Успенский, Глеб Иванович – краткая биография. Глеб Иванович Успенский: биография, личная жизнь, творчество Произведения Г. И. Успенского, связанные с Липецким краем

«Язык болтал либеральные фразы, а руки тянулись грабить»

Глеб Иванович Успенский

Глеб Иванович Успенский - замечательный русский писатель, конца 19 века. Глеб Успенский родился в октябре 1843 года, в славном русском городе Туле. Семья Успенского была многодетной, отец работал секретарем казенной Палаты государственного имущества, происходил из духовенства. Мать Надежда, была дочерью управляющего Палаты, в которой работал муж. Детские годы Глеба Успенского прошли в родительском доме. Частенько мальчика отправляли в Калугу в гости к деду по материнской линии. Родственники часто рассказывали мальчику разные истории из своей жизни. Нередко в доме Успенских оказывались странники и богомолки, они рассказывали Глебу Успенскому сказки и народные поверия, приметы.

Глеб Иванович рос. Настало время учебы, его записали в Тульскую гимназию. Через три года Успенский стал учиться в Черниговской гимназии. Здесь будущий писательс головой окунулся в литературу, перечитал всех русских классиков. Гимназии Глеб Успенский принимал самое деятельное участие в выпуске гимназического журнала «Молодые побеги». В 1861, Глеб Успенский поступил на юридический факультет университета Санкт-Петербурга. Месяца через три в столице начались студенческие волнения. Все первокурсники были отчислены. Не удел оказался и Глеб Успенский ему пришлось переехать в Москву, для поступления в Московский Университет. Денег у Глеба Ивановича не было, он недоедал. Вскоре, ему удастся устроиться корректором в типографию «Московских ведомостей».

В 1862, в журнале Льва Толстого «Ясная поляна» опубликован первый рассказ Успенского «Михалыч». Спустя два года умирает отец Глеба Успенского, и все заботы, по обеспечению младших братьев и сестер, падают на него. Успенскому удалось получить пособие на воспитание детей. Стало проще. Переехав в Чернигов, писатель стал публиковать один за другим свои рассказы. «Нравы Растеряевой улицы» - очерки Успенского, о жизни низших слоев общества, картина нищеты и нужды. Народная жизнь без прикрас была в диковинку читателю, это стало одной из причин популярности творчества Глеба Успенского. Помимо народной любви, Успенский заслужил лестных отзывов от литературных критиков разных мастей. Гончаров назвал Успенского наследником Гоголя.

Несмотря на большие успехи, Глебу Ивановичу не хватало денег для обеспечения семьи. В Санкт-Петербурге Успенский выдержал экзамен на учителя русского языка. Теперь он занимался преподаванием в родной тульской губернии.

В 1868 Успенский начал сотрудничать с журналом «Отечественные записки». В этом же журнале Успенский опубликовал новый цикл повестей - «Разорение». Повести рассказывали о вырождении чиновничьих семей, о социальной несправедливости и крестьянских бунтах.

В 1870 Глеб Иванович Успенский женился на учительнице Александре Бараевой.

С помощью Некрасова, ему удается побывать заграницей, посмотреть на Францию, Германию и Бельгию. Результатом путешествия по Европе стали новые произведения Успенского. Несмотря на большие литературные успехи, и каждодневный труд, нужда не покидала писателя.

«Подлинная правда жизни повлекла меня к источнику, т.е. к мужику, Мне нужно было знать источник всей этой хитроумной механики народной жизни, о которой я не мог доискаться никакого простого слова и нигде».

Выдающийся писатель-демократ Глеб Иванович Успенский жил в пределах Самарской губернии в конце 70-х годов. Сюда он приехал изучать жизнь крестьянства. Это случилось не без влияния известного «хождения в народ», охватившего в эти годы русскую интеллигенцию. «Подлинная правда жизни повлекла меня к источнику, т.е. к мужику, — писал он. — Мне нужно было знать источник всей этой хитроумной механики народной жизни, о которой я не мог доискаться никакого простого слова и нигде».

В самарские края Успенский прибыл после года жизни в одной из деревень Новгородской губернии и поселился недалеко от Самары, в селе Сколково (ныне Кинельского района Куйбышевской области). Произошло это весной 1878 года.
В Сколкове Глеб Иванович Успенский устроился письмоводителем в ссудо-сберегательном товариществе, а жена — в школе учительницей.

Ссудо-сберегательное товарищество помещалось в одном здании со школой. Здесь же Успенские имели и квартиру. Вместе с Успенскими жила учительница А. Степанова, написавшая впоследствии воспоминания об этом периоде жизни писателя.
Жилось Успенским трудно, денег не хватало, и в письмах к издателям писателю всё время приходилось просить подкрепления. Детей у Успенских в это время было уже трое, причём одна дочь родилась в Сколкове.
Обстановка была самая скромная, даже бедная: в одной комнате вместо мебели стояли ящики, большой — в качестве стола, остальные заменяли собой стулья. Глеб Иванович жил в конторе товарищества, большой комнате, в которой находился белый стол с бумагами и несколько скамеек, на одной из них он и спал. «Костюмы свои, — вспоминает Степанова, — Глеб Иванович всегда донашивал до последней возможности, и тогда уже, забрав с собою сынишку, отправлялся для экипировки в Самару. Там он переодевался с ребёнком, старое же оставлял, за полной непригодностью, в лавке же».
В конторе часто бывали окрестные крестьяне, которые скоро почувствовали в Успенском своего человека и нередко шли к нему за помощью, никогда не встречая отказа.
Заглядывал частенько местный старшина, громадный рыжий мужик, с него Успенский написал в одном из рассказов убийцу-конокрада. К Успенскому приходил даже кулак из села Богдановка с целью дать писателю материал для «обработки» кого-либо из своих врагов или обидчиков, причём в скором времени сам оказался «обработанным» в одном из очерков: «вроде как портрет получился», заявил он, поклявшись при этом отомстить Успенскому.
В конторе товарищества Глебу Ивановичу помогал семинарист Александров. Его писатель вывел в очерке «Чёрная работа» в образе Андрея Васильевича.
Посетители часто мешали Успенскому и писать приходилось урывками. Как вспоминает Степанова, во время работы он пил «крепчайший холодный чай или пиво».
Иногда Глеб Иванович читал вслух свои коротенькие рассказы. Читал выразительно, умело подчёркивая комические места. Присутствовавшие хохотали, но сам он оставался невозмутимым.
За время пребывания в Сколкове Успенский несколько раз ездил в Самару, где жил по неделе и больше, один раз уезжал в Петербург «освежиться».

В Самаре он останавливался у местного старожила судебного следователя Якова Львовича Тейтеля, этого «весёлого праведника», как назвал его Горький.
Одна из поездок Успенского в Самару чуть не закончилась арестом. Приехав как-то в город со своим помощником, семинаристом Александровым, Успенский остановился в одной из дешевых гостиниц. К Александрову пришли знакомые семинаристы. В общей беседе принял участие и Глеб Иванович, рассказав несколько комических эпизодов из жизни духовенства. Семинаристы громко и много смеялись. Рассказы Успенского слышал в соседнем номере кулак из села Богдановка, уже давно шпионивший за писателем. И на этот раз он нарочно приехал в Самару вслед за Успенским. Кулак тотчас же побежал за жандармами, те пришли и услыхали сквозь тонкую дощатую перегородку несколько вольных слов Успенского по адресу духовенства. Возникло дело о распространении Успенским «преступных идей среди семинаристов». На допросе у начальника жандармского управления Смолькова Глеб Иванович сказал, что рассказы о духовенстве он взял из «Дневника князя Мещерского». Успенского отпустили.
Положение Успенского было не из легких. Присутствие революционно-настроенного писателя в гуще крестьянско го населения, его связи с ним, публикуемые рассказы—все это давно заставило насторожиться местное начальство и принять меры, чтобы поскорее избавиться от опасного человека. Усилились доносы, слежки, посыпались жалобы на жену Глеба Ивановича, как учительницу.
Успенский решил уехать. Этому, видимо, способствовало и разочарование в службе, во всей системе мелкого кредита, названного им «национальной ерундой».
«Все сразу выедем из Сколкова, — сообщал Успенский в одном из писем. — Будет. Довольно помучились, и скука дьявольская».
Уезжая, Успенский очень беспокоился о своем слуге Осипе и много хлопотал о том, чтобы как можно лучше устроить его.
Осенью 1879 Успенские оставили самарские места и поселились в Петербурге. По мнению современников, Успенский остался всё же доволен своим пребыванием в Среднем Поволжье, которое дало ему большой и интересный материал для литературной работы.
Летом 1887 года, совершая поездку по Волге, Успенский вновь побывал в Самаре, но в Сколково, за неимением времени, не заезжал.

Хлопоты о деньгах, погашение долгов, хроническая усталость и предрасположенность к психическим расстройствам вызвало у Успенского душевную болезнь. В 1892 его положили в психиатрическую лечебницу в Петербурге.

Умер Глеб Успенский от паралича сердца в 1902 году.

samsud.ru

ГЛЕБ УСПЕНСКИЙ

"ВЫПРЯМИЛА"

(Отрывок из записок Тяпушкина.)

Кажется, в "Дыме" устами Потугина И. С. Тургенев сказал такие слова: "Венера Милосская несомненнее принципов восемьдесят девятого года". Что же значит это загадочное слово "несомненнее" Венера Милосская несомненна, а принципы сомненны? И есть ли наконец что-нибудь общего между этими двумя сомненными и несомненными явлениями?

Не знаю, как понимают дело "знатоки", но мне кажется, что не только "принципы" стоят на той самой линии, которая заканчивается "несомненным", но что даже я, Тяпушкин, ныне сельский учитель, даже я, ничтожное земское существо, также нахожусь на той самой линии, где и принципы, где и другие удивительные проявления жаждущей совершенства человеческой души, на той линии, в конце которой, по нынешним временам, я, Тяпушкин, вполне согласен поставить фигуру Венеры Милосской. Да, мы все на одной линии, и если я, Тяпушкин, стою, быть может, на самом отдаленнейшем конце этой линии, если я совершенно неприметен по своим размерам, то эт о вовсе не значит, чтобы я был сомненнее "принципов" или чтобы принципы были сомненнее Венеры Милосской; все мы - я, Тяпушкин, принципы и Венера - все мы одинаково несомненны, то есть моя, тяпушкинская, душа, проявляя себя в настоящее время в утомительной школьной работе, в массе ничтожнейших, хотя и ежедневных, волнений и терзаний, наносимых на меня народною жизнью, действует и живет в том же самом несомненном направлении и смысле, которые лежат и в несомненных принципах и широко выражаются в несомненности Венеры Милосской.

А то скажите, пожалуйста, что выдумали: Венера Милосская несомненна, "принципы" уже сомненны, а я, Тяпушкин, сидящий почему-то в глуши деревни, измученный ее настоящим, опечаленный и поглощенный ее будущим, - человек, толкующий о лаптях, деревенских кулаках и т. д., - я-то будто бы уж до того ничтожен, что и места на свете мне нет!

Напрасно! Именно потому-то, что я вот в ту самую минуту, когда пишу это, сижу в холодной, по всем углам промерзшей избенке, что у меня благодаря негодяю старосте развалившаяся печка набита сырыми, шипящими и распространяющими угар дровами, что я сплю на голых досках под рваным полушубком, что меня хотят "поедом съесть" чуть не каждый день, - именно потому-то я и не могу, да и не желаю устранить себя с той самой линии, которая и через принципы и через сотни других великих явлений, благодаря которым вырастал человек, приведет его, быть может, к тому совершенству, которое дает возможность чуять Венера Милосская. А то, изволите видеть: "там, мол, красота и правда, а тут, у вас, -только мужицкие лапти, рваные полушубки да блохи!" Извините!..

Все это я пишу по следующему, весьма неожиданному для меня обстоятельству: был я вчера благодаря масленице в губернском городе, частью по делам, частью за книжками, частью посмотреть, что там делается вообще.

И за исключением нескольких дельно занятых минут, проведенных в лаборатории учителя гимназии, - минут, посвященных науке, разговору "не от мира сего", напоминавшему монашеский разговор в монашеской келье, - все, что я видел за пределами этой кельи, поистине меня растерзало; я никого не осуждаю, не порицаю, не могу даже выражать согласия или несогласия с убеждениями тех лиц "губернии", губернской интеллигенции, которую я видел, нет! Я изныл душой в каких-нибудь пять, шесть часов пребывания среди губернского общества именно потому, что не видел и признаков этих убеждений, что вместо них есть какая-то печальная, плачевная необходимость уверять себя, всех и каждого в невозможности быть сознающим себя человеком, в необходимости делать огромные усилия ума и совести, чтобы построить свою жизнь на явной лжи, фальши и риторике.

Я уехал из города, ощущая огромный кусок льду в моей груди; ничего не нужно было сердцу, и ум отказывался от всякой работы. И в такую-то мертвую минуту я был неожиданно взволнован следующей сценой:

Поезд стоит две минуты! - второпях пробегая по вагонам, возвестил кондуктор.

Скоро я узнал, отчего кондуктор должен был так поспешно пробежать по вагонам, как он пробежал: оказалось, что в эти две минуты нужно было посадить в вагоны третьего класса огромную толпу новобранцев последнего призыва из нескольких волостей.

Поезд остановился; был пятый час вечера; сумрак уже густыми тенями лег на землю; снег большими хлопьями падал с темного неба на огромную массу народа, наполнявшую платформу: тут были жены, матери, отцы, невесты, сыновья, братья, дядья - словом, масса народа. Все это плакало, было пьяно, рыдало, кричало, прощалось. Какие-то энергические кулаки, какие-то поднятые локти, жесты пихающих рук, дружно направленные на массу и среди массы, сделали то, что народ валил на вагоны, как испуганное стадо, валился между буферами, бормоча пьяные слова, валялся на платформе, на тормозе вагона, лез и падал, и плакал, и кричал. Послышался треск стекол, разбиваемых в вагонах, битком набитых народом; в разбитые окна высунулись головы, растрепанные, разрезанные стеклом, пьяные, заплаканные, хриплыми голосами кричавшие что-то, вопиявшие о чем-то.

Поезд умчался.

Все это продолжалось буквально две-три минуты; и это потрясающее "мгновение" воистину потрясло меня; точно огромный пласт сырой земли был отодран неведомою силой, оторван каким-то гигантским плугом от своего исконного места, оторван так, что затрещали и оборвались живые корни, которыми этот пласт земли прирос к почве, оторван и унесен неведомо куда... Тысячи изб, семей представились мне как бы ранеными, с оторванными членами, предоставленными собственными средствами залечивать эти раны, "справляться", заращивать раненые места.

Умышленное "заговаривание" хорошими словами душевной неправды, умышленное стремление не жить, а только соблюсти обличье жизни, впечатление, привезенное мною из города, - слившись с этой "сущей правдой" деревенской жизни, мелькнувшей мне в двухминутной сцене, отразились во мне ощущением какого-то беспредельного несчастия, ощущением, не поддающимся описанию.

Воротившись в свой угол, неприветливый, холодный, с промерзлыми подоконниками, с холодной печью, я был так подавлен сознанием этого несчастия вообще, что невольно и сам почувствовал себя самым несчастнейшим из несчастнейших существ. "Вот что вышло!" - подумалось мне, и, припомнив както сразу всю мою жизнь, я невольно глубоко закручинился над нею: вся она представилась мне как ряд неприветливейших впечатлений, тяжелых сердечных ощущений, беспрестанных терзаний, без просвета, без малейшей тени тепла, холодная, истомленная, а сию минуту не дающая возможности видеть и впереди ровно ничего ласкового.

Затопив печку сырыми дровами, я закутался в рваный полушубок и улегся на самодельную деревянную кровать, лицом в набитую соломой подушку. Я заснул, но спал, чувствуя каждую минуту, что "несчастие" сверлит мой мозг, что горе моей жизни точит меня всего каждую секунду. Мне ничего неприятного не снилось, но что-то заставляло глубоко вздыхать во сне, непрестанно угнетало мой мозг и сердце.

И вдруг, во сне же, я по чувствовал что-то другое; это другое было так непохоже на то, что я чувствовал до сих пор, что я хотя и спал, а понял, что со мной происходит что-то хорошее; еще секунда - ив сердце у меня шевельнулась какая-то горячая капля, еще секунда - что-то горячее вспыхнуло таким сильным и радостным пламенем, что я вздрогнул всем телом, как вздрагивают дети, когда они растут, и открыл глаза.

Сознания несчастия как не бывало; я чувствовал себя свежо и возбужденно, и все мои мысли тотчас же, как только я вздрогнул и открыл глаза, сосредоточились на одном вопросе:

Что это такое? Откуда это счастие? Что именно мне вспомнилось? Чему я так обрадовался?

Я так был несчастлив вообще и так был несчастен в последние часы, что мне непременно нужно было восстановить это воспоминание, обрадовавшее меня во сне, мне стало страшно даже думать, что я не вспомню, что для меня опять останется все только то, что было вчера и сегодня, включительно до этого полушубка, холодной печки, неуютной комнаты и этой буквально "мертвой тишины" деревенской ночи.

Не замечая ни холода моей комнаты, ни ее неприветливости, я курил папиросу за папиросой, широко открытыми глазами всматриваясь в тьму и вызывая в моей памяти все, что в моей жизни было в этом роде.

Первое, что припомнилось мне и что чуть-чуть подходило к тому впечатлению, от которого я вздрогнул и проснулся, - странное дело! - была самая ничтожная деревенская картинка. Не ведаю почему, припомнилось мне, как я однажды, проезжая мимо сенокоса в жаркий летний день, засмотрелся на одну деревенскую бабу, которая ворошила сено; вся она, вся ее фигура с подобранной юбкой, голыми ногами, красным повойником на маковке, с этими граблями в руках, которыми она перебрасывала сухое сено справа налево, была так легка, изящна, так "жила", а не работала, жила в полной гармонии с природой, с солнцем, ветерком, с этим сеном, со всем ландшафтом, с которым были слиты и ее тело и ее душа (как я думал), что я долго-долго смотрел на нее, думал и чувствовал только одно:

"как хорошо!"

Напряженная память работала неустанно: образ бабы, отчетливый до мельчайших подробностей, мелькнул и исчез, дав дорогу другому воспоминанию и образу: нет уж ни солнца, ни света, ни аромата полей, а что-то серое, темное, и на этом фоне - фигура девушки строгого, почти монашеского типа. И эту девушку я видел также со стороны, но она оставила во мне также светлое, "радостное" впечатление потому, что та глубокая печаль - печаль о не своем горе, которая была начертана на этом лице, на каждом ее малейшем движении, была так гармонически слита с ее личною, собственною ее печалью, до такой степени эти две печали, сливаясь, делали ее одну, не давая ни малейшей возможности проникнуть в ее сердце, в ее душу, в ее мысль, даже в сон ее чему-нибудь такому, что бы могло "не подойти", нарушить гармонию самопожертвования, которое она олицетворяла, - что при одном взгляде на нее всякое "страдание" теряло свои пугающие стороны, делалось делом простым, легким, успокаивающим и, главное, живым, что вместо слов: "как страшно!" заставляло сказать: "как хорошо!

Как славно!"

Но и этот образ ушел куда-то, и долго-долго моя напряженная память ничего не могла извлечь из бесконечного сумрака моих жизненных впечатлений: но она напряженно и непрестанно работала, она металась, словно искала кого-то или что-то по каким-то темным закоулкам и переулкам, и я почувствовал наконец, что вот-вот она куда-то приведет меня, что... вот уж близко... где-то здесь... еще немножко... Что это?

Хотите - верьте, хотите - нет, но я вдруг, не успев опомниться и сообразить, очутился не в своей берлоге с полуразрушенною печью и промерзлыми углами, а ни много, ни мало - в Лувре, в той самой комнате, где стоит она, Венера Милосская... Да, вот она теперь совершенно ясно стоит передо мною, точь-в-точь такая, какою ей быть надлежит, и я теперь ясно вижу, что вот это самое и есть то, от чего я проснулся; и тогда, много лет тому назад, я также проснулся перед ней, также "хрустнул" всем своим существом, как бывает, "когда человек растет", как было и в нынешнюю ночь. Я успокоился: больше не было в моей жизни ничего такого; ненормальное напряжение памяти прекратилось, и я спокойно стал вспоминать, как было дело.
›br/?b=43873

русский писатель, близкий к народническому движению

Краткая биография

Глеб Ива́нович Успе́нский (25 октября 1843, Тула - 6 апреля 1902, Петербург) - русский писатель, близкий к народническому движению.

Родился в семье провинциального чиновника. Учился в гимназии - сперва (с 1853 года) в Туле, потом (с 1856 по 1861 гг.) - в Чернигове. После окончания курса поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета (отчислен в связи с материальными затруднениями), а в 1862 году поступил на юридический факультет Московского университета, но в следующем году оставил его из-за недостатка средств.

Творчество

Начало литературной деятельности

Литературную деятельность Глеб Иванович Успенский начал летом 1862 года в педагогическом журнале Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» (псевдоним - Г. Брызгин ).

В 1864-1865 годах Успенский сотрудничал с изданием «Северное сияние», где он писал тексты к литографиям картин.

«Отечественные записки»

Юность Успенского пришлась на 1860-е годы; в это время сложились его основные стремления.

Революционное движение много внимания уделяло городской бедноте; сюда и обратилось на первых порах внимание писателя. Изображению этих слоёв и были посвящены его первые произведения, а в особенности серии очерков «Нравы Растеряевой улицы» и «Разорение» .

В 1868 году Успенский начал постоянное сотрудничество с журналом «Отечественные записки», который в это время перешёл под редакцию Некрасова и Щедрина. Почти исключительно в этом журнале Успенский и помещал свои произведения до закрытия его в 1884 году.

В 1871 году (по другим данным в 1872) Успенский поехал за границу, побывал в Германии и во Франции (в Париже). В январе 1875 года он вновь уехал за границу, пробыв там до конца лета 1875 года, в это время он жил в Париже и Лондоне.

Там Успенский сблизился с представителями «Народной воли». В квартире Успенского корифеи «Народной воли» встречали вместе с хозяином новый 1881 год.

По возвращении из-за границы Успенский поступил на службу в управление Сызрано-Вяземской железной дороги.

Вернувшись в Россию, Успенский решил поближе присмотреться к русскому крестьянству, на которое до этого времени он обращал мало внимания. Для этого он поселился в деревне Сябреницы в Новгородской губернии.

Осенью 1879 года Успенский поселился в Петербурге, в это же время в деревне Чудово Новгородской губернии он построил себе дом. Кроме того, Успенский путешествовал по России (на Кавказ, в Сибирь).

В. И. Ленин отмечал самостоятельность Успенского по отношению к народникам. Ленин многократно использовал образы Успенского; характерна сочувственно приводимая им цитата из работы раннего русского марксиста Гурвича: «Со своим превосходным знанием крестьянства и со своим громадным артистическим талантом, проникавшим до самой сути явлений, он не мог не видеть, что индивидуализм сделался основой экономических отношений не только между ростовщиком и должником, но между крестьянами вообще» (цитируется Лениным в кн. «Что такое „друзья народа“?», Соч., т. I, 158) Ленин В. И. ПСС. - Т. 1. - С. 263..

Последние годы

С осени 1889 года у Успенского начинается нервное расстройство, которое переходит в сумасшествие (прогрессивный паралич). Осенью 1892 года Успенский был помещён в Колмовскую больницу для душевнобольных в Новгороде, где и провёл последние годы своей жизни.

В Колмово Успенского посещал народник Н. С. Тютчев, о чём в литературной форме рассказывается в одном из эпизодов повести Юрия Давыдова «Вечера в Колмове».

Дочь Успенского Вера была женой эсера Б. В. Савинкова (с 1899 по 1908 год).

Умер Успенский от паралича сердца в 1902 году. Похоронен в Петербурге на Волковом кладбище.

Названа улица в Иркутске

• Дом-музей в деревне Сябреницы Чудовского района Новгородской области.

В филателии

Почтовая марка СССР, 1952 год

Почтовая марка СССР, 1963 год

В топонимах

• Улица Глеба Успенского - улица в Московском районе Санкт-Петербурга.
• Улица Глеба Успенского в Гагаринском районе города Севастополя.
• Улица в городе Иркутске (Правобережный район, между улицами Щорса и Полевой).
• Улица в Ленинском районе Нижнем Новгороде.
• Улица в пгт Малаховка (Люберецкий район, Московская область).
• Улица Глеба Успенского в Перми.
• Улица Глеба Успенского в Туле.
• Улица Глеба Успенского в Бугульме.
• Улица Глеба Успенского в Борисполе (Украина).
• Улица Глеба Успенского - улица в Виннице (Украина).
• Улица Глеба Успенского в Луганске (Украина).
• До 2016 года - улица Глеба Успенского Чернигове (Украина).
• В Нижнем Тагиле улица Глеба Успенского
• Улица Успенского в Мурманске
• Улица Глеба Успенского, город Рыбинск

Библиография

• Сочинения, 8 тт., изд. Ф. Павленкова, СПБ, 1883-1886; то же, 3 тт., со вступ. статьей Н. Михайловского, издан. то же, СПБ, 1889-1891 (несколько раз переиздавалось при жизни автора без изменений)
• Полное собрание сочинений, 12 тт., изд. Б. К. Фукса, Киев, 1903-1904 (наиболее полное изд., осуществлявшееся при участии сына писателя А. Г. Успенского; в т. XII напечатаны 22 рассказа, не включавшиеся ранее в собр. соч. У., и библиограф. указатель к сочин. У.); то же, с биограф. очерком, сост. Н. Рубакиным, 6 тт., изд. А. Ф. Маркса, СПБ, 1908 (повторение предыдущего изд.); то же, 6 тт.. изд. Лит.-изд. отдела Комиссариата народн. просвещения, П., 1918 (перепечатка предыдущего изд.)
• Избранные произведения. Под ред. И. П. Кубикова, Гиз, М., 1926
• Сочинения и письма в одном томе, под ред. Б. Г. Успенского и др., Гиз, М. - Л., 1929
• Избранные рассказы, Гос. изд. худож. литературы, Л., 1934
• Избранные произведения, Ред., комментарий и биографич. очерк А. С. Глинки-Волжского, Гослитиздат, М., 1935
• Несобранные произведения, Ред., предисл. и примеч. Р. П. Маториной, т. I, Гослитиздат, М., 1936 (опубликовано 30 произведений Успенского, относящихся к 1860-1870-м гг.).
• Собрание сочинений. В 9 т. Под ред. В. П. Друзина. - М.: Гослитиздат, 1955-1957

Адреса в Санкт-Петербурге

• 1864-1865 - Вознесенский проспект, 3;
• 11.1866 года - доходный дом - Большая Мещанская улица, 4;
• 11.1866 - 05.1867 года - дворовый флигель дома Гассе - Литейный проспект, 36, кв. 34;
• 10.1870 - лето 1871 года - доходный дом С. Воронина - Невский проспект, 111;
• 09.1871 - 04.1872 года - доходный дом С. Воронина - Невский проспект, 111;
• 12.1872 - весна 1873 года - доходный дом - набережная реки Фонтанки, 116;
• 12.1873 - 09.1874 года - доходный дом - Троицкая улица, 8;
• 09.1874 - 12.1875 года - гостиница Ф. Д. Серапина - Царскосельский проспект, 22;
• 01.1876 года - лаборатория министерства финансов - набережная Екатерининского канала, 51;
• 12.1876 - 04.1877 года - дом Кавоса - Столярный переулок, 6;
• осень 1879 - весна 1880 года - дом Кавоса - Столярный переулок, 6;
• осень 1880 - весна 1881 года - доходный дом Сивкова - набережная Обводного канала, 133;
• 1883 год - гостиница «Пале Ройяль» -

Учился в тульской и черниговской гимназиях; поступил сначала в Петербургский университет, по юридическому факультету, потом перешел в московский, но по недостатку средств не мог окончить курса и вышел из университета в 1863 г. В это время умер его отец, и семья осталась без всяких средств. Успенский был вынужден усиленно заниматься литературной работой, к которой он обратился еще в бытность свою студентом, сотрудничая в журнале Колошина "Зритель", где в 1862 г. напечатан был его первый рассказ: "Старьевщик". В 1864 - 1865 гг. в "Русском Слове" появилось, за подписью Успенского, несколько рассказов из быта мелкого чиновничества, не попавших ни в одно собрание его сочинений; только немногие из них перепечатаны в изданной В.Е. Генкелем книжке: "В будни и в праздник. Московские нравы" (Санкт-Петербург, 1867). Литературная известность Успенского начинается с 1866 г., когда в "Современнике" явились его очерки: "Нравы Растеряевой улицы". Продолжение этих очерков печаталось в "Женском Вестнике" 1867 г. В том же году несколько очерков Успенского появилось в "Деле", а начиная с 1868 г. он стал печатать свои произведения почти исключительно в "Отечественных Записках", лишь изредка помещая мелкие вещи в других изданиях, например ("Санкт-Петербургские Ведомости", 1876 - письма из Сербии, "Русские Ведомости", 1885 - письма с дороги). После прекращения "Отечественных Записок" Успенский был сотрудником сначала "Северного Вестника", затем "Русской Мысли". В начале 1893 г. его постигла душевная болезнь, положившая конец его литературной деятельности. Последнее его произведение - небольшая сказка - напечатано в "Русском Богатстве" того же года. Отдельно из сочинений Успенского в первый раз изданы были Печаткиным "Очерки и Рассказы" (Санкт-Петербург, 1866). Это издание, с дополнениями, повторено в 1871 г. В том же году явилось "Разоренье", а в следующем - "Нравы Растеряевой улицы". "Наблюдения одного лентяя" и "Про одну старуху" напечатаны были в 1873 г. в виде отдельного томика "Библиотеки современных писателей". После того явились еще: "Глушь. Провинциальные и столичные очерки" (Санкт-Петербург, 1875) и "Из памятной книжки. Очерки и рассказы Г. Иванова" (Санкт-Петербург, 1879). В 1885 г. вышло собрание сочинений Успенского в 8 томах, за которым вскоре последовали три издания Павленкова - два первые в двух, третье в трех томах. В этом последнем издании собрано все напечатанное Успенским с 1866 г., за исключением указанных выше очерков, двух небольших рассказов, помещенных в "Иллюстрированной Газете" В.Р. Зотова, 1873 г. (там же, 1873, № 1, впервые напечатан и портрет Успенского), рассказа "Злые новости" ("Отечественные Записки", 1875, № 3) и "Воспоминания о Некрасове" ("Пчела" М.О. Микешина, 1878, январь). Литературную деятельность Успенского можно разделить на два периода. В первом - приблизительно до конца 70-х годов - Успенский является преимущественно бытописателем разного мелкого городского люда - мастеровых, мещан, маленьких чиновников и т. п. "обывателей", с их ежедневными нуждами и тревогами в борьбе за существование и с их смутными порываниями к лучшей жизни. Сюда же примыкают картинки из жизни провинциального и столичного "мыслящего пролетариата", с его идеальными стремлениями, надеждами и тяжелыми разочарованиями, и путевые очерки из заграничных поездок Успенского, побывавшего во Франции (после коммуны), затем в Лондоне и, наконец, в Сербии, вместе с русскими добровольцами 1876 г. Во втором периоде своей деятельности Успенский является представителем так называемого "народничества", избирая предметом своих изучений и очерков почти исключительно различные стороны деревенской жизни. Развитие и содержание этой деятельности Успенского вполне отвечало характеру и интересам русского общества 60-х и 70-х гг. В эпоху реформ, когда молодой писатель впервые выступил на литературном поприще, внимание нашей передовой литературы поглощено было "разночинцами" той общественной среды, мимо которой прежде обыкновенно проходили без внимания и которая в эту пору сразу выдвинула в литературу нескольких крупных представителей. Успенский по своем

у происхождению сам принадлежал к этой среде, сам жил ее жизнью и с детства вынес на себе все ее горести и лишения. Одаренный от природы отзывчивым сердцем, он уже в ранней юности глубоко прочувствовал всю тяжесть, а нередко и безвыходность этих темных существований, изобразителем которых он явился в первых своих произведениях. "Вся моя личная жизнь, - говорит он в своей автобиографической записке, - вся обстановка моей личной жизни до 20 лет обрекала меня на полное затмение ума, полную погибель, глубочайшую дикость понятий, неразвитость, и вообще отделяла от жизни белого света на неизмеримое расстояние. Я помню, что я плакал беспрестанно, но не знал, отчего это происходит. Не помню, чтобы до 20 лет сердце у меня было когда-нибудь на месте. Начало моей жизни началось только после забвения моей собственной биографии, а затем и личная жизнь, и жизнь литературная стали созидаться во мне одновременно собственными средствами". В первом своем более крупном произведении: "Нравы Растеряевой улицы" Успенский явился правдивым изобразителем жизни того мелкого серого люда, к которому он присмотрелся у себя на родине - его нравов и понятий, дикого невежества и горького пьянства, ничтожества, бессилия и почитания "кулака", того, "что изуродовало нас и заставило нутром чтить руку бьющего паче ближнего и паче самого себя"... - "Вот какие феи, - говорит Успенский, - стояли у нашей колыбели. И ведь такие феи стояли решительно над каждым движением, чем бы и кем бы оно ни возбуждалось. Не мудрено, что дети наши пришли в ужас от нашего унизительного положения, что они ушли от нас, разорвали с нами, отцами, всякую связь..." От этого статического изображения общества Успенский переходит к динамическому - к изображению того движения, которое началось в пору перелома русской жизни, "когда в наших местах объявились новые времена" и одни стали подниматься снизу вверх, другие, наоборот, падать сверху на самое дно, так как старый, питавший их склад жизни, уже отошел в историю, а к новому приспособиться они были не в силах. Это перемещение центра тяжести - все в той же общественной среде, которую Успенский изображал и ранее - составляет содержание ряда новых очерков: "Разоренье", "Новые времена - новые заботы" и др. Рассчитавшись в первых своих произведениях с той "биографией", которую ему необходимо было забыть, чтобы начать новую жизнь "собственными средствами", Успенский обратился к этой новой жизни. "Все, что накоплено мной собственными средствами в опустошенную забвением прошлого совесть", говорит он в автобиографии, "все это пересказано в моих книгах, пересказано поспешно, как пришлось, но пересказано все, чем я жил лично. Таким образом, вся моя новая биография, после забвения старой, пересказана почти изо дня в день в моих книгах. Больше у меня в жизни личной не было и нет". Эти слова как нельзя точнее обрисовывают и отношение самого писателя к изображаемой им жизни: он - не посторонний; более или менее равнодушный наблюдатель проходящих мимо него явлений; он переживает их на самом себе, отзываясь на них всем своим существом, глубоко чувствуя своим отзывчивым сердцем весь трагизм захватывающих его положений, пробивающийся наружу нередко из-под комической внешности. На дне каждого его рассказа, говорит Н.К. Михайловский, "лежит глубокая драма"; впечатления, для него самого мучительные, "льются как жидкость из переполненного сосуда". Чаще всего жизнь дает ему ряд положений внешне комических, под которыми чувствуется глубокий внутренний трагизм; впечатление усиливается и обостряется этой противоположностью внешности с внутренним содержанием наблюдаемых фактов. Самый мелкий, повседневный случай, виденный, слышанный или просто вычитанный из газет, случай, мимо которого большинство проходит совершенно равнодушно, ничего не замечая, ни о чем не думая, для Успенского получает серьезное и общее значение, глубоко западает в его ум и душу и "сверлит" их до тех пор, пока не найдет себе исхода в простом, безыскусственном, но проникнутом страстной силой рассказе, где каждое слово пережито написавшим его. Повествуя о том, как новое общественное движение 60

Х гг. отозвалось в низших слоях городского населения, куда постепенно стали проникать новые, неведомые ранее мысли, разъедающие прежний строй жизни и по-видимому прочно установившихся понятий, Успенский характеризует этот процесс названием "болезни совести" или стремления к "сущей правде". Правда настойчиво предъявляет свои права среди насыщенной всевозможной тяготой действительности: "никогда еще так не болели сердцем, как теперь", говорит Успенский. Эта болезнь наблюдается им повсюду - и среди людей темных, инстинктивно порывающихся осмыслить свое существование, и среди "интеллигентных неплательщиков": всех гложет тот же "червяк", у всех "душа не на месте" и тревожно ищет равновесия, утраченной цельности. Всего сильнее и мучительнее болел сердцем сам писатель, чутко подмечавший и отражавший в своих произведениях это общее беспокойное состояние. Во всей русской литературе еще не было и до сих пор нет другого писателя, у которого это беспокойное искание "грядущего града" сказалось бы с такой захватывающей искренностью и с такой глубокой скорбью. Вторая половина 70-х гг., когда Успенский возвратился в Россию из заграничной поездки, также оставившей свой след в том, что он называл своей "душевной родословной", характеризуется в нашей литературе развитием так называемого "народничества" (см. ХХ, 586 и XXVIII, 645). Это было время, когда впервые получило ясную формулировку сознание "неоплатного долга" интеллигенции народу, послышались призывы "в деревню" и началось "хождение в народ", отразившееся в литературе, на первых же порах, расцветом "мужицкой" беллетристики. Это общее веяние той поры не могло не захватить и Успенского, в глазах которого мужик рисовался тогда "источником" искомой правды. Случай доставил Успенскому возможность стать с этим источником в непосредственные отношения: он приглашен был заведовать крестьянской ссудосберегательной кассой в одном из уездов Самарской губернии и, таким образом, мог проверить на опыте свои теоретические представления о деревне. Эта проверка, результатом которой явился ряд новых очерков деревенской жизни, произвела на самого Успенского крайне удручающее впечатление: она разрушила те кабинетные иллюзии, которым предавались народолюбцы, идеализировавшие мужика, как носителя всевозможных добродетелей. Деревенская жизнь повернулась к Успенскому своей оборотной стороной; он увидел в ней господствующее стремление - "жрать", которое разрушает все нравственные понятия, сводя всю жизнь к измышлению способов добычи денег и отдавая деревню во власть "кулакам". Этот вывод, сделанный Успенским с обычной для него полной искренностью, для многих явился неожиданным, но едва ли не более всех - для самого Успенского. "Я в течение полутора года не знал ни дня, ни ночи покоя, - писал он. - Тогда меня ругали за то, что я не люблю народ. Я писал о том, какая он свинья, потому что он действительно творил преподлейшие вещи..." С этим безотрадным выводом он не в состоянии был помириться. "Мне нужно было знать, - говорит он, - источник всей этой хитроумной механики народной жизни, о которой я не мог доискаться никакого простого слова и нигде. И вот, из шумной, полупьяной, развратной деревни забрался я в лес Новгородской губернии, в усадьбу, где жила только одна крестьянская семья. На моих глазах дикое место стало оживать под сохой пахаря, и вот, я тогда в первый раз в жизни увидел действительно одну подлинную, важную черту в основах жизни русского народа, именно - власть земли". Таким образом, поиски идеала в деревне привели Успенского к заключению, что "воля, свобода, легкое житье, обилие денег, то есть все то, что необходимо человеку для того, чтобы устроиться, мужику причиняет только крайнее расстройство, до того, что он делается вроде свиньи"; спасти его от этого расстройства может только "власть земли", то есть полная зависимость всего строя крестьянской жизни от ее основной цели - земледельческого труда, который дает мужику хлеб, но за то и создает для всей его деятельности строгие рамки. Земля нужна народу не только как обеспечение его хозяйственного положения, но и как ручательство его нравственно

Известный писатель. Род. 14 ноября 1840 г. в Туле, где его отец, сын сельского дьячка, служил секретарем палаты государственных имуществ, умер в 1902 г. Учился в тульской и черниговской гимназиях; поступил сначала в Петербургский университет по… … Большая биографическая энциклопедия

Успенский Глеб Иванович - , русский писатель. Родился в семье чиновника. Учился в Петербургском (1861) и Московском (1862√63) университетах, которые не окончил из за недостатка средств. Начал печататься в 1862 (в журнале… … Большая советская энциклопедия

Успенский, Глеб Иванович - Глеб Иванович Успенский. УСПЕНСКИЙ Глеб Иванович (1843 1902), русский писатель. Реалистически показал жизнь городской бедноты, социальные противоречия пореформенной деревни (циклы очерков “Нравы Растеряевой улицы”, 1866, “Разорение”, 1869,… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

Успенский Глеб Иванович - Успенский (Глеб Иванович) известный писатель. Родился 14 ноября 1840 г. в Туле, где его отец, сын сельского дьячка, служил секретарем палаты государственных имуществ. Учился в тульской и черниговской гимназиях; поступил сначала в Петербургский… … Биографический словарь

Успенский Глеб Иванович - (1843 1902), рус. писатель. В 70 80 е гг. создал своеобразную социально филос. и нравств. концепцию природы и земледельч. труда, к рую проиллюстрировал в очерках «Крестьянин и крестьянский труд» (1880) сравнит. анализом поэзии А. В. Кольцова и… … Лермонтовская энциклопедия

УСПЕНСКИЙ Глеб Иванович - (1843 1902) русский писатель. Реалистически показал нужду и угнетение городской бедноты, социальные противоречия пореформенной деревни (циклы очерков Нравы Растеряевой улицы, 1866; Разорение, 1869; Власть земли, 1883, и др.). Творчество… … Большой Энциклопедический словарь

Успенский Глеб Иванович - (1843 1902), писатель. В Петербурге с 1861, учился на юридическом факультете Петербургского университета, отчислен в связи с материальными затруднениями в декабре 1861. Уехал в Москву, вернулся в Петербург в 1863. В 1865 познакомился с Н. А … Санкт-Петербург (энциклопедия)

Успенский Глеб Иванович - (1843 1902), русский писатель. Реалистически показал жизнь городской бедноты, социальные противоречия пореформенной деревни (циклы очерков, повестей и рассказов: «Нравы Растеряевой улицы», 1866, «Разоренье», 1869 83, «Власть земли», 1882, и др.) … Энциклопедический словарь

Успенский Глеб Иванович - Могила Г. И. Успенского на Литераторских мостках. Могила Г. И. Успенского на Литераторских мостках. Санкт Петербург. Успенский Глеб Иванович (1843—1902), писатель. В Петербурге с 1861, учился на юридическом факультете Петербургского… … Энциклопедический справочник «Санкт-Петербург»

Успенский Глеб Иванович - Глеб Иванович Успенский Псевдонимы: Г. Брызгин Дата рождения: 13 (25) октября 1843 Место рождения: Тула Дата смерти: 24 марта (6 апреля) 1902 Место смерти: Санкт Петербу … Википедия

Книги

• Собрание сочинений в 9 томах Купить за 3283 руб
• Собрание сочинений (количество томов: 9) , Успенский Глеб Иванович. Глеб Иванович Успенский (1843-1902) - русский писатель, живший и творивший в переломный период российской истории. Многочисленные очерки и рассказы Успенского посвящены жизни разных…

Глеб Иванович Успенский родился в Туле в 1840 году; отец его был секретарем Тульской казенной палаты. Учился юный Глеб в Тульской гимназии, из которой перешел в Черниговскую. В 1861 г. он поступил в Московский университет.

О своей юношеской жизни писатель сохранил очень печальные воспоминания, как о времени, когда он томился тщетной жаждой насытить ум и душу плодотворным содержанием. Окружающая его жизнь была мелка и пуста, и юноше не откуда было искать поддержки, помощи и сил для обновления жизни. Однообразное и мелкое существование обывателей дореформенной провинции, которым возмущался Салтыков-Щедрин , угнетало юношу, чувствовавшего смутный позыв к чему-то иному.

Глеб Иванович Успенский

В своей краткой автобиографии он повествует о туманных влечениях своей молодости, мучительных вследствие своей неясности и бесплодности. «Вся обстановка моей личной жизни до 20-ти лет, говорит писатель, обрекла меня на полное затмение ума, полную погибель, глубочайшую дикость понятия, неразвитость, и вообще отделяла от жизни белого света на неизмеримое расстояние. Я помню, что я плакал беспрестанно, но не знал, отчего это происходит. Не помню, чтобы до двадцати лет сердце у меня было когда-нибудь на месте». Последние две фразы указывают на ту особенность повышенной тревожной внутренней жизни, которою отличался Успенский всегда и отпечаток которой виден в его произведениях.

Из Московского университета Успенский перешел в Петербургский, но и последнего не кончил. Литературная деятельность его началась с 1866 года рядом очерков, под общим названием «Нравы Растеряевой улицы », печатавшихся в «Современнике». После закрытия этого журнала очерки были перенесены в журнал «Луч», но и это издание постигла та же участь, и в конце концов в сильно урезанном и переработанном виде «Нравы Растеряевой улицы» появились в «Женском Вестнике».

Бытовые реальные очерки, в которых изображался грубый уклад мелкой мещанской жизни, должны были подвергнуться переработке сообразно направлению журнала. «Судите, – говорит Успенский, – что должна была претерпеть «Растеряева улица» со своими пьяницами-сапожниками и мастеровщиной, появляясь в журнале, посвященном женскому развитию, женскому вопросу. При всем моем глубоком желании, чтобы пьяницы вели себя поприличнее в дамском обществе, все они до невозможности пахли водкой и сокрушали меня. Но что же было делать? Я их умыл и приодел, и они стали только хуже, а правды в них меньше».

Литературная деятельность Успенского вследствие тяжелых общественных условий, отсутствия журналов, в большинстве закрытых, одиночества и нужды проходила в довольно мрачной обстановке.

В 1871 году Успенский уезжает за границу, посещает Париж, славянские земли, Лондон. К этому времени приурочивают перелом в литературной деятельности Успенского. В своих полу-беллетристических, полу-публицистических произведениях он от изображения типов городской бедноты переходит к своей главной теме: к мужику, к деревне.

Возвратившись на родину, он печатает целый ряд произведений, посвященных исключительно его новой теме. «Черная работа», «Малые ребята», «Люди и нравы современной деревни», «Власть земли » и другие очерки дают неприкрашенный, объективно воспроизведенный быт крестьянина и типы русской деревни.

Литературная деятельность Успенского была прервана тяжким психическим недугом.

Скончался он в 1902 году.