этого, отказывают ему в доверии, как только он взваливает на себя эту ответственность?
Почему работники обоих министерств, занимающие прекрасные кабинеты, позволяют артистам мучиться в чудовищной тесноте, под протекающей крышей, без репетиционных помещений и гримерных, и получать при этом нищенскую зарплату. Для сравнения: солист театра получает чуть больше 200 руб., а начальник Комитета по вопросам культуры Мосгорисполкома и его замы в 3 - 4 раза больше.
И до каких же пор мы будем обретать лишь после того, как потеряем? На кого уповать, чтобы на сей раз потери не произошло? Кстати, одна из последних - недавний отъезд в Испанию камерного симфонического оркестра "Виртуозы Москвы". Десять лет музыканты, составляющие гордость отечественного музыкального искусства, мыкались по подвалам, за неимением других репетиционных помещений. Не выдержали - уехали. По разным причинам за границей теперь работают Атлантов, Китаенко, Хворостовский...
Перефразируя поэта, можно сказать: талант в России больше, чем талант, он всегда мученик, призванный прославить искусство своего Отечества, лишь став его изгнанником. Перестроечное время рекрутирует в ряды изгнанников очередных кандидатов. Похоже, Евгений Колобов - один из них. Если это произойдет, не появится театр, который может составить конкуренцию лучшим оперным сценам мира. И мы сделаем еще один шаг в пропасть духовного и нравственного оскудения общества, куда оно уже и так сползает с навязчивым упрямством самоубийцы.
Русский театр к началу XX века находился в состоянии , который стал последствием разложения . Постепенная деградация реализма на русской сцене, подмена его обычной декларативностью, нарочитой театральностью, отсутствие какой-либо действенной школы актерства привели состояние дел в отечественном театре в общий упадок.
Именно во время случившегося театрального кризиса весной 1897 года в Москве в ресторане «Славянский базар» и состоялась знаменательная встреча В. И. Немировича-Данченко и К. С. Станиславского, людей, которым было суждено изменить судьбу русской театральности и стать основателями Московского художественного театра (МХТ).
В ходе этой встречи они всю ночь обсуждали сложившуюся печальную ситуацию, но высказали друг другу идеи о создании нового театра. Надо сказать, будущие гениальные реформаторы русского театра в ту пору сами тогда ещё не имели чёткого представления, каким именно он должен быть.
В.Немирович-Данченко писал позже: «Мы были только протестантами против всего напыщенного, неестественного, “театрального”, против заученной штампованной традиции».
Первые репетиции нового театра
Инициаторами была собрана молодая труппа, которая уже через год активной работы перебирается из Москвы в Пушкино и обосновывается в загородном доме режиссёра Н. Н. Арбатова. В помещении деревянного сарая проходит подготовка постановок для первого театрального сезона, поиски и разработка новых для отечественного театра направлений и новых художественных приёмов. Этому молодому театру впоследствии предстояло сыграть огромную роль в развитии всей театральной жизни и России, и мира, а также сформировать качественно новые принципы сценического ремесла.
Истоки театра Станиславского и Немировича-Данченко
Если благодатной почвой для творческого протеста служила пребывавшая в глубоком кризисе отечественная театральность, то источником новых идей был, безусловно, опыт театров заграничных:
- Театр Мейнингенцев, который посетил Россию два раза в конце восьмидесятых годов XIX века. Всё, что воплощалось на сцене театром герцога Саксен-Мейнингенского, в корне отличалось от того, что происходило на русских подмостках. В его труппе отсутствовали премьеры, и всё подчинялось строгой дисциплине. Каждый актёр был готов исполнить любую роль: от главного героя до лакея, а талантливая игра дополнялась сценическими и, прежде всего, световыми эффектами. Это оказало сильнейшее воздействие на местного зрителя, отвыкшего от подобного подхода к работе в местных театрах.
- «Свободный театр» Антуана также имел влияние на некоторые русские театры, которые с интересом следили за его сценическим опытом и постановками. Станиславский, бывая в Париже, посещал его спектакли лично, однако сам театр с гастролями в Россию не приезжал ни разу. Вместе с тем, натурализм, исповедуемый «Свободным театром», был близок русским актерам, поскольку затрагиваемые им темы социального характера были весьма созвучны проблемам, занимавшим отечественную культуру. Подкупал зрителя и сценический метод режиссера, не признававшего бутафорию и пытавшегося избавить актёрскую игру от традиционных театральных условностей.
Надо заметить, что, впрочем, попытки реализовать опыт иностранных театров на русской сцене предпринимались ещё до создания Московского художественного театра. Так, например, в 1889 году в ходе одной из постановок частного московского театра на сцене появились настоящие плотники, которые рубили доски для эшафота прямо во время спектакля, чем серьезно поразили зрителя. Тем не менее, говорить об ощутимом влиянии традиций Мейнингенцев и театральной труппы Антуана на русский театр стало возможным лишь после появления собственно театра Станиславского и Немировича-Данченко.
В.И.Немирович-Данченко – учитель, драматург и критик
К моменту создания театра Владимир Иванович Немирович-Данченко уже снискал себе славу и уважение, трудясь на поприще драматургии, театральной критики, а также преподавая в стенах московской Филармонии.
Из-под его пера выходили статьи о театральном кризисе в России и о способах его преодоления, а незадолго до судьбоносной встречи со Станиславским им был составлен доклад о неблагоприятных тенденциях в русских казённых театрах, о разложении театральной традиции, об опасности её полного уничтожения и о мерах реформирования этих процессов.
В сфере преподавания он также пользовался авторитетом. Будучи прирождённым психологом, он умел доходчиво раскрыть актёру суть его роли и указать на пути её максимального воплощения. Авторитет учителя стал причиной прихода в собранную им в 1897 году труппу многих его учеников:
М. Г. Савицкой, И. М. Москвина, О. Л. Книппер, Вс. Э. Мейерхольда и многих других.
«Театрал-любитель» Станиславский
Будучи выходцем из богатой купеческой семьи, Константин Сергеевич Станиславский в молодые годы мог считаться лишь любителем во всех тех областях, в которых его будущий коллега Немирович-Данченко слыл профессионалом. Тем не менее, с ранних лет он стремился не к родительским делам, связанным с производством золотой канители на фабрике, а к театру. Ещё в детстве он занимался игрой в домашних спектаклях и их постановкой, а будучи в Париже, втайне от родителей поступил в консерваторию, поскольку с детства лелеял мечту о карьере оперного исполнителя. Тяготея к театральной эффектности, он даже на прощание с покойным Н. Рубинштейном, директором Московской Консерватории, прибыл верхом на чёрном коне, облачённый в чёрное. Не исключено, что на его предпочтениях сказались театральные корни: его бабушкой была французская актриса Варлей.
А) стал инициатором создания Московского Общества Истории и Литературы;
б) открытия при нём драматической школы, где обучался сам;
в) возложил на себя руководство любительским драматическим кружком, в рамках которого время от времени ставил спектакли.
Там он получил прозвище «режиссёр-экспресс» за стремительность и динамику создаваемых постановок. Как постановщик-экспериментатор, он всё больше тяготел к отказу от условностей театра в пользу реалистичности и воспроизведению на сцене жизненных перипетий. Во многом этому способствовало и его общение с известной артисткой Федотовой, представительницей школы самого Щепкина. Отдельные его постановки оказались столь успешными, что сопоставлялись публикой с работами Малого театра в Москве.
Подготовка первых постановок МХТ
Помимо учеников Немировича-Данченко, основу нового театра сформировало окружение Станиславского: А. А. Санин, Лилина, Бурджалов, Самарова, В. В. Лужский, Артём и другие. Для первого сезона МХТ готовил несколько разноплановых пьес:
«Самоуправцев» Писемского;
шекспировскую работу «Венецианский купец»;
«Чайку» Чехова.
Подготовка к открытию театра совпала с ликвидацией цензурного ограничения на произведение «Царь Феодор Иоаннович» Алексея К. Толстого, которое и было избрано артистами для
Учреждение нового театра К.С.Станиславским и В.И.Немировичем-Данченко стало первым этапом в истории создания МХАТа и отправной точкой в реформировании русского театрального искусства на рубеже XIX и XX веков.
Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость - поделитесьКонстантин Сергеевич Станиславский - человек, актёр, режиссёр, теоретик сценического искусства – со страниц “Театрального романа” (другое название – “Записки покойника”) Михаила Булгакова.
17 января 2013 года исполнилось 150 лет со дня рождения Константина Станиславского. Даже люди, далёкие от искусства, слышали о системе актёрской техники Станиславского и о том, что Константин Сергеевич Станиславский совместно с Владимиром Немировичем-Данченко основал МХАТ (первое его название было “Художественно - общедоступный театр”) и много лет являлся его руководителем.
МХАТ в середине ХХ века: Москва, Камергерский переулок, дом 3
В Интернете можно найти исчерпывающую информацию о личной и творческой биографии Константина Станиславского. А вот человека за всем этим рассмотреть сложно. Однако, у читателя сейчас будет такая возможность, поскольку Константина Станиславского можно увидеть в “Театральном романе” Михаила Булгакова, в котором Станиславский выведен в образе Ивана Васильевича, главного режиссёра “Независимого Театра” (прообраз - МХАТ).
Вероятно, Станиславский назван Иваном Васильевичем потому, что он играл роль Иоанна Грозного в спектакле “Смерть Иоанна Грозного” (МХАТ, 1899), Возможно, здесь также намёк и на деспотичность Станиславского как руководителя театра. Себя Михаил Булгаков вывел в образе драматурга Максудова (прозвище Булгакова в те годы было “Мака”). Пьесу Максудова впервые ставят в “Независимом Театре”.
В 1926 году в МХАТ впервые была поставлена пьеса Михаила Булгакова “Дни Турбиных”. Михаил Булгаков начал работать в МХАТ и познакомился с театральным миром изнутри, в том числе и с обитателем его Олимпа - Константином Станиславским.
Михаил Булгаков
Итак, Булгаков [Максудов] приходит к Станиславскому [Ивану Васильевичу] читать “Дни Турбиных” ["Черный снег"]:
Константин Станиславский: внешность, манеры, взгляд
“… Я волновался, я ничего почти не разглядел, кроме дивана, на котором сидел Иван Васильевич. Он был точно такой же, как на портрете, только немного свежее и моложе. Черные его, чуть тронутые проседью, усы были прекрасно подкручены. На груди, на золотой цепи, висел лорнет.
Иван Васильевич поразил меня очаровательностью своей улыбки.
Очень приятно, - молвил он, чуть картавя, - прошу садиться…
Константин Станиславский
Я прочел заглавие, потом длинный список действующих лиц и приступил к чтению первого акта…
Иван Васильевич сидел совершенно неподвижно и смотрел на меня в лорнет, не отрываясь. Смутило меня чрезвычайно то обстоятельство, что он ни разу не улыбнулся, хотя уже в первой картине были смешные места. Актёры очень смеялись, слыша их на чтении, а один рассмеялся до слёз.
Иван же Васильевич не только не смеялся, но даже перестал крякать. И всякий раз, когда я поднимал на него взор, видел одно и то же: уставившийся на меня золотой лорнет и в нём немигающие глаза...” (“Театральный роман”, Михаил Булгаков, Глава 12).
Константин Станиславский: взаимоотношения с Немировичем-Данченко (в романе выведен в образе Аристарха Платоновича), совместно с которым они руководили МХАТ
“…Аристарх Платонович не может ему ничего сказать, так как Аристарх Платонович не разговаривает с Иваном Васильевичем с тысяча восемьсот восемьдесят пятого года.
Как это может быть?
Они поссорились в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году и с тех пор не встречаются, не говорят друг с другом даже по телефону.
У меня кружится голова! Как же стоит театр?
Стоит, как видите, и прекрасно стоит. Они разграничили сферы. Если, скажем, Иван Васильевич заинтересовался вашей пьесой, то к ней уж не подойдет Аристарх Платонович, и наоборот. Стало быть, нет той почвы, на которой они могли бы столкнуться. Это очень мудрая система…” (“Театральный роман”, Михаил Булгаков, Глава 13).
справа - Владимир Немирович-Данченко, слева - Константин Станиславский
Константин Станиславский и Немирович-Данченко имели серьёзные разногласия как режиссёры, у каждого было своё видение, как ставить спектакли и как исполнять роли. Они руководили МХАТ совместно, но мало пересекались: начиная с 1903 года они ставили спектакли по отдельности, каждый развивал свой метод. У каждого был свой секретарь, свои актёры и приближенные. Разногласия Станиславского и Немировича-Данченко породили даже театральную байку.
Театральная байка о Станиславском и Немировиче-Данченко
Якобы, долго не разговаривавших Станиславского и Немировича-Данченко коллектив театра попытался помирить: после одного из спектаклей, который когда-то был поставлен режиссерами совместно, под музыку должны были выйти мэтры с разных концов сцены, встретиться в центре и пожать друг-другу руки. Сценарий был заранее согласован с обоими режиссерами, оба дали на него своё согласие. И вот, занавес. Под звуки музыки с разных сторон сцены торжественно выходят Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко и идут навстречу друг-другу. Но Станиславский был намного выше и ноги имел длиннее, а потому шел к центру сцены гораздо быстрее и мог прийти первым. Немирович-Данченко, не желавший ни в чём уступать Станиславскому, ускорил шаг, но из-за спешки споткнулся и упал прямо к ногам Станиславского. Увидев у своих ног Немировича-Данченко, Станиславский развёл руками и сказал: “Ну, зачем же уж так-то?” Якобы, после падения Немировича к ногам Станиславского мэтры больше не разговаривали.
Константин Станиславский - актёр
“- Вы, может быть, скажете, что и Иван Васильевич не актер?
А, нет! Нет! Лишь только он показал, как Бахтин закололся, я ахнул: у него глаза мертвые сделались! Он упал на диван, и я увидел зарезавшегося. Сколько можно судить по этой краткой сцене, а судить можно, как можно великого певца узнать по одной фразе, спетой им, он величайшее явление на сцене!...” (“Театральный роман”, Михаил Булгаков, Глава 13).
Константин Станиславский - режиссёр
Идёт репетиция пьесы Булгакова под руководством Станиславского. В постановке был задействован известный актёр Михаил Яншин, которого Булгаков вывел в образе актёра Патрикеева (такая фамилия, вероятно, за определённые личные качества Яншина):
актёр Михаил Яншин
“… Патрикеев должен был поднести букет возлюбленной. С этого и началось в двенадцать часов дня и продолжалось до четырех часов. При этом подносил букет не только Патрикеев, но по очереди все: и Елагин, игравший генерала, и даже Адальберт, исполняющий роль предводителя бандитской шайки. Это меня чрезвычайно изумило. Но Фома и тут успокоил меня, объяснив, что Иван Васильевич поступает, как всегда, чрезвычайно мудро, сразу обучая массу народа какому-нибудь сценическому приему. И действительно, Иван Васильевич сопровождал урок интересными и назидательными рассказами о том, как нужно подносить букеты дамам и кто их как подносил…
… могу сказать, что лучше всех подносил букет сам Иван Васильевич. Он увлёкся, вышел на сцену и показал раз тринадцать, как нужно сделать этот приятный подарок. Вообще, я начал убеждаться, что Иван Васильевич удивительный и действительно гениальный актёр… (“Театральный роман”, Михаил Булгаков, Глава 16).
Константин Станиславский - теоретик сценического искусства. Этюды Константина Станиславского
Константин Станиславский считал, что для глубокой проработки и понимания роли актёрам необходимы сценические этюды во время репетиций. Как делались эти этюды, мы сейчас узнаем:
Константин Станиславский
“… всё в той же картине, где и букет, и письмо, была сцена, когда моя героиня подбегала к окну, увидев в нём дальнее зарево.
Это и дало повод для большого этюда. Разросся этот этюд неимоверно и, скажу откровенно, привел меня в самое мрачное настроение духа.
Иван Васильевич, в теорию которого входило, между прочим, открытие о том, что текст на репетициях не играет никакой роли и что нужно создавать характеры в пьесе, играя на своём собственном тексте, велел всем переживать это зарево.
Вследствие этого каждый бегущий к окну кричал то, что ему казалось нужным кричать.
Ах, Боже, Боже мой! - кричали больше всего.
Где горит? Что такое? - восклицал Адальберт.
Спасайтесь! Где вода? Это горит Елисеев!! (Черт знает что такое!) Спасите! Спасайте детей! Это взрыв! Вызвать пожарных! Мы погибли!
О, Боже мой! О, Боже всемогущий! Что же будет с моими сундуками?! А бриллианты, а мои бриллианты!!
Темнея, как туча, я глядел на заламывавшую руки Людмилу Сильвестровну и думал о том, что героиня моей пьесы произносит только одно:
Гляньте… зарево…
К концу третьей недели занятий с Иваном Васильевичем отчаяние охватило меня. Поводов к нему было три. Во-первых, я сделал арифметическую выкладку и ужаснулся. Мы репетировали третью неделю, и всё одну и ту же картину. Картин же было в пьесе семь…
Второй же повод для отчаяния был ещё серьёзнее… я усомнился в теории Ивана Васильевича! Да! Это страшно выговорить, но это так.
Зловещие подозрения начали закрадываться в душу уже к концу первой недели, к концу второй я уже знал, что для моей пьесы эта теория неприложима, по-видимому. Патрикеев не только не стал лучше подносить букет, писать письмо или объясняться в любви. Нет! Он стал каким-то принужденным и сухим и вовсе не смешным. А, самое главное, внезапно заболел насморком. Когда о последнем обстоятельстве я в печали сообщил Бомбардову, тот усмехнулся и сказал: - Ну, насморк его скоро пройдёт. Он чувствует себя лучше и вчера, и сегодня играл в клубе на бильярде. Как отрепетируете эту картину, так его насморк и кончится. Вы ждите: ещё будут насморки у других…” (“Театральный роман”, Михаил Булгаков, Глава 16).
“Театральный роман” - неоконченное произведение Михаила Булгакова, действие книги прерывается посреди предложения вскоре после того, как Максудов усомнился в теории Ивана Васильевича. В произведении нет премьеры “Дней Турбиных”, нет развязки. Возможно, не только потому, что Михаил Булгаков не успел дописать “Театральный роман”, а и потому, что МХАТ и его обитатели 1920-1930 г.г. в достаточной мере описаны в книге, а все стоящие наблюдения высказаны…
Каждый, хоть сколько-нибудь интересующийся театром, знает, что великие мэтры российской сцены, «отцы-основатели» МХАТ Станиславский и Немирович-Данченко поссорились еще до революции и не общались до конца дней своих. МХАТ практически представлял собою два театра: контора Станиславского — контора Немировича, секретарь того — секретарь другого, артисты того — артисты этого... Неудобство, чего и говорить! Словом, однажды, говорят, было решено их помирить.
Образовалась инициативная группа, провелись переговоры и, наконец, был создан сценарий примирения. После спектакля «Царь Федор Иоанович», поставленного ими когда-то совместно к открытию театра, на сцене должна была выстроиться вся труппа. Под торжественную музыку и аплодисменты справа должен был выйти Станиславский, слева — Немирович. Сойдясь в центре, они пожмут друг другу руки на вечный мир и дружбу. Крики «ура», цветы и прочее... Корифеи сценарий приняли: им самим давно надоела дурацкая ситуация.
В назначенный день всё пошло как по маслу: труппа выстроилась, грянула музыка, корифеи двинулись из кулис навстречу друг другу... Но Станиславский был громадина, почти вдвое выше Немировича, и своими длинными ногами успел к середине сцены чуть раньше. Немирович, увидев это, заторопился, зацепился ножками за ковер и грохнулся прямо к ногам соратника. Станиславский оторопело поглядел на лежащего у ног Немировича, развел руками и пробасил: «Ну-у... Зачем же уж так-то?..» Больше они не разговаривали никогда.
Великий дока по части театра, Станиславский в реальной жизни был наивен, как малое дитя. Легендарными стали его безуспешные попытки уяснить систему взаимоотношений при Советской власти. Имевший массу льгот и привилегий, он никак не мог запомнить даже словосочетание «закрытый распределитель». «Кушайте фрукты, — угощал он гостей, — они, знаете ли, из "тайного закрепителя"!» После чего делал испуганные глаза, прикладывал палец к губам и говорил: «Тс-с-с!»...
Однажды Станиславский сидел в ложе со Сталиным, хаживавшим во МХАТ довольно часто. Просматривая репертуар, «лучший друг советских артистов» ткнул пальцем в листок: «А па-чи-му мы давно нэ видим в рэ-пэр-ту-арэ "Дны Турбыных" пысатэля Булгакова?» Станиславский всплеснул руками, приложив палец к губам, произнес «Тс-с-с!», прокрался на цыпочках к двери ложи, заглянул за портьеру — нет ли кого, так же на цыпочках вернулся к Сталину, еще раз сказал «Тс-с-с!», после чего прошептал вождю на ухо, показывая пальцем в потолок: «ОНИ за-пре-тили!! Только это ужасный секрет!»
Насмеявшись вволю, Сталин серьезно заверил: «Оны раз-рэ-шат! Сдэлаэм!»
Звоня Великому вождю, вежливый Станиславский всякий раз оговаривал: «Товарищ Сталин! Извините Бога ради, никак не могу запомнить вашего имени-отчества!..»
Малый театр едет на гастроли. В тамбуре у туалета стоит в ожидании знаменитая Варвара Массалитинова. Минут пятнадцать мается, а туалет все занят. Наконец, не выдерживает и могучим, низким голосом своим громко произносит: «Здесь стоит народная артистка РСФСР Массалитинова!» В ответ из-за двери раздается еще более мощный и низкий голос: «А здесь сидит народная артистка СССР Пашенная! Подождешь, Варька!»
В тридцатые годы — встреча артистов Малого театра с трудящимися Москвы. Речь держит Александра Александровна Яблочкина — знаменитая актриса, видный общественный деятель. С пафосом она вещает: «Тяжела была доля актрисы в царской России. Ее не считали за человека, обижали подачками... На бенефис, бывало, бросали на сцену кошельки с деньгами, подносили разные жемчуга и брильянты. Бывало так, что на содержание брали! Да-да, графы разные, князья...» Сидящая рядом великая «старуха» Евдокия Турчанинова дергает ее за подол: «Шурочка, что ты несешь!» Яблочкина, спохватившись: «И рабочие, рабочие!..»
Оговорки артистов во время спектакля — особо любимый предмет актерской курилки. Им несть числа — от безобидных до могущих иметь очень серьезные последствия.
Олег Ефремов, игравший императора Николая Первого, вместо: «Я в ответе за всё и за всех!» — заявил: «Я в ответе за всё... и за свет!» На что игравший рядом Евстигнеев не преминул откликнуться: «Тогда уж и за газ, ваше величество!»
Вахтанговцы играли пьесу «В начале века». Одна из сцен заканчивается таким диалогом: «Господа, поручик Уточкин приземлился!» — «Сейчас эта новость всколыхнет города Бордо и Марсель!» Вместо этого актер, прибежавший с новостью, прокричал: «Поручик Уточкин... разбился!» Его партнер, понимая, что радостный тон здесь не будет уместен, задумчиво протянул: «Да-а, сейчас эта новость всколыхнет города... Мордо и Бордель!» Зритель очень веселился, актеры давились смехом — пришлось временно дать занавес.
Гарик Острин в «Современнике» однажды вместо: «Поставить охрану у входа в Совнарком и в ЦИК!» — распорядился: «Поставить охрану у входа в Совнарком и в цирк!»
Один ныне известный актер, играя во французской пьесе, никак не мог произнести: «Вчера на улице Вожирар я ограбил банк!». Вот это «Вожирар» у него никак не получалось! То «Вожилар», то «Выжирал»... Уже генеральные идут, а у него всё никак! На премьере перед этой фразой все артисты замерли, герой поднатужился и произнес: «Вчера на улице... ВО-ЖИ-РАР!..» Труппа облегченно выдохнула. Счастливец радостно улыбнулся и громогласно закончил: «...Я ограбил БАНЮ!»
В пьесе про пограничников исполнитель главной роли вместо: «...Я отличный певун и плясун!» — радостно и громко прокричал на весь зал: «Я отличный ПИСУН и ПЛЕВУН!!!»
В дурацкой пьесе про советских ученых актер, игравший секретаря партийной организации института, вместо текста: «Зачем же так огульно охаивать...» — произнес: «Зачем же так ОГАЛЬНО ОХУИВАТЬ...», за что был немедленно из театра уволен.
Но круче всех оговорился Евгений Евстигнеев в спектакле по пьесе Шатрова «Большевики». Выйдя от только что раненного Ленина в зал, где заседала вся большевистская верхушка, вместо фразы: «У Ленина лоб желтый, восковой...» он сообщил: «У Ленина... жоп желтый!..». Спектакль надолго остановился. «Легендарные комиссары» расползлись за кулисы и не хотели возвращаться.
Мама моего приятеля — режиссера, очень приличная драматическая актриса, оказавшись во время войны в Новосибирске, служила в тамошнем цирке. На премьере нового представления ей выпало широко показать на правительственную ложу и сказать в адрес сидящего там городского партийного руководства: «...И кто всем нам прокладывает путь!». Переволновавшись, она на весь цирк звонко выкрикнула: «...И кто ВРАГАМ прокладывает путь!» Взяли ее тем же вечером и выпустили только потому, что сговорившиеся циркачи в один голос утверждали, что она сказала правильно, «...а вам послышалось!».
Эту байку мне рассказал диктор Центрального телевидения Владимир Ухин, любимый «Дядя Володя» всей детворы, много лет подряд желавший малышам спокойной ночи вместе с Хрюшей и Степашкой. Как-то раз он вместе с дежурной бригадой в студии «доставали» диктора Валентину Печорину. Она должна была объявить фильм из серии «Следствие ведут знатоки» — он назывался «Подпасок с огурцом». Зная природную смешливость Вали, эти хулиганы внушали ей, что она ни за что не скажет правильно, а выйдя в эфир, непременно произнесет: «Подпасок с...» — не рискую приводить здесь это всем хорошо знакомое слово. Она же утверждала, что ни за что не ошибется. Так продолжалось весь вечер, пока Валечка не вышла в эфир. «А сейчас, — привычно улыбаясь, сказала она, — фильм из серии "Следствие ведут знатоки"...» Тут она, видимо, представила себе лица «доставал», ждущих, что она оговорится, еще раз улыбнулась и вдруг сказала: «Подросток с колбасой!»
Клара Новикова одно время очень плотно сотрудничала с писателем Алешей Цапиком. Она читала его монологи, а он выступал номером в ее сольных вечерах. Однажды конферансье Роман Романов, несколько раз переспросив у Цапика его редкую фамилию, вышел на сцену и объявил: «Писатель-сатирик Алексей ПОЦИК». Радости зала не было предела: сначала заржали те, кто понял, потом те, кому объяснили. Если кто-нибудь из читателей не знает, как переводится с языка «идиш» слово «поцик» — спросите у знакомых евреев, вам объяснят.
Однажды довольно известный конферансье подбежал на концерте к замечательной певице Маквале Касрашвили: «Лапулек, быстренько-быстренько: как вас объявить? Я люблю, чтобы оригинальненько!!!» «Ну... не надо ничего придумывать, — ответила Маквала. — Просто скажите: "Солистка Большого Театра Союза ССР, народная артистка Грузинской ССР Маквала Касрашвили!"» «Фу, лапулек, — скривился конферансье, — как банально! Ну ладно, я что-нибудь сам!..» и возвестил: «А сейчас... на эту сцену выходит Большое Искусство! Для вас поет любимица публики... блистательная... Макака! Насрадзе!!!»
Еще одна оговорка кого-то из конферансье: «Народный артист СССР Давид Ойстрах! Соло на арфистке Вере Дуловой!»
На радио очень популярна история о дикторе, читавшем стихи: «Плыви, мой челн, по воле волн!». Своим роскошным баритоном он произнес: «Плыви, мой ЧЛЕН...» — и, поняв, что оговорился, величественно закончил: «...По воле ВЕЛН»