Определение прототипов тех или иных персонажей ЕО занимало как читателей-современников, так и исследователей. В мемуарной и научной литературе накопился довольно обширный материал, посвященный попыткам связать героев пушкинского романа с теми или иными реально существовавшими лицами. Критический просмотр этих материалов заставляет крайне скептически отнестись и к степени их достоверности, и к самой плодотворности подобных поисков.
Одно дело, когда художественный образ содержит намек на некоторое реальное лицо и автор рассчитывает на то, что намек этот будет понят читателем. В этом случае такая отсылка составляет предмет изучения истории литературы. Другое дело, когда речь идет о бессознательном импульсе или скрытом творческом процессе, не адресованном читателю. Здесь мы вступаем в область психологии творчества. Природа этих явлений различна, однако оба они связаны со спецификой творческого мышления того или иного писателя. Поэтому, прежде чем искать прототипы, следует выяснить, во-пер-

484
вых, входило ли в художественный план писателя связывать своего героя в сознании читательской аудитории с какими-либо реальными лицами, хотел ли он, чтобы в его герое узнавали того или иного человека. Во-вторых, необходимо установить, в какой мере для данного писателя характерно исходить в своем творчестве из конкретных лиц. Таким образом, анализ принципов построения художественного текста должен доминировать над проблемой прототипов.
Это решительно противоречит наивному (а иногда и мещанскому) представлению о писателе как соглядатае, который «пропечатывает» своих знакомых. К сожалению, именно такой взгляд на творческий процесс отражается в огромном количестве мемуарных свидетельств. Приведем типичный пример - отрывок из воспоминаний М. И. Осиповой: «Как вы думаете, чем мы нередко его угощали? Мочеными яблоками, да они ведь и попали в „Онегина"; жила у нас в то время ключницей Акулина Амфиловна - ворчунья ужасная. Бывало, беседуем мы все до поздней ночи - Пушкину и захочется яблок; вот и пойдем мы просить Акулину Памфиловну: „принеси, да принеси моченых яблок", - а та разворчится. Вот Пушкин раз и говорит ей шутя: „Акулина Памфиловна, полноте, не сердитесь! завтра же вас произведу в попадьи". И точно, под именем ее - чуть ли не в „Капитанской дочке" - и вывел попадью; а в мою честь, если хотите знать, названа сама героиня этой повести... Был у нас буфетчик Пимен Ильич - и тот попал в повесть» (Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 424). А. Н. Вульф записал в дневнике в 1833 г.: «...я даже был действующим лицом в описаниях деревенской жизни Онегина, ибо она вся взята из пребывания Пушкина у нас, „в губернии Псковской". Так я, дерптский студент, явился в виде геттингенского под названием Ленского; любезные мои сестрицы суть образцы его деревенских барышень, и чуть не Татьяна ли одна из них» (Там же. С. 421). Из воспоминаний Е. Е. Синициной: «Чрез несколько лет встретила я в Торжке у Львова А. П. Керн, уже пожилою женщиною. Тогда мне и сказали, что это героиня Пушкина - Татьяна.
...и всех выше
И нос, и плечи подымал
Вошедший с нею генерал.
Эти стихи, говорили мне при этом, написаны про ее мужа, Керн, который был пожилой, когда женился на ней» (Там же. Т. 2. С. 83).
Высказывания эти столь же легко умножить, как и показать их необоснованность, преувеличенность или хронологическую невозможность. Однако сущность вопроса не в опровержении той или иной из многочисленных версий, потом многократно умножавшихся в околонаучной литературе, а в самой потребности дать образам ЕО плоско-биографическое истолкование, объяснив их как простые портреты реальных знакомых автора. При этом вопрос о творческой психологии П, о художественных законах его текста и путях формирования образов полностью игнорируется. Такое неквалифицированное, но весьма устойчивое представление, питающее мещанский интерес к деталям биографии и заставляющее видеть в творчестве лишь цепь не

485
лишенных пикантности интимных подробностей, заставляет вспомнить слова самого П, писавшего Вяземскому в связи с утратой записок Байрона: «Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. - Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок - не так, как вы - иначе» (XIII, -).
Об этом можно было бы не говорить, если бы реальный и имеющий научно-биографический интерес вопрос о прототипах пушкинских образов слишком часто не подменялся домыслами о том, кого из своих знакомцев П «вклеил» в роман1.
Отзвуки излишнего «биографизма» в понимании творческих процессов чувствуются даже во вполне серьезных и интересных исследованиях, таких, как ряд разысканий в специальном пушкинском номере альманаха «Прометей» (Т. 10. М., 1974). Проблема прототипов пушкинского романа нередко рассматривается с неоправданным вниманием в полезных популярных изданиях.
В связи с этим можно оставить без внимания рассуждения вроде: «Был ли у Татьяны Лариной реальный прототип? На протяжении многих лет ученые-пушкинисты не пришли к единому решению. В образе Татьяны нашли воплощение черты не одной, а многих современниц Пушкина. Может быть, мы обязаны рождением этого образа и черноокой красавице Марии Волконской, и задумчивой Евпраксии Вульф...
Но в одном сходятся многие исследователи: в облике Татьяны-княгини есть черты графини, которую вспоминает Пушкин в „Домике в Коломне". Юный Пушкин, живя в Коломне, встречал молодую красавицу графиню в церкви на Покровской площади...» (Раков Ю. По следам литературных героев. М., 1974. С. 32). Хотелось бы лишь отметить, что на основании подобных цитат у неосведомленного читателя может создаться совершенно превратное впечатление относительно забот и занятий «ученых-пушкинистов».
Говоря о проблеме прототипов героев пушкинского романа, прежде всего следует отметить существенное различие с этой точки зрения в принципах построения центральных и периферийных персонажей. Центральные образы романа, несущие основную художественную нагрузку, - создание творческой фантазии автора. Конечно, воображение поэта опирается на реальность впечатления. Однако при этом оно лепит новый мир, переплавляя, сдвигая и перекраивая жизненные впечатления, ставя в своем воображении людей в ситуации, в которых реальная жизнь отказала им, и свободно комбинируя черты, разбросанные в действительности по различным, весьма отдаленным порой характерам. Поэт может увидеть в весьма различных людях (даже
________________________
1 Своеобразным пределом такого подхода явился роман Б. Иванова «Даль свободного романа» (М., 1959), в котором П представлен в облике нескромного газетного репортера, выносящего на обозрение публики интимнейшие стороны жизни реальных людей.

486
людях разного пола1) одного человека или в одном человеке нескольких различных людей. Особенно это существенно для типизации в ЕО, где автор сознательно строит характеры центральных персонажей как сложные и наделенные противоречивыми чертами. В этом случае говорить о прототипах можно лишь с большой осторожностью, постоянно имея в виду приблизительность таких утверждений. Так, сам П, встретив в Одессе доброго, светского, но пустого малого, своего дальнего родственника М. Д. Бутурлина, которого родители оберегали от «опасного» знакомства с опальным поэтом, говаривал ему: «Мой Онегин (он только что начал его тогда писать), это ты, cousin» (Бутурлин. С. 15). Тем не менее слова эти ничего или мало что означают, а в образе Онегина можно найти десятки сближений с различными современниками поэта - от пустых светских знакомцев до таких значимых для П лиц, как Чаадаев или Александр Раевский. То же следует сказать и о Татьяне.
Образ Ленского расположен несколько ближе к периферии романа, и в этом смысле может показаться, что поиски определенных прототипов здесь более обоснованны. Однако энергичное сближение Ленского с Кюхельбекером, произведенное Ю. Н. Тыняновым (Пушкин и его современники. С. 233- 294), лучше всего убеждает в том, что попытки дать поэту-романтику в ЕО некоторый единый и однозначный прототип к убедительным результатам не приводят.
Иначе строится в романе (особенно в начале его) литературный фон: стремясь окружить своих героев неким реальным, а не условно-литературным пространством, П вводит их в мир, наполненный лицами, персонально известными и ему, и читателям. Это был тот же путь, по которому шел Грибоедов, окруживший своих героев толпой персонажей с прозрачными прототипами.
Природа художественных переживаний читателя, следящего за судьбой вымышленного героя или узнающего в персонаже слегка загримированного своего знакомца, весьма различна. Автору ЕО, как и автору «Горя от ума», было важным смешение этих двух типов читательского восприятия. Именно оно составляло ту двуединую формулу иллюзии действительности, которая обусловливала одновременно и сознание того, что герои - плоды творческой фантазии автора, и веру в их реальность. Такая поэтика позволяла в одних местах романа подчеркивать, что судьба героев, их будущее целиком зависят от произвола автора («я думал уж о форме плана» - 1, LX, 1), а в других -
________________________
1 В этом смысле больше, чем домыслы о том, какую из знакомых ему барышень «изобразил» П в Татьяне, могут дать парадоксальные, но глубокие слова Кюхельбекера: «Поэт в своей 8-й главе похож сам на Татьяну. Для лицейского его товарища, для человека, который с ним вырос и знает его наизусть, как я, везде заметно чувство, коим Пушкин переполнен, хотя он, подобно своей Татьяне, и не хочет, чтоб об этом чувстве знал свет» (Кюхельбекер-1. С. 99-100). Прообразом Татьяны восьмой главы тонкий, хотя и склонный к парадоксам, близко знающий автора Кюхельбекер считал... самого Пушкина! На проницательность этого высказывания указал Н. И. Мордовченко (см.: Мордовченко Н. И. «Евгений Онегин» - энциклопедия русской жизни // Пресс-бюро ТАСС, 1949, № 59).

487
представлять их как своих знакомых, чья судьба ему известна из бесед во время личных встреч и чьи письма случайно попали ему в руки («письмо Татьяны предо мною» - 3, XXXI, /). Но для того чтобы такая игра между условностью и реальностью сделалась возможной, автору было необходимо четко разграничить приемы типизации героев, являющихся созданием творческого воображения автора, и героев - условных масок реальных лиц. Реальный человек как исходный импульс авторской мысли мог существовать в обоих случаях. Но в одном - читателю до него нет никакого дела, а в другом - читатель должен был его узнавать и постоянно иметь перед глазами.
В свете сказанного следует понимать и заключительные стихи романа:
А та, с которой образован
Татьяны милый Идеал...
О много, много Рок отъял! (8, LI, 6-8).
Нужно ли здесь полагать, что автор проговорился против своего желания, и, ухватившись за эту улику, начинать следствие по делу об утаенной любви или же предполагать, что обмолвка входит в сознательный авторский расчет, что автор не обмолвился, а «как бы обмолвился», желая возбудить в читателе определенные ассоциации? Являются ли эти стихи частью биографии поэта или частью художественного целого ЕО?
Обрывая роман как бы на полуслове, П психологически завершил его обращением ко времени начала работы над первой главой, воскрешая атмосферу тех лет. Такое обращение перекликалось не только с творчеством П южного периода, но и было контрастно соотнесено с началом восьмой главы, где раскрывалась тема эволюции автора и его поэзии. Развитие этой мысли - прямое противопоставление «высокопарных мечтаний» романтического периода и «прозаических бредней» зрелого творчества - читатель находил в «Отрывках из путешествия Онегина», композиционно расположенных уже после конечных строф восьмой главы и как бы вносящих в эти строфы коррективы. Читатель получал как бы два варианта итога авторской мысли: заключение восьмой главы (и романа в целом) утверждало непреходящую ценность жизненного опыта и творчества ранней молодости - «путешествие» говорило противоположное:
Иные нужны мне картины: Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины, Калитку, сломанный забор, На небе серенькие тучи, Перед гумном соломы кучи... (VI, 200)
Эти положения не отменяли одно другое и не были взаимным опровержением, а бросали взаимный дополнительный смысловой отсвет. Такая диалогическая соотнесенность касается и интересующего нас вопроса: в концовке восьмой главы восстанавливался столь важный для «южного» творчества миф об утаенной любви - один из основных составляющих элементов жизненной позы романтического поэта («а та, с которой образован...»).

488
Читателю не надо было делать усилий, чтобы припомнить намеки на «безымянную любовь», разбросанные в пушкинском творчестве романтического периода. Призрак этой любви, воскрешенный в конце романа со всей силой лиризма, сталкивался в «путешествии» с ироническими строками о «безымянных страданиях», оцененных как «высокопарные мечтанья» (VI, 2W).
Мы не знаем, имел ли в виду П в последней строфе романа реальную женщину или это поэтическая фикция: для понимания образа Татьяны это абсолютно безразлично, а для осмысления этой строфы достаточно знать, что автор счел необходимым напомнить о романтическом культе утаенной любви.
Именно потому, что главные герои ЕО не имели прямых прообразов в жизни, они исключительно легко сделались для современников психологическими эталонами: сопоставление себя или своих близких с героями романа становилось средством объяснения своего и их характеров. Пример в этом отношении подал сам автор: в условном языке разговоров и переписке с А. Н. Раевским П, видимо, именовал «Татьяной» какую-то близкую ему женщину (высказывалось предположение, что Воронцову; справедливые сомнения в этом см.: Макогоненко Г. П. Творчество А. С. Пушкина в 1830-е годы (1830-1833). Л., 1974. С. 74). Следуя этому условному употреблению, А. Раевский писал П: «...сейчас расскажу вам о Татьяне. Она приняла живейшее участие в вашем несчастии; она поручила мне сказать вам об этом, я пишу вам с ее согласия. Ее нежная и добрая душа видит лишь несправедливость, жертвою которой вы стали; она выразила мне это со всей чувствительностью и грацией, свойственными характеру Татьяны» (XIII, 106 и 530). Очевидно, что речь идет не о прототипе Татьяны Лариной, а о перенесении образа романа в жизнь. Аналогичный пример - имя Тани, под которым фигурирует Н. Д. Фонвизина в письмах И. И. Пущина к ней и в ее собственных письмах к нему. Н. П. Чулков писал: «Таней Фонвизина себя называет потому, что, по ее мнению, Пушкин с нее написал свою Татьяну Ларину. Действительно, в ее жизни было много сходства с героиней Пушкина: в юности у нее был роман с молодым человеком, который от нее отказался (правда, по другим причинам, нежели Онегин), затем она вышла замуж за пожилого генерала, страстно в нее влюбленного, и вскоре встретилась с прежним предметом своей любви, который в нее влюбился, но был ею отвергнут» (Декабристы // Государственный литературный музей. Летописи. Кн. III. M., 1938. С. 364).
Обилие «применений» образов Татьяны и Онегина к реальным людям показывает, что сложные токи связи шли не только от реальных человеческих судеб к роману, но и от романа к жизни.
Исчерпать онегинский текст невозможно. Сколь подробно ни останавливались бы мы на политических намеках, многозначительных умолчаниях, бытовых реалиях или литературных ассоциациях, комментирование которых проясняет различные стороны смысла пушкинских строк, всегда остается место для новых вопросов и для поисков ответов на них. Дело здесь не только в неполноте наших знаний, хотя чем более трудишься над приближением текста к современному читателю, тем в большей мере с грустью

489
убеждаешься в том, сколь многое забыто, и частично забыто бесповоротно. Дело в том, что литературное произведение, пока оно непосредственно волнует читателя, живо, то есть изменчиво. Его динамическое развитие не прекратилось, и к каждому поколению читателей оно оборачивается какой-то новой гранью. Из этого следует, что каждое новое поколение обращается к произведению с новыми вопросами, открывая загадки там, где прежде все казалось ясным. В этом процессе две стороны. С одной - читатели новых поколений больше забывают, и поэтому прежде понятное делается для них темным. Но с другой стороны, новые поколения, обогащенные историческим, порой купленным тяжелой ценой опытом, глубже понимают привычные строки. Казалось бы, зачитанные и заученные стихи для них неожиданно открываются непонятными прежде глубинами. Понятное превращается в загадку потому, что читающий обрел новый и более глубокий взгляд на мир и литературу. А новые вопросы ждут нового комментатора. Поэтому живое произведение искусства нельзя прокомментировать «до конца», как нельзя его «до конца» объяснить ни в каком литературоведческом труде.
В романе Л. Н. Толстого «Декабристы» вернувшаяся из Сибири декабристка, сравнивая старого мужа с сыном, говорит: «Сережа моложе чувствами, но душой ты моложе его. Что он сделает, я могу предвидеть, но ты еще можешь удивить меня». Это можно применить ко многим романам, написанным после «Евгения Онегина». Что они «сделают», мы часто можем предвидеть, но пушкинский роман в стихах «еще может нас удивить». И тогда потребуются новые комментарии.

Прототип

Прототип (от греч. prototypon – прообраз) – определенное конкретное лицо или несколько лиц, послуживших писателю основой для создания обобщенного образа-персонажа в художественном произведении. Писатель при этом может отобрать для своего персонажа наиболее типичные черты характера прототипа, его внешности, речи и т.д.

Иногда исходным мотивом для создания художественного образа может послужить какое-либо яркое событие, связанное с определенной личностью в действительности. Так, исследователи предполагают, что прототипом образа Владимира Дубровского (в одноименном романе А. С. Пушкина) мог послужить помещик Дубровский, возглавивший в 1773 г. бунт крестьян Псковской губернии.

Уровень обобщения (типизации) зависит от художественного метода: в герое классическом или романтическом могут быть запечатлены отдельные, наиболее яркие черты, в реалистическом персонаже, помимо художественного обобщения на индивидуальном уровне, необходима также глубокая социально-психологическая соотнесенность.

Писателю-реалисту требуется часто наблюдать значительное число конкретных людей с близкими его замыслу чертами, чтобы создать образ большой глубины художественного обобщения. Такие образы называются собирательными.

Таков образ Евгения Онегина, прототипами которого послужили Пушкину окружавшие его молодые люди светского общества.

Писатель, не обладающий достаточным мастерством и талантом художественного обобщения, творческой фантазии, рискует оказаться простым копиистом действительности и даже натуралистом.

По-иному рассматривается роль прототипа в художественно-историческом литературном жанре. Здесь необходима определенная соразмерность творческой фантазии и исторической достоверности. Таков образ Пугачева в "Истории Пугачева" или образ Бориса Годунова в одноименной трагедии А. С. Пушкина. И, наконец, еще одна функция прототипа в художественно-мемуарном жанре. Здесь зависимость писателя от реальных фактов действительности, а следовательно, от прототипов, наибольшая, хотя для любого художественного произведения наличие типизации, творческой фантазии обязательны.

Портрет

Портрет (от фр. portrait – изображение, описание внешности) – составная часть структуры персонажа. Литературный портрет – понятие объемное. В него входят не только внутренние черты героя, составляющие суть характера человека, но и внешние, дополняющие, воплощающие в себе типичное, характерное и индивидуальное. "Хороший живописец должен писать две главные вещи: человека и представление его души" – так сформулировал Леонардо да Винчи задачу, стоящую перед художником. Портрет персонажа – один из важных компонентов произведения, органически слитый с композицией текста и идеей автора.

У каждого художника слова своя манера создания образа-персонажа, составная его поэтики. Существуют и объективные приемы портретных характеристик. Развитие портретного искусства тесным образом связано со сменой и эволюцией литературно-художественных стилей. Так, портрет в сентиментализме отличается определенной живописностью, он отражает чувственный мир героя. В романтической эстетике доминирует яркая деталь, подчеркивающая ту или иную особенность характера, проявляющую инфернальную или сакральную сущность души. Живописность портретного описания достигается за счет обилия красочных средств и метафор.

Акцент на какой-то одной детали свойствен любому типу портрета (сентименталистскому, романтическому, реалистическому, импрессионистическому). Например, портрет Сильвио из повести А. С. Пушкина "Выстрел": "Мрачная бледность, сверкающие глаза и густой дым, выходящий изо рта, придавали ему вид настоящего дьявола". Или описание революционерки Шустовой в романе Л. Н. Толстого "Воскресение": "...невысокая полная девушка в полосатой ситцевой кофточке и с вьющимися белокурыми волосами, окаймлявшими ее круглое и очень бледное, похожее на мать лицо". Именно употребление определенных для эстетики эпитетов придает этим портретам различную романтическую или реалистическую интонацию. В обоих портретах названа одна деталь – "бледность". По в облике Сильвио это "бледность" рокового героя, а у Л. Н. Толстого – болезненная бледность героини, которая томится в мрачной тюрьме. Уточнение – "очень бледное, похожее на мать лицо" (хотя читатель никогда не видел и не увидит в тексте романа портрета матери этой девушки) – усиливает читательское сострадание к революционерке.

Прототип это реально существовавшее лицо, послужившее автору прообразом (моделью) для создания литературного персонажа. «Переработка» прототипа, его творческое преображение - неизбежное следствие художественного освоения первоначального жизненного материала. Степень ориентированности на прототип, характер его использования зависят от направления, жанра и творческой индивидуальности писателя. Наличие прототипа, иногда жизненно значимого для автора и дающего импульс работе над произведением, - существенная черта литературного творчества, особенно реалистического, с его жизнеподобием, бытовым колоритом, психологизмом - в отличие от литератур и стилей, отмеченных высокой степенью нормативности и демонстративной условностью (классицизм, барокко, символизм). Обращение к прототипу наиболее важно в автобиографических сочинениях (ранняя трилогия Л.Н.Толстого, 1852-57) и в автопсихологической лирике (в качестве прототипа лирического героя здесь выступает сам поэт). Применительно к документальной литературе, где реальные лица и события называются прямо и воссоздаются точно, о прототипе говорить нет оснований (хотя элементы творческого переосмысления фактов присутствуют и здесь).

Литературный персонаж может иметь несколько прототипов , совмещая в себе отдельные черты различных лиц, известных автору. Так созданы образы Грушницкого в «Герое нашего времени» (1839-40) М.Ю.Лермонтова, Ариадны в одноименном рассказе А.П.Чехова. Но часто автор, создавая образ, опирается на одно реальное лицо, воспринятое и познанное им как близкий художественной завершенности тип. «Без уездного врача Дмитриева не было бы Базарова… Меня поразила в нем базаровская манера, и я стал всюду приглядываться к этому нарождающемуся типу» (Тургенев И.С. Русской писатели о литературном труде). Существование прототипа не исключает близости созданного на его основе образа какому-либо литературному герою. Толстовская Наташа Ростова, имея своего прототипа - Таню Берс, обладает в то же время и чертами героини романа М.Э.Брэддон «Аврора Флотт» (1863).

Использование прототипа нередко связано с глубоко личными сторонами жизни писателя, не заинтересованного в их публичном обсуждении. Поэтому, особенно когда речь идет о литературе, современной автору, существуют этические границы изучения прототипа, легко могущего обернуться бестактным «подглядыванием» за писателем и его окружением. Знаменателен протест Т.Манна против предания гласности (которое угрожало серьезной обидой и даже скандалом) того факта, что прототипом Пепперкорна из «Волшебной горы» послужил драматург Г.Гауптман (Манн Т. Письма). В восприятии произведения читателем «знание истоков, вспоивших вдохновение художника», порой способно смутить людей и даже «уничтожить воздействие прекрасного произведения» (Манн Т. Собрание сочинений: В 10 томах. Том 7). Прототип обычно становится предметом биографического описания и литературоведческого исследования лишь значительно позже времени написания произведения (автобиографическая основа поэзии А.А.Блока значительно полнее, чем прежде, вырисовывается в публикации: Блок А. Письма к жене). Особенно важно изучение прототипа, когда сам художественный текст свидетельствует, что автор связывает своего героя с реальным лицом (ряд произведений Н.С.Лескова).

Слово прототип произошло от греческого prototypon, что в переводе означает - прообраз.

дипломная работа

1.1 Анализ исторических и современных прототипов, аналогов творческих источников

Создавая современную одежду, необходимо учитывать не только ее удобство, практичность, экономические показатели, но и эстетические качества. Проектируемый костюм для художника-модельера является не просто предметом быта -- это, прежде всего средство выражения художественного видения мира. Посредством костюма дизайнер всегда старается донести до зрителя определенную информацию.

Идеи новых костюмных форм и образов приходят к художнику не случайно. Как правило, это результат долгого изучения и осмысления разнообразных явлений нашей жизни. Источником, вдохновляющим модельера на творчество, может стать любое проявление как реального мира, так и идеального. Каждый аспект жизни человеческого общества (история, политика, наука, литература, искусство и т.д.) способен вызвать в сознании дизайнера художественные образы, которые он затем переносит в проектируемые изделия.

Способность видеть красоту и уникальность в самых привычных предметах и явлениях окружающего нас мира является существенной частью таланта художника. Настоящему профессионалу помочь в рождении идеи способно любое явление нашей жизни. В сознании художника могут возникнуть образы будущего изделия после прочтения книги, просмотра кинофильма или театрального спектакля. Прообразами коллекций иногда бывают яркие исторические личности.

Дать толчок к рождению новой идеи могут и какие-то события, например, освоение космоса, Олимпийские игры, научные открытия, вызвавшие в общественной жизни сильный резонанс. Все это можно охарактеризовать одним термином - творческий источник.

Для создания коллекции использовались два творческих источника:

1. Народный стиль (этнографический)

2. Вышивка

Одно из направлений современной моды, использует привлекательную простоту старинных приемов создания одежды. Народный стиль обогатил молодежную моду насборенными юбками, просторными блузками-рубахами, вязанными вручную крупной вязкой жилетами, чулками, шарфами.

Из материалов Международной научно-практической конференции "Народная художественная культура, как стратегический ресурс развития России":

«На современном этапе подготовки к жизни подрастающего поколения нужно заботиться не только о качестве общеобразовательных дисциплин, но и уделять время художественно-эстетическому воспитанию, в котором должное место необходимо отвести изучению своих истоков, традиций, культуры.

Одним из аспектов народной культуры является его традиционная одежда. Она отражает традиции народа, его мировоззрение и мировосприятие.

В наши дни традиционный костюм представляет интерес не только с художественной, но и с исторической, этнографической, социологической и научной точки зрения. Народный костюм - важная часть традиционной художественной культуры. И эта часть народного искусства отличается высокой художественностью и разнообразием. Мастерство, с которым женщины пряли, ткали, вышивали, сохраняя вековые традиции, удивляют всех, кто хотя бы раз соприкоснулся с народным костюмом. Знание истоков его художественной природы, дает возможность подрастающему поколению приобщиться к традиционной русской культуре, позволяет воспитывать в них определенное восприятие мира, развивать творческие качества личности, обеспечивающие готовность наследовать духовные ценности народного искусства».

Рис. 1. Обрядовый народный

Рис. 2. Венчальный народный костюм

И сегодня народный костюм привлекает многих. Он не утратил свою актуальность и в наши дни. Им интересуются не только этнографы, историки и искусствоведы. Многие ведущие модельеры (не только российские) используют в своих коллекциях элементы народного костюма и даже создают целые коллекции по его мотивам. А ведь эти "сряды", "обряды", "наряды" были изготовлены руками простых, неграмотных крестьянок, которые не осознавая того создавали шедевры мировой художественной культуры.

Рис. 3. Показ осенне-зимней коллекции 2006-2007 Jean Paul Gaultier

Рис. 4. Показ осенне-зимней коллекции 2006-2007 Jean Paul Gaultier

Рис. 5. Русские валенки от итальянской марки Judari

К теме народного костюма обращались и Джанни Версаче, и Пако Рабан. Даже в одной из коллекций мадам Шанель маленькие платья были декорированы тесьмой, изготовленной в традиционном русском стиле. Российский модельер Вячеслав Зайцев неоднократно создавал коллекции на основе русского народного костюма, что приводило в восторг не только соотечественников, но и зарубежных ценителей моды. Еще один метр российского моделирования - Валентин Юдашкин так же в своих работах неоднократно обращается к истокам традиций, в частности, к вышивкам на платьях из коллекций Pret-a-porte и даже от Couture. Возможно, после многих лет забвения настоящая народная традиция необходима нам сегодня для осознания своей самобытности, для восстановления почти утраченных связей с прошлым, со своими корнями, для правильного воспитания современного поколения.

Говоря о народном костюме, мы обращаемся к костюму крестьянской среды. Он сложился в глубокой древности, тогда же был наделен знаковыми чертами. Одежда была приспособлена к природным климатическим условиям и соответствовала образу жизни человека. Комплекс народного костюма испокон веков нес в себе особый духовный смысл, в котором проявлялась психология каждого народа. Костюм отражал эстетические воззрения народа, восходящие к понятиям жизни и смерти, молодости и старости, продолжения рода и единства с людьми, живущими рядом.

Русский народный костюм - это не только многообразие стилей и видов одежды, не только уклад жизни русских людей на огромном пространстве. Это взаимодействие видимого и невидимого мира. Это слышимые звуковые вибрации и сокрытые от всех женские чувства и помыслы, с которыми не принято было делиться в крестьянской среде, но которые "вшивались" в узоры и растворялись в многовековой толще времени, соотнося личную жизнь с жизнью предков.

Хочется отметить Всероссийский конкурс "Русский костюм на рубеже эпох", проводимый вот уже в пятый раз в городе Ярославле Государственным Российским Домом народного творчества. Номинации конкурса интересны и разнообразны. Это реставрация и реконструкция этнографического костюма в локальных особенностях его изготовления. Это современный костюм, отвечающий требованиям сегодняшней моды, с использованием современных технологий, материалов, сохраняющий традиционные особенности и колорит русского костюма. Это сценический костюм со стилизацией народных мотивов, сочетающийся с репертуарной программой творческих коллективов.

Время уходит от нас безвозвратно, но сколько еще всего можно спасти, открыть, изучить. Ведь это невоспроизводимый материал, это часть нашей культуры, часть нашей души, часть нашего народного достояния, и забывать об этом, мы не имеем права.

Необходимо поддерживать интерес мастеров и модельеров, стремящихся к изучению, сохранению и развитию традиций русского костюма, воспитывать и помогать формировать эстетические вкусы подрастающего поколения на основе традиционной культуры, выявлять и поддерживать талантливых мастеров, новые коллективы и авторские центры в области создания русского костюма в его региональном многообразии.

Вторым, но не менее важным творческим источником, повлиявшим на создание моей коллекции послужила вышивка.

Искусство вышивания имеет многовековую историю. На территории нашей страны археологами обнаружены фрагменты одежды, вышитой золотыми нитями. Находки относящиеся к IX- XII векам, подтверждают, что вышивка существовала и развивалась уже в эпоху Древней Руси.

Рис. 6. Современные свадебные наряды в украинском народном стиле

Рис. 7. Девушки в свадебных платьях в народном украинском стиле

С языческих времен женщины-вышивальщицы создавали в своих вышивках-картинах сцены бытовой жизни. Чаще всего вышивкой украшали постельники (простыни), концы которых свешивались с кроватей, а также полотенца, скатерти, занавесы, свадебные и праздничные рубахи, холщевые сарафаны, головные уборы, платки. Вышитое полотенце использовалось не только в быту.

Ритуальные, богато расшитые полотенца развешивали на священных деревьях, придорожных и могильных крестах, украшали ими капища идолов. Позднее, в христианские времена, появился обычай украшать вышитыми полотенцами иконы, зеркала и окна. На свадьбе, масленице, при рождении или смерти человека вышитые полотенца были священным оберегом. Особую силу оберегать людей от злых сил, болезней и стихий приписывали обыденному («об один день сделанному») полотенцу. Оно создавалось несколькими мастерицами за один день или сутки и считалось безупречно чистым. Вышивальщицы часто изображали священное дерево и фигуру человека с воздетыми к солнцу руками - традиционный религиозный жест и языческих и христианских времен. Узоры воспроизводили знаки доброго пожелания (крючковатый крест, круг, ромб, розетка), символических животных, райских птиц.

Рис. 8. «Райская птица»

Рис. 9. Геометрический орнамент

Рис. 10. Обозначение символических знаков в вышивке

До ХVIII века вышиванием занимались в основном женщины из знатных семей и монахини. Церковные облачения, богатую одежду царей и бояр шили из дорогих тканей (шелка, бархата) и вышивали золотыми и серебряными нитями, сочетавшимися с жемчугом и самоцветами. Цветным шелком и золотыми нитями украшали также свадебные полотенца, праздничные рубахи и платки. Искусной рукодельницей была дочь русского царя Бориса Годунова - Ксения. Вышитое в 1601 году её руками покрывало на церковный престол с изображением Богоматери, Христа, Иоанна Предтечи, поклоняющегося им Сергия Радонежского и Никона сохранилось до наших дней. Это шитье золотом, серебром и драгоценными камнями по бархату. Работа тонкая и кропотливая. С ХVIII века вышивание становиться одним из основных занятий девушек-крестьянок. Изделия выполнялись из простых, недорогих тканей, но отличались высоким художественным мастерством. Вышивальщицы сами создавали узоры и подбирали цвета.

Рис. 11. Праздничная скатерть

Рис. 12. Обрядовые пояса для рубах

Русские крестьянские вышивки можно разделить на две основные группы: северных областей и среднерусской полосы. К распространенным приемам северной вышивки относятся: крест, роспись, вырезы, белая мелкая строчка, сквозное шитье, выполняемое по сетке, белая и цветная гладь. Чаще всего узоры выполнялись красными нитками по белому фону или белыми нитками по красному фону. Фон использовался мастерицами как элемент узора. Квадратики и полоски внутри крупных фигур (птицы-павы, барса, дерева) вышивались синей, желтой и темно-красной шерстью.

Для Русского Севера характерна белая строчка, для Верхнего Поволжья - цветная. В Ярославской области для цветных строчевых вышивок подбирались шелковые нитки нежных тонов или шерстяной гарус.

В Олонецкой, Вологодской и западной части Архангельской области вышивали преимущественно тамбуром. Белая и цветная гладь с растительными мотивами характерны для Владимирской области, золотое шитье - для Тверской, гипюры - для Горьковской и Ивановской областей. В узорах северной вышивки сюжетные мотивы преобладали над геометрическими.

Узоры рисовали на бумаге в клетку и вышивали по счету нитей в ткани. Сложные композиции выполнялись контурно, одним цветом, одним приемом вышивки. Вышивки Калужской, Тульской, Рязанской, Смоленской, Орловской и других среднерусских областей многоцветны. Орнамент - вышивках часто встречается образ птицы. Это петухи, павлины, водоплавающие и хищные птицы. Еще один популярный мотив - кони, расположенные по сторонам деревца и несущие на себе всадника. Встречаются изображения змей, лягушек, которым в старину приписывали сверхъестественную таинственную силу. Солнце изображалось в форме круга, ромба, розетки. Женская фигура и цветущее дерево олицетворяли плодородие. Расположение узора и приемы вышивки зависели от формы одежды, которую шили из прямых кусков ткани.

Рис. 13. Русская гладь

Рис. 14. Владимирские верхошвы

Вышивку размещали вдоль соединительных швов, на предплечьях, концах рукавов, разрезах на груди, подолах передников. К 13-15 годам крестьянские девочки должны были приготовить себе приданное. Это были вышитые скатерти, подзоры, головные уборы, полотенца. Перед свадьбой устраивали публичный показ приданого как свидетельство трудолюбия и мастерства невесты. В крестьянских семьях одежду шили из домотканых льняных и шерстяных тканей. Её украшали не только вышивкой, но и кружевами, тесьмой, вставками из цветного ситца.

Рис. 15. Простые мережки

Во второй половине XIX века на смену домотканому холсту пришли фабричные ткани. Вместе с ними практически исчезли вышивки выполненные счетными швами. Появились вышивки крестом, образцами которых служили красочные обертки от мыла. В конце XIX - начале XX века мастерицы-вышивальщицы увлекались белыми ажурными вышивками по крупной сетке, получившими название гипюр. В 1920-1930 годах появились накидки, диванные подушки, скатерти с вышитыми на них самолетами, тракторами, аэропланами и даже государственными символами - пятиконечной звездой, серпом и молотом. Городская вышивка по-прежнему находилась под влиянием стиля «модерн».

В приложениях к «Женскому журналу» печатались узоры для вышивки тамбуром и модной в предвоенные годы машинной ажурной вышивки ришелье. В послевоенные годы были созданы уникальные произведения монументального искусства - сюжетно-тематические занавесы-панно, посвященные победе над врагом, городам-героям. Архитектурные мотивы дополнялись растительными узорами с дубовыми и лавровыми ветвями, олицетворяющими могущество и славу Родины. Современная мода вновь обращается к вышивке- декоративному изящному элементу, украшающему одежду и наш быт. С развитием новых технологий, выпуском новейшей вышивальной техники процесс создания вышивки значительно ускорился и упростился. С помощью вышивальных машин, специальных программных средств для вышивки получена возможность для проявления творчества практически у любого желающего прикоснуться к этому виду декоративно-прикладного искусства. Машинная вышивка упростила и облегчила труд вышивальщиц, оставив больше времени на идеи и фантазии применительно к вышивка.

Воротник женской блузы

Создание одежды, способной к видоизменениям (т.е. трансформируемой), всегда было связано с обеспечением многих важных функций жизнедеятельности человека. Трансформирующиеся изделия создаются для динамичного образа жизни и жизненных ситуаций...

Воротник женской блузы

На этой стадии проектно-конструкторских работ проводится анализ уровня лучших образцов аналогичных изделий, разработанных в отечественной и зарубежной промышленности (анализ изделий-аналогов). Аналогами могут быть, прежде всего...

Машина для нарезки продуктов на ломти

К полуавтоматическим слайсерам можно отнести следующий ассортимент: 1. Слайсер ES-220 предназначен для нарезки салями, ветчины, мяса, сыров, овощей. нож из хромированной стали...

Модель современного свадебного платья для молодой девушки

Новинки моды всегда были под пристальным вниманием. А мода на свадебные платья особенно. Посетив свадебный салон, можно понять, что свадебная мода имеет несколько направлений. Отдельно стоит выделить классические свадебные платья...

Модернизация токарного станка HOESCH D1000

Задачи автоматического управления определяют спецификацию функций, которые должна выполнять система управления. В общем случае перечень этих функций может представлять сотни позиций...

Проект упаковки для пищевой промышленности

Новогодняя упаковка, казалось бы, представлена очень широко, но при более детальном рассмотрении оказывается, что все экземпляры более или менее однотипны. Можно провести условное деление новогодней упаковки на две категории: 1...

Проектирование коллекции молодежной одежды

Любой индивидуальный стиль создается в контексте существующих социальных стандартов. Одежда является важнейшим элементом в сложной системе, характеризующей культуру, цивилизацию. Одним из наиболее значимых социальных стандартов...

Проектирование модельной конструкции мужского костюма (пиджак, брюки) с элементами спортивного стиля с учетом современного направления молодежной моды

На сегодняшний момент в мужской моде ощущается явное преобладание элегантного стиля, свидетельствующего о возращении образа джентльмена, а одним из ее характерных отличий стал наметившийся уход от минимализма...

Разработка конструкторской документации на тумбу

Разработка конструкции двухтумбового стола

Стол 1,6 х 0,7 х 0,74Н с двумя тумбами на 4 ящика Стол двухтумбовый. Столешница облицованна антиударной кромкой ПВХ толщиной 2мм. Корпус облицован кромкой ПВХ толщиной 0,5мм. Встроенные тумбы на 4 ящика. Регулируемые по высоте опоры стола...

Разработка конструкции и технологии производства для шоу-бокса

Одна из основных тенденций современного рынка - любая продукция должна быть упакована. Значительную долю среди видов упаковки занимает упаковка из бумаги и различных видов картона и гофрокартона. Причин этому несколько: низкая стоимость...

Разработка конструкции стола письменного двухтумбового

Проследив историю мебели на протяжении почти всей цивилизации человечества, нетрудно заметить, что у большинства современных изделий имеется немало прототипов и аналогов из далекого прошлого...

Разработка модельной конструкции и проектно-конструкторской документации женской одежды

Тенденции этого сезона тяготеют к классическим формам. В новых коллекциях женских пальто основными темами стали два направления: прямые и А-силуэты 70-х с их летящим кроем, женственная элегантность 60-х, воплощенная через минимализм...

Разработка технологического процесса изготовления детали "Пробка"

Эффективность производства, его технический прогресс, качество выпускаемой продукции во многом зависят от опережающего развития производства нового оборудования, машин, станков и аппаратов...

Технология изготовления кефира

Значительную долю в объемах выпускаемой современной мясоперерабатывающей промышленностью колбасной продукции занимают эмульгированные мясные продукты широкого ассортимента, такие как сосиски, сардельки, колбаски-гриль...

В 1938 году на экраны Советского Союза вышел замечательный фильм «Александр Невский» талантливого режиссера Сергея Михайловича Эйзенштейна. Картина сразу же завоевала всенародную любовь. Захватывающий сценарий Эйзенштейна и Павленко, гениальная музыка Прокофьева, яркие, запоминающиеся образы, воплощенные советскими актерами, предопределили оглушительный успех картины.

К слову об актерах, образ Александра Невского в исполнении Николая Черкасова получился настолько удачным, что именно его профиль изобразили на ордене Александра Невского :

Основная часть фильма посвящена, произошедшей в 1242 году, битве на Чудском озере, вошедшей в летописные источники как Ледовое побоище. Батальная сцена удалась на славу. Смотрится впечатляюще даже в наше, избалованное спецэффектами и компьютерной графикой, время. Особенно сильной и запоминающейся сценой был момент потопления рыцарского воинства. Думается, что зрители очень хорошо запомнили, как под тяжеловооруженными немецкими рыцарями проломился лед, и как захватчиков поглотили черные воды Чудского озера.

Фильм Эйзенштейна получился настолько ярким и запоминающимся, что показанные в картине события и эпизоды, стали восприниматься как объективная историческая истина. Я был изрядно удивлен, когда, проверяя домашнюю работу у старшей дочери (ученицы третьего класса), услышал описание Ледового побоища, полностью повторяющее события фильма «Александр Невский». Оказывается именно в таком виде этот исторический эпизод ученикам рассказал их учитель.

Поскольку единичный пример не может быть достаточно показательным, я решил провести небольшой опрос. В качестве целевого эпизода был выбран именно момент с потоплением отступающего немецкого воинства. Вопрос звучал так: Провалились ли немецкие рыцари под лед Чудского озера в Ледовом побоище?
Голоса респондентов распределились следующим образом:

• Да, ответили 46 процентов опрошенных;


• Нет, ответили 32 процента;


• Не знаю, ответили 22 процент.

Таким образом получилось, что почти половина всех опрошенных считает, что тевтонские рыцари действительно провалились под лед в битве на Чудском озере и только треть посчитала, что такого эпизода не было.

Но может быть те, кто считает экранизированную версию верной, действительно правы? Что на это счет говорят источники? Ни в Лаврентьевской летописи, ни в Новгородской первой летописи старшего извода, ни в старшей Ливонской рифмованной хронике, ни даже в Житие Александра Невского такого эпизода найти не удается.

Откуда же взялось 46 процентов положительных ответов? Частично, за это несет ответственность режиссер Эйзенштейн и его прекрасное творение. Но, как мне подсказали некоторые из опрошенных, описание Ледового побоища с эпизодом потопления немецких рыцарей, встречался также и в школьных учебниках.

Например, берем учебник для шестого класса «История России с древнейших времен и до конца XVI века» за авторством Данилова А.А. и Косулиной Л.Г.. В параграфе 13 в описание Ледового побоища присутствует следующий абзац: «Много рыцарей было убито и взято в плен, часть из них под тяжестью доспехов и коней ушла под лёд. Остальные в панике бежали, преследуемые русской конницей.»

Откуда авторы взяли этот эпизод, для меня остается загадкой. Просмотрел используемую при составлении учебника литературу, но первоисточника мифа о потоплении не обнаружил. Ни у Карамзина, ни у Соловьева, ни у Янина или Фроянова такого эпизода нет. Может конечно, что и пропустил, но по всей видимости это авторское дополнение. Придумали ли авторы это самостоятельно или почерпнули из фильма Эйзенштейна, остается под вопросом.

Что любопытно, в более свежем учебнике «История России с древнейших времен до XVI века» за авторством Андреева И.Л. и Федорова И.Н. эпизод, с провалившимися под лед рыцарями, отсутствует.
Само собой разумеется, что Эйзенштейн не преследовал своей целью внушить кому бы то ни было ложное видение исторической реальности. Но и ограничиваться весьма небогатым фактологическим материалом режиссер не собирался. Вот что вспоминает жена Николая Черкасова:

«Черкасов горевал, что у него нет биографии образа, нет человеческих подробностей:

— Что известно об Александре Невском? Ничего, кроме имени да песен Луговского, никаких портретов не сохранилось, да и не могло их быть…
Эйзенштейн не спорил, но было видно, что его, скорее, устраивало отсутствие документальных данных. Ничто его не связывало, он был единственным, «монопольным» собственником этой темы. Он и история.»

Имея перед собой весьма ограниченный базис информации, состоящий по сути лишь из нескольких имен, географических названий и самого факта прошедшего в 1242 году сражения, режиссер «нарастил» эту историю выдуманными эпизодами и персонажами, чья цель заключалась только лишь в донесение художественного замысла, а не в искажении исторической истины.
Хочу заметить, что я ничего не имею против фильма «Александр Невский». Это одна из моих любимейших картин. А эпизод, с провалившимися под лед тевтонцами, был выбран сугубо в качестве канонического примера.

На основе этого эпизода, мы провели небольшое исследование, которое продемонстрировало предположение о влиянии художественного вымысла на формирование исторического мнения.
Подытожив полученный опыт, можно сделать следующий вывод: в отдельных случаях художественные произведения или их составляющие могут восприниматься людьми в качестве исторической правды, как это и произошло с картиной Эйзентшейна.

Но что справедливо для одного художественного произведения, будет справедливо и для другого. Ведь не будем же мы утверждать, что творчество Эйзенштейна обладает исключительной силой внушения, недоступной другим фильмам, книгам или музыкальным произведениям? Скорее всего, объяснение следует искать в особенностях работы человеческого разума, а не в отдельных свойствах того или иного художественного произведения.

И действительно, не составит большого труда вспомнить несколько других примеров того, как благодаря художникам, писателям или кинематографистам были созданы или растиражированы определенные исторические заблуждения. Вот некоторые из них: «Викинги носили рогатые шлемы» ; «Рыцарские доспехи были такими тяжелыми, что рыцарь не мог самостоятельно сесть на коня» ; «Боевой топор весил несколько десятков килограмм» ; «Блоки для строительства египетских пирамид невозможно вырезать без современных технологий» .

Одним из наиболее продуктивных в этой области творцов оказался английский писатель и драматург Уильям Шекспир.

Львиная доля крылатых фраз и изречений, якобы принадлежащих знаменитым историческим личностям, на самом деле вышла из под его пера. Это именно шекспировский Цезарь шепчет перед смертью: «И ты, Брут!» . Это шекспировский Ричард кричит в пылу сражения: «Коня, коня, полцарства за коня!» . Этот список можно продолжать очень долго — Шекспир был очень плодотворен на исторические произведения и крайне богат на яркие слова.

Некоторые персонажи произведений Шекспира получились столь яркими и запоминающимися, что вытеснили фигуры своих реальных прототипов. Так, Джон Фастальф («Виндзорские насмешницы», «Генрих IV») превратился в эталонный образ пьяницы, труса и пройдохи, тогда как реальный Джон Фастальф был известным полководцем, государственным деятелем и меценатом.

Итак, какие же можно выделить характерные приемы, так или иначе воздействующие на восприятие исторической реальности?
1) Явный вымысел. Использование выдуманных происшествий и персонажей в канве исторических событий;
2) Преувеличение или преуменьшение. Т.е. изменение количественной характеристики события;
3) Недосказанность, т.е. умолчание о том или ином аспекте исторического события;
4) Эмоционализация события или исторического персонажа.
Рассмотрим каждый из этих приемов в отдельности.

Явный вымысел:

Этот прием характеризуется тем, что создатель дополняет реальные исторические события вымышленными персонажами или вымышленными эпизодами, нарушает пространственно-временные рамки и использует неверную материальную базу.

В рассматриваемом нами фильме «Александр Невский» как раз используется этот прием. Т.е. в канву реального события, вторжения войска тевтонского ордена на землю русских княжеств, вплетаются выдуманные эпизоды (например, потопление рыцарей) и выдуманные персонажи (например, псковский воевода, вступивший в сговор с немцами).

Другой пример, в романе «Три мушкетера», Александр Дюма в интересах художественного замысла достаточно вольно перемещает своих персонажей во времени. Например, на момент описываемых событий (1625 год) персонаж Портоса — уже взрослый мушкетер, тогда как его прототипу было всего 8 лет. Литературный д’Артаньян также оказывается взрослее. В книге ему 18 лет, тогда как историческому д’Артаньяну по различным данным могло быть от 5 до 15 лет.

Неверная материальная база — это наверное самая распространенная историческая неточность в художественных произведениях. Художники, писатели, режиссеры редко уделяют пристальное внимание точности предметов быта, одежды или вооружения. В отдельных случаях имеет место даже осознанное искажение исторической реальности в интересах художественного замысла.

Например, шотландцы в фильме «Храброе сердце» поголовно носят килты. В общем то достаточно естественно изобразить гордых шотландцев в их национальной одежде, но загвоздка в том, что первое упоминание килтов относится ко времени на две сотни лет позже описываемых событий. А нательные рисунки, выполненные голубой краской, так органично подчеркивающие свободолюбивый нрав и дикую натуру шотландских героев, использовались не шотландцами, а пиктами, древним народом, населяющим Шотландию за 400 лет до рождения Уильями Уоллеса.

Рис.4. Кадр из фильм «Храброе сердце».

Как может повлиять такого рода прием? Поскольку автор редко указывает, где кончается исторический факт и начинается художественный вымысел, то зритель, воспринявший художественное произведение всерьез, рискует получить в голове кашу из вымысла и реальности. А ошибочные предпосылки могут привести к ошибочным выводам.

Преувеличение и преуменьшение:

В этом случае автор использует за основу вполне реальное историческое событие. Но не выступая против самого события, искажает его количественные характеристики. Здесь речь может идти о гипертрофированном преувеличении масштаба события или, напротив, о принижении того или иного явления.

При этом искажение масштаба может достигаться прямым изменением цифр, характеризующих событие. Например, когда Ксенофонт в Анабасисе пишет про 1.2 миллиона персов, выступивших против армии Кира, он явно преувеличил масштаб где то в 40 раз.

Граф Оливье сказал: «Вы зря стыдитесь.
Я видел тьму испанских сарацинов,
Кишат они на скалах и в теснинах,
Покрыты ими горы и долины.
Несметны иноземные дружины.
Чрезмерно мал наш полк в сравненье с ними».

Приученные великими войнами 20-го столетия к огромному масштабу сражающихся масс, современные читатели при словах «несметные дружины» могут представить стотысячные армии, тогда как в реальности силы сражающихся сторон вполне могли не превышать 2-3 тысяч человек.

Такой прием может привести к преувеличению или преуменьшению значения исторического события. Малозначимые события начинают восприниматься как архиважные, а что-то действительно важное воспринимается незначительным эпизодом.

Недосказанность, потеря контекста:

Этот прием заключается в том, что автор, изображая целевое событие, объективно связанное с некоторым историческим контекстом, отпускает этот контекст. Проявиться это может, в виде игнорирования предшествующих событий, послуживших причиной возникновения рассматриваемого явления. В качестве примера можно привести картину немецкого режиссера Йозефа Вильсмайера «Сталинград», рассказывающая о самом известном сражении Великой Отечественной войны от лица немцев.

Рис.5. Постер к фильму «Сталинград» Йозефа Вильсмайера.

Звучный слоган «Они сражались в аду…» , должен настроить на определенное сочувствие к солдатам и офицерам 6-ой армии, попавшим в окружение в Сталинграде. Но вот как они там оказались? Не они ли сами являются авторами этого ада? Не их ли собственные действия привели к этой кровавой развязке? Возникнет ли сочувствие, если взглянуть на то, какой путь прошли немецкие войска прежде чем попали в Сталинград?

Есть и другое проявление этого приема. Связано оно с понятием нормы и права, существующего в обществе на момент рассматриваемого события. Ни для кого не секрет, что в разные исторические эпохи и в разных регионах земного шара понятия морали и законности изрядно отличались от современных. Без этого понимания корректная оценка исторического события попросту невозможна. Однако авторы в своих произведениях нередко или показывают нам современных по своей сути героев, но в антураже иной эпохи, или преподносят обычные для той поры события, как экстраординарные.

Подобным грешат почти все фильмы и романы на основе исторических событий. Самым наглядным примером может служить мультфильм «Флинтстоуны». Если не ошибаюсь, то сами создатели мультфильма говорили о нем: «идиоты из нашего времени, перенесенные в каменный век» . Т.е. в мультфильме изображается абсолютно обычное американское общество шестидесятых годов, но со стилизацией под каменный век. Понятное дело, что на этом и базируется основная идея мультфильма, и чтобы воспринять его всерьез нужно очень и очень постараться. Однако в иных работах это противоречие, несмотря на свое существование, может быть менее заметным. Рабовладелец вдруг начинает говорить о свободе, а феодал внезапно вспоминает о равноправии — современные идеи и клише вполне уютно себя чувствуют на совершенно чуждой территории.

Подобный прием затрудняет оценку рассматриваемых исторических событий и персонажей. Невозможно оценить историческое явление без учета современных ему норм. Также очевидно, что неверно было бы давать оценку событию без учета соответствующих ему предпосылок.

Эмоционализация события или исторического персонажа:

Этот прием заключается в том, что используя художественно-выразительные средства, автор внушает зрителю или читателю определенное эмоциональное отношение к событию или персонажу, иногда без учета действительных фактов.

Исходя из того, что эмоции и впечатления это именно то, с чем работает автор любого художественного произведения, то избежать эмоционализации для него в принципе невозможно.
Таким образом, персонажи художественных произведений оказываются подчинены законам и правилам художественного замысла. Их мысли и поступки определяются не мотивами исторических прототипов (а определить эти мотивы подчас невозможно), а видением самого автора.

Стоит отметить, что если в реальной жизни простые категории в оценке людей, а именно добрый-злой, жадный-щедрый и т.д., применить можно лишь с большой натяжкой, то в художественных произведениях, нередко, автор намеренно акцентирует внимание на отдельных свойствах характера. В отдельных случаях, персонаж выхолащивается до олицетворенного качества — персонифицированные хитрость, злость, жадность, мудрость, храбрость и т.д.

Достигается это при помощи различных средств. Например, при помощи манипуляции с внешним видом. В отдельных жанрах (например, фэнтези), этот способ весьма распространен. Орки — злые, и потому страшные. Эльфы — добрые, и потому красивые. Ты смотришь на персонажа и сразу по его облику определяешь злой он или добрый. Весьма примитивный прием, но характерный для детской литературы и кино, где требуются простые категории.

Впрочем, в произведениях для более старшей аудитории этот способ также нередко используется. В русском языке есть значительный объем словосочетаний, которые описывают человеческий облик, используя моральные качества как эпитеты. Например: волевой подбородок, горделивая осанка, решительный взгляд и т.д. Указание на волевой подбородок подсознательно внушает, что его обладатель человек решительной воли. Тогда как при зрелом размышлении всем понятно, что от формы подбородка моральные качества никак не зависят.

Другой прием заключается в использовании говорящих фамилий. Такие имена литературных персонажей, как Молчалин, Тугоуховский, Кабаниха, Лютов, Ляпкин-Тяпкин и т.д. используются для формирование прямых ассоциаций у читателя. Впрочем, если автор работает с историческими персонажами, то такой прием использовать затруднительно.

В отличие от историка, автор художественного произведения может залезть своему персонажу в голову, озвучить его мысли, оживить его мотивы. Бывает так, что внутренняя борьба героя, это и есть самая интересная часть художественного произведения. Понятно, что это будет чистой воды вымысел, поскольку мысли и колебания реальных людей известны только им самим. Однако это позволяет создать цельный художественный образ, чьи поступки и действия будут иметь какое-то свое обоснование, придуманное художником и скорее всего оторванное от реального прототипа.

Что касается эмоционализации событий, то она достигается путем акцентированного внимания к отдельным эмоциональным деталям, сценам или символам, на фоне которых подчас теряется истинный масштаб события.

В этом есть определенная художественная необходимость. Зрителю или читателю может быть достаточно тяжело прочувствовать что-то действительно масштабное. Значительный масштаб редко соответствует личному чувственному опыту человека, и потому превращается для него в некоторую абстракцию. Обезличенные чувства просто напросто теряются. В связи с этим, авторы выделяют из общего масштаба события частные детали и эпизоды. Детская игрушка на развалинах деревни, фотография семьи в руках умирающего, плачущий ребенок — все это сильные и легко осязаемые образы, которые нередко можно встретить в художественных произведениях.

Мы уже рассматривали использование эмоциональных формулировок при указании масштаба события. Несметные дружины, завалили трупами, бесчисленные полчища — все эти словосочетания не дают никакого реального представления о масштабе, но вызывают вполне однозначное эмоциональное впечатление.

Эмоционализация события или персонажа, затрудняет корректную оценку исторических явлений. Получив некоторое представление об исторической личности на основе эмоционального образа, человек начинает оценивать его поступки, исходя из этого представления. При всем при этом его впечатления могут совершенно не соответствовать объективной реальности, создавая ложные предпосылки.

Основные случаи искажения исторической реальности в художественных произведениях:

В каких случаях в художественных произведениях на основе исторических событий используются вышеуказанные приемы? Авторы художественных произведений могут пойти на искажение исторической истины в следующих случаях:

1) В интересах художественного замысла;
2) В результате ошибок или недостаточного уровня осведомленности;
3) В целях формирования или поддержания определенного мнения касательно некоторых исторических событий или персонажей.

Интересы художественного замысла:

Наверное, это самый частый случай.

Фильм, книга или пьеса существуют и развиваются в рамках определенной художественной композиции. События и персонажи строго подчиняются этой композиции, подчас в ущерб исторической правде.
Вполне очевидно, что режиссер Эйзенштейн не стремился во что бы то ни стало внушить зрителям, что немецкие рыцари утонули в Чудском озере. Но эта сцена обладает определенной художественной ценностью. Разбитое крестоносное воинство, скрывающееся в черных вода Чудского озера — весьма символичный и запоминающийся эпизод.

Нередко бывает, что фильм или книга, которые будто бы основываются на исторических событиях, на самом деле являются чистой воды выдумкой лишь стилизованной под некоторый исторический период и регион. Реальная география, реальные имена, реальные даты, в таком случае, служат только антуражем, декорацией для абсолютно художественного вымысла. К таковым произведениям можно отнести кинофильмы «Последний легион» и «Железный рыцарь».

Ошибки и недостаточный уровень осведомленности:

Режиссеры, писатели, драматурги или художники редко обладают хорошей подготовкой в области истории. Если в своей работе они ориентируются в основном на свои собственные знания, то наличие ошибок практически неизбежно. В первую очередь это проявится в деталях. Если для того чтобы помнить основные происшествия, даты и имена действующих лиц, достаточно быть более или менее эрудированным, то определить какой нужно использовать тип стремян или каких элементов одежды еще быть не могло, может только специалист.

Для того чтобы избежать значительных ошибок, авторы обычно привлекают профессиональных историков в качестве консультантов. Это наиболее адекватное решение. Но к сожалению, так делают не всегда.

Стоит отдельно отметить те случаи, когда разработчикам приходится идти против исторической правды из-за определенных трудностей в создании или поддержании известного уровня достоверности. Например, в фильме «Война и мир» Сергея Федоровича Бондарчука солдаты обуты в советские кирзовые сапоги. Вполне очевидно, что создателям было гораздо проще использовать сапоги, хранящиеся на советских складах, чем создавать огромное количество аутентичной обуви. Тем более, что речь шла о малозначительной детали, которую мало бы кто подметил.

Рис.6. Кадр из фильма «Война и мир» С.Ф. Бондарчука.

Формирование и поддержание исторического мнения:

До этого мы рассматривали искажение исторической истины, как некоторый побочный эффект творческой работы, т.е. когда манипулирование историей не являлось целью автора. Теперь нам нужно рассмотреть те случаи, когда автор намеренно искажает исторические данные для того, чтобы сформировать или поддержать некоторое мнение у зрителя или читателя.

В таких случаях художественное произведение или его отдельные элементы рассматриваются как инструмент внушения. За счет этого внушения достигается влияние на умы людей, а значит оказывается определенное воздействие на их решения и поступки. В целом подобного рода манипулирование можно разделить на воспитательное и пропагандистское. Сразу стоит отметить, что зачастую провести черту между этими разделами достаточно тяжело.

Манипулирование историей в целях воспитания ставит перед собой задачу выработки определенных качеств или черт характера в человеке. В общем то можно вспомнить значительное число художественных произведений, которые несут значительный воспитательный посыл, но при этом практически не касаются никаких исторических аспектов.

Например, стихотворение В.В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо?» — очевидный пример художественного произведения воспитательного характера. При этом в самом стихотворение нет никаких отсылок к историческим событиям или историческим личностям.

Но нередко бывает так, что автор в воспитательных целях использует для своего произведения образы исторических личностей или эпизоды исторических событий. В этом есть определенный практический смысл — выдуманные образы обладают меньшей убедительностью, чем действительные или кажущиеся таковыми.

В качестве примера можно вспомнить сборник рассказов М.М. Зощенко «Рассказы о Ленине». На примере эпизодов из жизни Владимира Ильича рассматриваются различные положительные черты характера: честность, ответственность, работоспособность, стремление учиться и т.д. Соответствие или несоответствие рассказов реальным фактам из биографии Ленина в данном случае носит второстепенный характер.

Что касается манипулирования историческим мнением в целях пропаганды, то тут, надо сказать, художественные произведения используются очень активно. Героизация и дегероизация исторических деятелей, легетимизация власти, религиозная и антирелигиозная пропаганда, политическая борьба, провоцирование и смягчение социальных конфликтов — вот широчайшее поле использования художественных произведений.

Как правило, наилучшими возможностями в области пропаганды обладает государство. При этом государство может явным образом осуществлять контроль над областью искусства, цензурируя художественные произведения. В этом случае произведения, которые не соответствуют определенным государственным интересам подвергаются редактированию или вовсе оказываются запрещены.
Там, где явная неприкрытая цензура отсутствует, действуют через субсидирование. Поскольку создание и распространение художественного произведения в наше время требует, как правило, значительного труда и денежных вложений, то этот способ оказывается весьма действенным. Существуют определенные фонды — государственные, полугосударственные и частные, которые окажут автору материальную поддержку, если его произведение будет соответствовать некоторым интересам и, напротив, откажут в своей поддержке, если автор решит создать что-то противоречащее этим пожеланиям. Т.е. получается, что никто вам не запрещает снимать или писать все что вам угодно, вот только вряд ли вы найдете достаточно средств, чтобы создать свое произведение, выпустить его и распространить.

О каких именно государственных интересах здесь может идти речь? Как известно, государство есть инструмент правящего класса. Соответственно, государственные интересы, есть в первую очередь интересы правящего класса.

С 1917-го под 1991-ый год правящим классом в нашей стране являлся пролетариат, что конечно же получило свое отражение в художественных произведениях. Главные герои советских произведений — рабочие и крестьяне, красноармейцы и матросы. Они становятся центральными персонажами как художественных произведений бытового плана, так и работ на основе исторических событий.

После 1991-го года мы оказались в буржуазно-капиталистической стране, что, конечно же, сказалось на содержании художественных произведений. Ни о какой романтизации образов рабочих уже речи не идет. Никто не снимает фильмов про строителей и монтажников, никто не пишет книг о лесорубах и шахтерах. Зато нас во всю потчевали «романтичными» образами из сериалов «Бригада» и «Бандитский Петербург».

По некоторым темам был совершен поворот в противоположную сторону. Еще вчера нам показывали «Неуловимых мстителей» и «Чапаева», а уже сегодня кормят «Господами офицерами» и «Адмиралом». По подобным творениям новейшей России еще пока трудно сказать, что они хотят поддержать, но достаточно легко сказать против чего они выступают.

Разберем в качестве пример дилогию Н.С. Михалкова «Утомленные солнцем 2». Слоган фильма сразу заявляет «Великое кино о великой войне» . Т.е. кино еще никто не видел, но нам сразу уверяют, что оно «великое». Вопреки слогану фильм был встречен крайне негативно. Весьма дорогостоящее творение совершенно не окупилось в прокате, было крайне прохладно встречено критиками и получило очень и очень низкие рейтинги.

Несмотря на свое номинальное отношение к событиям Великой Отечественной Войны, с историей в данном фильме обращаются весьма и весьма вольно. Для каких целей появляются такие эпизоды, как атака укрепрайона войсками, вооруженными черенками от лопат, совершенно непонятно.

Рис.8. Кадр из фильма «Утомленные солнцем 2. Цитадель».

Т.е. в 1943 году Советский Союз производит 24 тысячи танков, против 20 тысяч в Германии , но в бой страна Советов идет, вооруженная хуже чем армия рабов во время восстания Спартака. Для чего это нужно было показывать? Чтобы внушить, что советское руководство и армия — это сборище недоумков и кровопийц? Лично мне непонятно. Совершенно очевидно, что такое положение дел не понравилось большинству наших соотечественников. За что они и высказались, что называется, рублем. Фильм Никиты Сергеевича вошел в историю российского кинематографа как один из самых больших кассовых провалов.

При всем при этом именно этот фильм выбирается Российским Оскаровским комитетом в качестве кандидата в номинацию «Лучший фильм на иностранном языке». Т.е. фильм, который на внутреннем рынке абсолютное большинство граждан посчитало крайне далеким от звания лучшего, должен был представлять наш кинематограф за рубежом. Поразительное решение.

Использование художественных приемов в нехудожественных работах:

Стоит заметить, что вышеуказанные приемы, использующиеся в художественных произведениях, и так или иначе влияющие на восприятие исторической реальности, с успехом используются и в нехудожественных работах. Статьи, выступления, манифесты, документальные фильмы, книги по истории и т.д. — в них нередко можно встретить исторический вымысел, преувеличение, отсутствие контекста или излишнюю эмоционализацию.

Но если в художественных произведениях искажение исторической реальности может являться побочным эффектом, то в документальных работах почти всегда идет речь о манипулировании человеческим мнением. При этом степень влияния таких работ возрастает многократно, поскольку документальные произведения вызывают большее ощущение достоверности.
Чаще всего такой подход встречается в новостных статьях. То, насколько вольно некоторые журналисты обращаются с фактами, вызывает подчас сильнейшее изумление.
Например, в 2015 году вышла статья, в которой монумент Воину-освободителю в Берлине назвали «могилой неизвестному насильнику».

Рис.9. Заголовок информационной статьи.

В этой статье, пожалуй, встретились почти все художественные приемы по искажению исторической реальности. Основной упор идет именно на эмоциональное воздействие. Через это стремятся достигнуть чего? Согласия и примирения? Очевидно, нет. Речь идет о демонизации Советского Союза и дегероизации советских солдат.

Но новостные статьи — это еще полбеды. Художественные приемы проникают в, казалось бы, строгие научные труды. Особенно от этого страдают история и экономика, два наиболее классовозависимых направления. Т.е., скажем, силы тяжести действуют на всех одинаково, и потому их нет нужды отрицать, а вот закон прибавочной стоимости на разные классы людей оказывает разное воздействие, потому лучше сказать, что его нет. Заодно, скажем, что классов тоже не существует.

Манипуляции в этой области подчас доходят до полнейшего абсурда, до отрицания и искажения наиболее очевидных фактов. Там где художественный вымысел облекается в строгие формулировки, дабы выглядеть более научным, появляется лженаука. Именно этим занимаются такие знатные мистификаторы, как Фоменко, Носовский, Резун и другие.

Лженаука подчас возводится в ранг государственной политики (если это конечно соответствует интересам правящего класса). Именно такой жгучей смесью художественного вымысла и научных мистификаций достигается убеждение, что ваши соседи по планете это не совсем люди, а дикари, варвары, фактически животные, унтерменшы:

Зачастую методики не меняются на протяжении столетий. Если посмотреть на то, как было принято у наших западных партнеров изображать русских в политических карикатурах и плакатах, то мы увидим крайне однообразные образы бородатых монголоподобных оборванцев. Образы не меняются, будь то времена Российской империи или Советского Союза.

Несмотря на подчас кажущуюся примитивность методов, исторический опыт наглядно демонстрирует, сколь велика может быть сила подобного рода внушений…

Напоследок, стоило бы подытожить, каким образом отдельный человек может противостоять подобным манипуляциям?

Что касается художественных произведений — то их просто напросто нельзя воспринимать всерьез. Чтобы вы не увидели в фильме или не прочитали в художественной книге, если вы не проверяли это в надежном источнике, то вы ничего об этом не знаете.

Cтоит заметить, что любое историческое событие, как и всякое явление материального мира, имеет свою внутреннюю логику. Если логика представления события или явления нарушается, то возможно в его интерпретации имеется искажение.

Обязательно нужно соотносить степень влияния информации. Есть рога на шлеме викинга или их нет, для большинства людей особого значения не имеет и может повлиять только на правильность разгадывания кроссвордов. А вот если вчерашних мразей и преступников, сегодня величают героями — это должно насторожить.

Чрезмерно эмоциональные источники должны вызывать сомнение. Объективная истина опирается на факты, а не впечатления.

Если есть такая возможность, любую информацию надлежит проверить. Благодаря развитию современных технологий, сейчас это сделать гораздо проще.

Ну а самое главное — это знания. Чем больше вы будете знать, тем меньше будет пространство для манипуляций.

Дмитрий Семенычев