Описание пейзажа в поэме мертвые души. «Мертвые души»: пороговая семантика пейзажа

Разницу между человеческим зрением и тем, что видит фасеточный глаз насекомого, можно сравнить с разницей между полутоновым клише, сделанным на тончайшем растре, и тем же изображением, выполненным на самой грубой сетке, которой пользуются для газетных репродукций. Так же относится зрение Гоголя к зрению средних читателей и средних писателей. До появления его и Пушкина русская литература была подслеповатой. Формы, которые она замечала, были лишь очертаниями, подсказанными рассудком; цвета как такового она не видела и лишь пользовалась истертыми комбинациями слепцов-существительных и по-собачьи преданных им эпитетов, которые Европа унаследовала от древних. Небо было голубым, заря алой, листва зеленой, глаза красавиц черными, тучи серыми и т. д. Только Гоголь (а за ним Лермонтов и Толстой) увидел желтый и лиловый цвета. То, что небо на восходе солнца может быть бледно-зеленым, снег в безоблачный день густо-синим, прозвучало бы бессмысленной ересью в ушах так называемого писателя-«классика», привыкшего к неизменной, общепринятой цветовой гамме французской литературы 18 в. Показателем того, как развивалось на протяжении веков искусство описания, могут послужить перемены, которые претерпело художественное зрение; фасеточный глаз становится единым, необычайно сложным органом, а мертвые, тусклые «принятые краски» (как бы «врожденные идеи») постепенно выделяют тонкие оттенки и создают новые чудеса изображения. Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь писатель, тем более в России, раньше замечал такое удивительное явление, как дрожащий узор света и тени на земле под деревьями или цветовые шалости солнца на листве. Описание сада Плюшкина поразило русских читателей почти так же, как Мане - усатых мещан своей эпохи.

«Старый, обширный, тянувшийся позади дома сад, выходивший за село и потом пропадавший в поле, заросший и заглохлый, казалось, один освежал эту обширную деревню и один был вполне живописен в своем картинном опустении. Зелеными облаками и неправильными трепето-листными куполами лежали на небесном горизонте соединенные вершины разросшихся на свободе дерев. Белый колоссальный ствол березы, лишенный верхушки, отломленной бурею или грозою, подымался из этой зеленой гущи и круглился на воздухе, как правильная мраморная сверкающая колонна; косой остроконечный излом его, которым он оканчивался кверху вместо капители, темнел на снежной белизне его, как шапка или черная птица. Хмель, глушивший внизу кусты бузины, рябины и лесного орешника и пробежавший потом по верхушке всего частокола, взбегал наконец вверх и обвивал до половины сломленную березу. Достигнув середины

Ее, он оттуда свешивался вниз и начинал уже цеплять вершины других дерев или же висел на воздухе, завязавши кольцами свои тонкие цепкие крючья, легко колеблемые воздухом. Местами расходились зеленые чащи, озаренные солнцем, и показывали неосвещенное между них углубление, зиявшее, как темная пасть; оно было все окинуто тенью, и чуть-чуть мелькали в черной глубине его: бежавшая узкая дорожка, обрушенные перилы, пошатнувшаяся беседка, дуплистый дряхлый ствол ивы, седой чапыжник, густой щетиною вытыкавший из-за ивы иссохшие от страшной глушины, перепутавшиеся и скрестившиеся листья и сучья, и, наконец, молодая ветвь клена, протянувшая сбоку свои зеленые лапы-листы, под один из которых забравшись Бог весть каким образом, солнце превращало его вдруг в прозрачный и огненный, чудно сиявший в этой густой темноте. В стороне, у самого края сада, несколько высокорослых, не вровень другим, осин подымали огромные вороньи гнезда на трепетные свои вершины. У иных из них отдернутые и не вполне отделенные ветви висели вниз вместе с иссохшими листьями. Словом, все было хорошо, как не выдумать ни природе, ни искусству, но как бывает только тогда, когда они соединятся вместе, когда по нагроможденному, часто без толку, труду человека пройдет окончательным резцом своим природа, облегчит тяжелые массы, уничтожит грубо-ощутительную правильность и нищенские прорехи, сквозь которые проглядывает нескрытый, нагой план, и даст чудную теплоту всему, что создалось в хладе размеренной чистоты и опрятности».

Знакомясь с чиновниками и демонстрируя «очень искусно» умение «польстить каждому», Чичиков «намекнул как-то вскользь» губернатору, «что в его губернию въезжаешь, как в рай, дороги везде бархатные» (VI, 13). Так впервые возникает в «Мертвых душах» некое представление о дорожном пейзаже, достоверность которого сразу же ставится под вопрос: мнение героя, принявшее, как свойственно было его «разговору» в определенных случаях, «несколько книжные обороты» (VI, 13), продиктовано исключительно желанием понравиться и даже «очаровать» (VI, 16).

Однако картина, которую живописует повествователь, когда герой отправляется к Манилову, не слишком похожа на райскую: «Едва только ушел назад город, как уже пошли писать по нашему обычаю чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы старых, дикий вереск и тому подобный вздор. Попадались вытянутые по шнурку деревни, постройкою похожие на старые складенные дрова, покрытые серыми крышами с резными деревянными под ними украшениями в виде висячих шитых узорами утиральников. Несколько мужиков по обыкновению зевали, сидя на лавках перед воротами в своих овчинных тулупах. Бабы с толстыми лицами и перевязанными грудями смотрели из верхних окон; на нижних глядел теленок или высовывала слепую морду свою свинья. Словом, виды известные» (VI, 21-22).

Используемая повествователем разговорная лексика («чушь и дичь», «вздор»), усиливая выразительность описания, куда более соответствует увиденной картине, чем книжные обороты. Может показаться, что представшие перед его взором дорожные виды потому только «виды известные», что совершенно обычные и обыкновенные; стало быть, совершенно обычны и обыкновенны (что подчеркнуто выражениями «по нашему обычаю», «по обыкновению») именно «чушь и дичь» — и именно эти-то «чушь и дичь», виды, обозначенные словами-синонимами, и являют собою «виды известные». Значение контекстных синонимов приобретают между тем все детали представленной картины, выступающие таким образом как компоненты градации «чуши и дичи». Отчетливое ощущение подобной градации создает прежде всего выделительно-перечислительная интонация, но также и нарастающая семантическая значимость деталей описания, которое открывают «кочки» и замыкает «свинья».

Принципу сюжетной градации отвечает описание заключительного выезда Чичикова из города, перекликающееся с картиной, приведенной выше, но вместе с тем предельно расширяющее представление о «видах известных»: «И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колоды, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся за 800 верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону, и по другую, помещичьи рыдваны, солдат верхом на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свеже-разрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны, как мухи, и горизонт без конца...» (VI, 220).

И здесь все детали нарисованной повествователем картины (количество которых резко увеличивается) наделяются значением контекстных синонимов, так что «вздором» вновь становятся самые разнородные, но сближенные по значению явления. Что же касается выделительно-перечислительной интонации, то она заметно усиливает экспрессивность описания, в котором отражается меняющееся (от начала к концу поэмы) отношение повествователя, обретающего панорамное зрение, к влекущему его пространству, где «ничто не обольстит и не очарует взора» (VI, 220). Значимая перекличка двух картин призвана подчеркнуть, что нагнетание элементов «чуши и дичи» и «тому подобного вздора» идет в сюжете поэмы по восходящей линии, однако «горизонт без конца», указывая на смену ракурса восприятия (маркированную и слуховым аспектом последнего), открывает символическую перспективу повествования, отсутствующую в первой картине, где место «горизонта» занимает «морда свиньи».

Но меняется ли при этом отношение к «видам известным» как к «чуши и дичи»? Будучи фрагментом изображенного пространства, дорожный пейзаж, при всей его обыкновенности, обнаруживает признаки чего-то необычного, так что и в этом случае действует характерное для описаний «известного рода» (VI, 8), с подчеркнутой установкой на повторяемость, «отступление от „нормы“» , призванное разрушить инерцию восприятия известного и превратить его в неизвестное. Парадокс подобного описания в том, что включенные в него детали, при всей их визуальной достоверности, в своей совокупности непременно создают впечатление «вздора»; при этом та или иная деталь не просто идентична выражающей этот «вздор» картине, но представительствует за нее, как в доме Собакевича «каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: и я тоже Собакевич! или: и я тоже очень похож на Собакевича!» (VI, 96). Так, в дорожном пейзаже, что в первом, что во втором, составленном из такого рода достоверных деталей, аномальной оказывается вся картина: здесь все «виды известные» - и все поистине «чушь и дичь».

Именно «чушь и дичь» являются онтологическим свойством мира, в организации которого важная роль принадлежит алогизму и абсурду. Не только в повестях, где гротеск и фантастика определяют ход событий и поведение персонажей, но и в «Мертвых душах» Гоголь ставил перед собой задачу «изобразить невероятное и неправдоподобное»; причем даже «мелочи», которые выглядят правдоподобными, оказываются у него «гиперболичны и неправдоподобны» . Из них как раз и складывается и строится дорожный пейзаж, когда образным преувеличением является скопление подробностей, порождающее представление о размерах и безграничности «чуши и дичи».

Было отмечено, что описание видов, наблюдаемых Чичиковым, отправившимся к Манилову, выглядит вроде «как „подлинный список“ с самой действительности», но и «несколько фантастично» . И что картина, являющая подобные виды, отвечает принципу «необычности» в смысле доведения «некоего качества» изображаемого предмета «до крайних его пределов» . Доведение до крайних пределов и есть проявление фантастичности; картина, о которой идет речь, фантастична в той мере, в какой фантастична действительность, где герой торгует и покупает, т. е. не выходит как будто в своем занятии за границы общепринятого, но «торгует ничем» и «покупает ничто» .

Интересы героя понуждают его «заглянуть в те и другие углы нашего государства, и преимущественно в те, которые более других пострадали от несчастных случаев, неурожаев, смертностей и прочего и прочего, словом - где бы можно удобнее и дешевле накупить потребного народа» (VI, 240). Так происходит освоение пространства бричкой, в какой Чичиков перемещается по дороге, разглядывая окружающие его виды. Он эти виды наблюдает, повествователь же их описывает; именно повествователю, а не герою, принадлежит выражение «виды известные», стилистическую маркированность которого, придавая ему иронический смысл, подчеркивает инверсия; инверсированным оказывается определение, передающее эмоциональную реакцию повествователя на так увиденную и нарисованную им картину. Эта картина, на которой запечатлены «чушь и дичь», нарисована взглядом и словом повествователя; герой движется в бричке, но для повествователя бричка «не движется, но движется фон» и меняются «декорации, тоже, кстати, неподвижные» . Герой занимает позицию наблюдателя внутри этой картины, что позволяет ему рассматривать попадающие в его кругозор предметы «с точки зрения движущегося объекта» , т. е. все той же брички. Однако неверно было бы заключить, что герой видит тот же самый дорожный пейзаж, что и повествователь: Чичиков видит виды, а повествователь видит «виды известные»; Чичиков замечает то, что способны заметить все, повествователю же открывается то, что воспринять и показать может только он.

Если вспомнить важное для Гоголя «слово: выпытывание», которым он «определяет свое отношение к предмету» , то можно сказать и по-другому: герой наблюдает (когда не отвлекается и действительно занят наблюдением за дорогой), а повествователь, рисуя картину, выпытывает у нее же ее скрытый смысл - и выпытывает взглядом и словом; сотворение движущегося в бричке героя идет одновременно с сотворением пейзажа как фона движения. И коли это «виды известные», и они тоже творятся, то по-разному они известные для героя, находящегося внутри картины и внутри брички, и для повествователя, создающего и эту картину, и эту бричку, с описания которой собственно и начинается поэма. Сначала возникает (возникает в речи повествователя) бричка, а уже потом сидящий в ней господин, но бричка и господин составляют единое целое; если без Чичикова (не приди ему в голову «сей странный сюжет») «не явилась бы на свет сия поэма» (VI, 240), то не явилась бы она и без брички, посредством которой «странный сюжет» реализуется.

Вот Чичикова, когда он едет к Коробочке, внезапно застигает ливень: «Это заставило его задернуться кожаными занавесками с двумя круглыми окошечками, определенными на рассматривание дорожных видов, и приказать Селифану ехать скорее» (VI, 41). Итак, окошечки определены на рассматривание дорожных видов, но никаких видов рассмотреть герою не удается: «Он высматривал по сторонам, но темнота была такая, хоть глаз выколи» (VI, 42). Чичиков видит «темноту», т. е. ничего не видит, поскольку ничего не может рассмотреть. Признаком символической иносказательности, как было показано , отмечен последовавший далее эпизод, когда бричка опрокинулась, а герой «руками и ногами шлепнулся в грязь» (VI, 42). Но и невозможность что-либо рассмотреть тоже несет в себе иносказательный смысл. Ср. с другим эпизодом, в конце поэмы, когда бричку Чичикова, покидающего навсегда город, останавливает «бесконечная погребальная процессия», которую герой «принялся рассматривать робко сквозь стеклышка, находившиеся в кожаных занавесках» (VI, 219). Но озабочен он не столько тем, чтобы что-то рассмотреть (процессию ведь он сквозь «стеклышка» видит), сколько тем, чтобы не увидели его самого, для чего и задергивает занавески. Задача Чичикова, почему он о себе «избегал много говорить; если же говорил, то какими-то общими местами» (VI, 13), чтобы его не рассмотрели; однако и сам он не способен рассмотреть (проникнуть внутрь рассматриваемого и увидеть то, что скрыто от внешнего взгляда) ни окружающие его виды, ни себя самого: все закрыто для него символической темнотой.

В случае Чичикова внешняя темнота оказывается проекцией темноты внутренней, т. е. неспособности видеть и различать. Речь идет о поразившей героя онтологической слепоте. Манилову его предложение показалось проявлением безумия, пока Чичиков не разъяснил, что имеет в виду «не живых в действительности, но живых относительно законной формы» (VI, 34). Но законная форма уничтожает в действительности границу между живыми и мертвыми, позволяя приобретать как живые «те души, которые точно уже умерли» (VI, 35). Таков «главный предмет его вкуса и склонностей», заслонивший все прочие виды; покинув Манилова, «он скоро погрузился весь в него и телом и душою» (VI, 40). Именно предмет этот и есть главный для Чичикова дорожный пейзаж, который он постоянно держит перед глазами.

В «Мертвых душах» дорога вырастает по ходу повествования в символический образ, что придает сюжету поэмы универсальный смысл . Такой же универсальный смысл приобретают и рисуемые повествователем дорожные виды, имея в виду их прямое и метафорическое, как и у дороги , значение. С. Г. Бочаров писал о «картине человека», представление о котором «разбросано бесчисленными чертами и деталями» в мире Гоголя; эту картину «не прочитать без соотнесения с христианской концепцией дарованного каждому человека образа, который человек может либо возделать до богоподобия, либо испортить и исказить» . Это верно не только по отношению к гоголевскому человеку, но и к изображенному Гоголем миру, частью которого являются «виды известные»; мир этот тоже можно возделать или испортить, если обитающий в нем человек онтологически слеп и не отличает живое от мертвого. Вот почему повествователь, рассматривая своего героя, стремится заглянуть «поглубже ему в душу» и шевельнуть «на дне ее» то, «что ускользает и прячется от света» (VI, 242).

Ускользают же и прячутся не только виды, которые единственно занимают Чичикова и составляют заботящий его предмет; дорога недаром служит в поэме еще и испытанием героя, испытанием его способности выйти за пределы собственного кругозора, увидев встреченное «на пути человеку явленье, не похожее на все то, что случалось ему видеть дотоле, которое хоть раз пробудит в нем чувство, не похожее на те, которые суждено ему чувствовать всю жизнь» (VI, 92). Но «виденье», показавшееся «неожиданным образом», скрылось, вызвав у героя «мысли» (VI, 92-93), вновь связанные с приобретением и прямо отражающие деформированную картину человека.

Чичиков, пережидая, пока пройдет погребальная процессия, рассматривает ее в окошечки, а после думает, что это «хорошо, что встретились похороны; говорят, значит счастие, если встретишь покойника» (VI, 220). Но дело тут не только в народном поверье; напомним, что он «почувствовал небольшое сердечное биение», узнав от Собакевича, что Плюшкин, у которого «люди умирают в большом количестве», живет от него всего в «пяти верстах» (VI, 99). Привычно радуясь известиям об умерших, Чичиков и при виде похорон, не имеющих, казалось бы, прямого отношения к волнующему его предмету, не впадает в меланхолическое настроение и не склонен предаваться элегическим размышлениям о бренности жизни и тайне смерти; но в сюжете поэмы картина похорон именно с этим предметом и связана, однако ни эта картина, ни сам предмет не могут заставить героя ощутить и пережить «бег всеуничтожающего времени» .

А вот для повествователя дорожные впечатления служат непосредственным поводом для лирической рефлексии. Описывая дорогу как зрелище, оставившее след в его памяти, и вспоминая о своей реакции на увиденное, повествователь прослеживает изменения, которые произошли с ним и глубоко затронули его личность. Ср. начало: «Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: все равно, была ли то деревушка, бедный уездный городишка, село ли, слободка, любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд» (VI, 110). И заключение: «Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!» (VI, 111).

«Виды известные» - это и есть та пошлая наружность мира, обычные и обыкновенные для охлажденного взора картины, созерцаемые теперь повествователем; элегическая тональность лирического отступления отражает его переживания, в которых различимы вариации «устойчивых мотивов и символов» , характерных для элегической поэтики, и слышатся дорожные мелодии русской лирики. Что означает случившаяся с повествователем метаморфоза? То, что его, как и всякого человека, будь он хоть поэтом, севшим с утра в телегу жизни, к полдню, т. е. к середине жизни, порастрясло . И это совсем иная ситуация, чем у героя, который тоже был когда-то юным, был «мальчиком», перед которым однажды «блеснули нежданным великолепием городские улицы, заставившие его на несколько минут разинуть рот» (VI, 224-225), а теперь, когда явилось ему новое виденье, он «уже средних лет и осмотрительно-охлажденного характера» (VI, 92-93) и предаваться ламентациям по поводу утраты им юношеской свежести не склонен, предпочитая им житейские расчеты и выкладки. Тогда как взор повествователя, столь требовательного к себе, отнюдь не кажется охлажденным, и недаром обращается он далее к читателям, чтобы освежить их: «Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге: не подымете потом!» (VI, 127).

Речь у повествователя идет и о дороге жизни, и о символическом пути человеческой души, о нерасторжимом единстве этих пути и дороги, служившем темой лирических размышлений в поэтических произведениях современников Гоголя. Ср. в стихотворении Баратынского «В дорогу жизни снаряжая...» (1825):

В дорогу жизни снаряжая

Своих сынов, безумцев нас,

Снов золотых судьба благая

Дает известный нам запас:

Нас быстро годы почтовые

С корчмы довозят до корчмы,

И снами теми путевые

У Баратынского в его «ранних элегиях» слово судьба обозначает «сам по себе ход времени»; вот как описывается лирическая ситуация в стихотворении «Признание»: «Человек не отвечает за то, что в нем происходит помимо него» . Не отвечает за то, если вернуться к нашему примеру, что происходит с ним в дороге жизни. У Гоголя судьба человека (и судьба героя, и судьба повествователя), которому суждено видеть в детстве и в юности сны золотые, запас которых с годами неизбежно растрачивается, зависит от него самого, сохранит ли он все человеческие движения. Говоря о том, какова «судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу все, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи», повествователь завершает лирическое отступление знаменательным утверждением, «что много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую из презренной жизни, и возвести ее в перл созданья» (VI, 134).

Повествователь не просто видит картину, взятую из презренной жизни, но озаряет ее светом глубины душевной, светом внутреннего зрения, только и способного выразить невыразимое . Отсюда роль лирических отступлений как особого рода «окон» в повествовательной структуре поэмы: они, эти отступления, позволяют повествователю выразить те чувства и переживания, которые скрыты в глубине его души.

Для повествователя пребывание в дороге - это и средство познания презренной жизни, но и возможность вновь почувствовать себя творцом, способным озарить увиденную им картину: «Боже! как ты хороша подчас, далекая, далекая дорога! Сколько раз, как погибающий и тонущий, я хватался за тебя, и ты всякий раз меня великодушно выносила и спасала! А сколько родилось в тебе чудных замыслов, поэтических грез, сколько перечувствовалось дивных впечатлений!..» (VI, 222). Насмотревшись «видов известных», повествователь не случайно прибегает к лирической фигуре, обращению, действующему «как лирическая сила» ; здесь эта лирическая сила направлена на самого повествователя, который именно в дороге словно заново входит в самого себя . Он движется по дороге вместе с героем, герой наблюдает виды, обычные и обыкновенные, повествователь же зрит «виды известные» и озаряет увиденные картины; он, в отличие от героя, знает, что «еще не мало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука в руку; две большие части впереди - это не безделица» (VI, 246). И что ожидают их новые и иные дорожные виды, известные и неизвестные, потому что путь, которым они будут идти, - это путь к себе, путь, на котором обретается внутреннее зрение, когда и герою, и читателям придется обратить взор «во внутрь собственной души» (VI, 245).

Му ниципальное общеобразовательное учреждение

«Средняя общеобразовательная школа №3»

города Шумихи Курганской области

Деталь как средство создания образов в поэме

Н.В. Гоголя «Мертвые души».

Выполнила: Петрова Анна Александровна,

10 А класс

Руководитель: Стышных Светлана Валерьевна

Г. Шумиха

План.

1. Введение.

2. Н. В. Гоголь-мастер художественных описаний.

3. Деталь как средство типизации и индивидуализации

Чичиков (деталь пейзажа, портрета, интерьера, поведение)

Манилов

Коробочка

Ноздрев

Собакевич

Плюшкин

4. Заключение. Композиционная роль деталей.

5. Литература.

Введение.

Тема исследовательской работы: « Деталь как средство создания образов в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души».

Актуальность: во время изучения поэмы Н.В. Гоголя «мертвые души» мы знакомимся с историей создания поэмы, рассматриваем главы, рассказывающие о посещении Чичикова помещиков Только через внимательное, аналитическое чтение, которое предполагает внимание к каждому, слову, «открывается» новый взгляд на героев поэмы, связанный с идейно-тематическим мотивом. Это благодаря художественным деталям. Подобный вид исследования обеспечивает более качественное усвоение темы и идеи литературного произведения

Цели:

Развитие познавательной активности и формирование творческого подхода в литературе.

Обучение аналитическому чтению и пересказу.

Развитие памяти, внимания, мышления.

Воспитание ценностного отношения к знаниям

Задачи:

Осознать глубокий замысел Н.В. Гоголя.

Выделить художественные детали пейзажа, портрета, интерьера, поведения.

Научиться сравнивать, анализировать художественные детали литературного произведения.

Методы: Теоретико-научное исследование, работа с критической литературой, аналитическое чтение, наблюдение над языком, интернет-ресурсы

Объект: поэма Н.В.Гоголя «Мертвые души».

Н.В.Гоголь- мастер художественных описаний.

Ни над одним из произведений, включая и «Ревизора», Гоголь не работал с такою верою в свое призвание писателя-гражданина, с какой он создавал «Мертвые души». Никакому другому своему произведению он не посвятил столько глубоких творческих раздумий, напряженного труда и времени. Создание «Мертвых душ» писатель считал самым важным, самым крупным делом своей жизни. Обличительный пафос, характеризующий лучшие художественные творения Гоголя, с наибольшей полнотой и силой выразился в поэме-романе. Каждый художественный образ, созданный поэтом или писателем, включает в себя портретную характеристику героя, в которой автор, как правило, акцентирует внимание на основных чертах характера. Гоголь – общепризнанный мастер художественных описаний. Описания эти самоценны, прежде всего, благодаря обилию предметно-бытовых деталей.

Деталь - значимая подробность, позволяющая передать эмоциональное и смысловое содержание сцены, эпизода. Важнейшее художественное средство, помогающее писателю раскрыть сущность образа изображаемого персонажа .

Описывая в «Мертвых душах» почти все общественные группы: помещиков, чиновников, нарождающуюся буржуазию, трудящиеся массы, - Гоголь особое внимание уделяет художественным деталям, так называемой «тине мелочей», потому что это основное средство изображения русской жизни. В статье «Мастерство Гоголя» Андрей Белый писал: «Такого величия в изображении мелочей, как у Гоголя, не знала мировая литература».

В изображении помещиков перо Гоголя беспощадно. Тут и «говорящие» фамилии, и деформация человеческих лиц, и детали интерьера, которые говорят нам о хозяине больше чем его портрет и поступки, и «зоологические» сравнения. В самом деле, каждый из помещиков напоминает какое-либо животное. О Собакевиче Гоголь прямо говорит, что он похож «на средней величины медведя»; Манилова характеризует такая фраза: «Зажмурился, как кот, у которого пощекотали за ухом»; на собачье в Ноздреве указывает его описание на псарне: «Ноздрев был среди них совершенно как отец семейства». Кроме того, каждый помещик имеет свою характеристику: Коробочка- «дубинноголовая», Ноздрев- «исторический человек», Собакевич-человек-«кулак», Плюшкин- «прореха на человечестве.

«Приобретатель»- Чичиков.

Среди персонажей гоголевской поэмы «Мертвые души» Чичиков Павел Иванович занимает особое место. Будучи центральной (с точки зрения сюжета и композиции) фигурой поэмы, этот герой вплоть до последней главы первого тома остается для всех загадкой - не только для чиновников города NN. но и для читателя. Но несомненно в создании его образа Н.В. Гоголь использовал также художественную деталь.

Деталь пейзажа- На протяжении всей поэмы Н. В. Гоголя мы замечаем множество пейзажов множество описаний поместий помещиков, однако среди всего этого мы не видим четкого пейзажа на котором был бы изображен Чичиков. Он постоянно сливается то с одним пейзажом то с другим. Когда наш главный герой находится у одного из помещиков -Манилова который наделен некой мечтательностью и весь его мечтательный мир оказывается также отражен на природе вокруг него и на всем что его окружает, то мы видим что Чичикову также свойственна эта легкая неземная сущность. Из этого мы понимаем что Чичиков не имеет свой собственный пейзаж который был бы характерен только для него одного. Но это вовсе не значит, что Н.В. Гоголь не использовал здесь детали, наоборот он показал этим самым что наш герой очень хитер, имеет способность приобретать разные качества которые только существуют на земле.

Деталь портрета- В поэме мы четко замечаем, какую огромную роль играет деталь в создании портрета Чичикова. Она самым ярким образам показывает на его портрет.

Нам очень трудно сразу схватить и четко представить портрет Чичикова. Портрет Чичикова на первый взгляд кажется несколько амфорным. И это ощущение Гоголь подчеркивает с первого же появления героя-«Не красавец, но и не дурной наружности», «Не слишком толст, не слишком тонок», «Нельзя сказать что бы стар, но и не так что бы слишком мо лод», «Человек средних лет». Таков он- главный герой «Мертвых душ». Во всем умеренность и середина, безличность начисто исключающая подлинно человеческие страсти и движения души и оставляющая простор только для служения «копейке». Из всего этого мы понимаем что Чичиков способен переваплащаться из одного образа в другой, и не слишком приметная наружность ему в руку. автор лишает Павла Ивановича своеобразия, запоминающихся черт, собственного «лица». На фоне ярких, предельно индивидуализированных образов помещиков фигура Чичикова выглядит бесцветной, неопределенной, неуловимой. Отсутствие индивидуального начала обнаруживается и в речевом поведении героя - не имея собственного «лица», он не имеет и собственного «голоса». Именно безликость и бесцветность позволяют Чичикову перевоплощаться до неузнаваемости, когда этого требуют «интересы дела».

Деталь интерьера- Чичиков приезжает в город; Гоголь сразу же обращает внимание читателя на каких-то мужиков, рассуждающих о колёсах брички героя, и некого молодого человека с тульской булавкой в виде пистолета (что интересно, эти персонажи никогда больше не появятся на страницах книги). Чичикову достаётся номер в местной гостинице; тут Гоголь говорит даже о тараканах и о двери в соседнее помещение, заставленной комодом. И даже о том, что сосед обычно любопытен и интересуется жизнью проезжающего. Только был ли у Чичикова такой сосед, приходил ли он, когда герой отсутствовал, или же не было соседа вовсе, этого мы не узнаем, но зато у нас отныне есть точное представление о гостиницах “известного рода”.

Деталь поведения героя- Оказываясь в любой новой обстановке, в новой среде,
он сразу становится «своим человеком». Он постиг “великую тайну нравиться”, с каждым из персонажей он говорит на его языке, обсуждает близкие собеседнику темы. В этом герое еще жива душа, но каждый раз, заглушая муки совести, делая все для своей выгоды и строя счастье на бедах других людей, он убивает ее. Оскорбление, обман, взяточничество, казнокрадство, махинации на таможне - орудия Чичикова. Смысл жизни герой видит лишь в приобретении, накопительстве. Но для Чичикова деньги - средство, а не цель: он хочет благополучия, достойной жизни для себя и своих детей. От остальных персонажей поэмы Чичикова отличает сила характера и целеустремленность. Поставив себе определенную задачу, он не останавливается ни перед чем, проявляет для ее достижения упорство, настойчивость и невероятную изобретательность.
Он не похож на толпу, он активен, деятелен и предприимчив. Чичикову чужды мечтательность Манилова и простодушие Коробочки. Он не жадничает, как Плюшкин, но и не склонен к беспечному разгулу, как Ноздрёв. Его предприимчивость не похожа на грубую деловитость Собакевича. Все это говорит о явном его превосходстве.
Характерной чертой Чичикова является невероятная многогранность его натуры. Гоголь подчеркивает, что таких людей, как Чичиков, разгадать нелегко. Появившись в губернском городе под видом помещика, Чичиков очень быстро завоевывает всеобщие симпатии. Он умеет показать себя человеком светским, всесторонне развитым и порядочным. Он может поддержать любой разговор и при этом говорит “ни громко, ни тихо, а совершенно так, как следует.” К каждому лицу, в котором Чичиков заинтересован, он умеет найти свой особый подход. Выставляя напоказ свою доброжелательность к людям, он заинтересован лишь в том, чтобы выгодно использовать их расположение. Чичиков очень легко “перевоплощается”, меняет манеры поведения, но при этом никогда не забывает о своих целях.

«Сахарный»- Манилов

В ходе наблюдений я прихожу к мысли, что составной частью гоголевского портретного рисунка, связывающего внешность героя с духовным обликом в одно целое, являются позы, жесты, движения, мимика, одежда, речь. Именно с помощью этого писатель усиливает комическую окраску образов, раскрывая через индивидуальные черты героя подлинную социальную сущность. Сатирические удары автора, один больнее другого, на Манилова обрушиваются безостановочно. Жалящая и клеймящая гоголевская насмешка подстерегает его всюду. Небезынтересно будет задуматься о том, почему помещику Манилову автор не даёт имени и отчества. Имена есть у детей Манилова (Фемистоклюс и Алкид), у его жены (Лиза). Каждая подробность обстановки разоблачает своего хозяина, каждый шаг, каждый поступок оборачивается против него. Манилов фантазирует о строительстве мостов и замков – автор поэмы указывает на два кресла, которые фантазер не удосужился за два года обшить. В осуждении, высмеивании отрицательного оказывается важнейшая особенность сатиры Гоголя. Это не просто насмешка – это беспощадный суд, который вершит Гоголь. Для создания образа Манилова Гоголь использует различные художественные средства, и в том числе пейзаж, ландшафт поместья Манилова, интерьер его жилища. Вещи, окружающие его, характеризуют Манилова не в меньшей степени, чем портрет и поведение. ”От него не дождешься никакого живого слова или даже заносчивого слова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающего его предмета. У всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтись на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, - словом, у всякого есть свое, но у Манилова ничего не было”. Это рассуждение великого писателя проникнуто острой сатирической насмешкой.

Деталь пейзажа- « неформальность, расплывчатость» внутреннего мира героя писать подчеркивает характерным пейзажем. Так погода в тот день, когда Чичиков приехал к Манилов, высшей степени неопределенна: день был не то ясный не то мрачный, а какого-то светло серого цвета, какой бывает только на старых мундирах гарнизонных солдат.

В описании господской усадьбы нам открываются новые черты Манилова. Здесь мы уже видим человека претендующего на «культурность», «образованность», «аристократизм» ,однако Гоголь не оставляет читателем не каких иллюзий на этот счет-«все попытки героя казаться образованным и утонченным аристократом пошлы и нелепы. Так, дом Манилова стоит «одиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам», зато гора, на которой стоит усадьба, «одета подстриженным дерном», на ней «разбросаны по- английски две-три клумбы с кустами сиреней и желтых акаций». Неподалеку виднеется беседка « с деревянными голубыми колоннами» и надписью « Храм уединенного размышления». А рядом с «храмом» - заросший, покрытый зеленью пруд, по которому, «картинно подобравши платья и подтыкавшись со всех сторон», бредут две бабы, влача за собой изорванный бредень. В этих сценах угадывается гоголевская пародия на сентиментальные повести и романы.

Деталь портрета- Манилов «был человек видный, черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства. Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами». Портрет Манилова построен по принципу нагнетания восторженности, гостеприимства до крайнего избытка, переходящего в отрицательное качество. Сахар - деталь, указывающая на слащавость, т.е. льстивый.

Деталь интерьера- «Незавершенность натуры» Манилова (природа как будто остановилась на «прият- ной» внешности героя, «не доложив» в него характера, темперамента, жизнелюбия) сказывается и в описании его домашней обстановки. Во всем у Манилова - незаконченность, создающая дисгармонию. Ряд деталей интерьера свидетельствует о склонности героя к роскоши и изысканности, однако в самой склонности этой все та же незаконченность, невозможность довести дело до конца. В гостиной Манилова стоит «прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей», которая стоит «весьма недешево», но на два кресла ее недостает, и кресла стоят «обтянуты просто рогожею». Вечером на стол подается «щегольской подсвечник из темной бронзы с тремя античными грациями», а рядом с ним ставится «простой медный инвалид, хромой, свернувшийся на сторону и весь в сале...». Вот уже два года герой читает одну и ту же книгу, дойдя лишь до четырнадцатой страницы. Кабинет М. покрыт «голубенькой краской вроде серенькой», что указывает на безжизненность героя, от которого не дождешься ни одного живого слова. Но кульминацией образа Манилова являются «горки выбитой из трубки золы, расставленные не без старания очень красивыми рядками». Как и все «благородные господа», Манилов курит трубку. Поэтому в кабинете его - своеобразный «культ табака», который насыпан в картузы, и в табачницу, и «просто кучею на столе». Так Гоголь подчеркивает, что «препровождение времени» Манилова совершенно никчемно, бессмысленно.

«Сберегательница»- Коробочка.

Третья глава поэмы посвящена образу Коробочки Настасьи Петровны.

Деталь пейзажа- многие качества помещицы символически раскрываются в пейзаже предваряющем ее встречу с Чичиковым-«темнота была такая, хоть глаз выколи». Такие детали пейзажа четко показывают на ее тупость и невежество по отношению к себе самой и окружающим людям. Время в которое прибудет Чичиков к Коробочке Настасье Петровне. Гоголь избрал именно ночь. Ведь только ночь может так полно отразить всю темную. незаурядную скучную жизнь помещицы в которой нет ничего кроме как таких слов как-«накопить» «собрать» «продать». Психологический пейзаж так же можно увидеть, если вспомнить погоду, которая была при посещении Чичиковым Коробочки - была ночь и лил очень сильный дождь. Даже местоположение села К. (в стороне от столбовой дороги, в стороне от настоящей жизни) указывает на невозможность ее исправления и возрождения. В этом она подобна Манилову и занимает в «иерархии» героев поэмы одно из самых низких мест. Мелочность Коробочки, животная ограниченность ее интересов исключительно заботами о собственном хозяйстве подчеркивается птичье-животным антуражем вокруг Коробочки. Помещики, живущие рядом с Коробочкой, - Бобров, Свиньин.

Деталь портрета- Хозяйка вышла к гостю в спальном чепце, утром выйдет и без него, но на шее по-прежнему будет что-то навязано. Похожий чепец Чичиков утром обнаружит на огород- ном чучеле для отпугивания птиц. Этим самым гоголь сравнивает помещицу с чучелом, показывая что у нее такая же пустая душа. Женщины любят красивые новые вещи, но Коробочка носит рваные, старые и неаккуратные вещи. Она экономит и этим самым утратила женское начало.. Коробочка - «женщина пожилых лет <...>, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов». В комодах хранится белье, ночные кофточки, нитяные моточки, распоротый салоп, который бережливая помещица предназначает на платье. Но не износится платье, и салоп достанется по духовному завещанию племяннице внучатой сестры вместе со всяким другим хламом- эти детали четко показывают ее скупость жадность. Образ накопительницы Коробочки лишен уже тех “привлекательных” черт, которые отличают Манилова. Фамилия Коробочка метафорически выражает сущность ее натуры: бережливой, недоверчивой, боязливой, скудоумной, упрямой и суеверной. Коробочка - «одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожай, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки... В один... целковики, в другой полтиннички, в третий четвертаки...». Комод, где лежат, помимо белья, ночных кофточек, нитяных моточков, распоротого салопа, мешочки с деньгами, - аналог Коробочки. Тождественна образу Коробочки также шкатулка Чичикова с ящичками, перегородками, закоулками, потаенным ящиком для денег. Символически Коробочка раскрылась, предав огласке тайну Чичикова. Таким образом, волшебный ларец, шкатулка с «двойным дном», благодаря Коробочке выдает свой секрет. Имя и отчество Коробочки - Настасья Петровна - напоминает сказочную медведицу (ср. с Собакевичем - Михаилом Семеновичем) и указывает на «медвежий угол», куда забралась Коробочка, замкнутость, недалекость и упрямство помещицы.

Деталь интерьера- Вещи в доме Коробочки, с одной стороны, отражают наивные представления Коробочки о пышной красоте; с другой - ее скопидомство и круг домашних развлечений (гадание на картах, штопанье, вышивка и стряпня): «комната была обвешана старенькими полосатыми обоями; картины с какими- то птицами; между окон старинные маленькие зеркала с темными рамками в виде свернувшихся листьев; за всяким зеркалом заложены были или письмо, или старая колода карт, или чулок; стенные часы с нарисованными цветами на циферблате...». Звуковой образ бьющих часов Коробочки построен на контрасте зловещего змеиного шипения в обиталище бабы Яги и вместе с тем изображения десятилетиями неизменного старушечьего быта, «охрипшего» от времени: «шум походил на то, как бы вся комната наполнилась змеями <...> стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало хрипенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа таким звуком, как бы кто колотил палкой по разбитому горшку...». Небольшой домик и большой двор Коробочки, символически отражающие ее внутренний мир, - аккуратны, крепки; тес на крышах новый; ворота нигде не покосились; перина - до потолка; всюду мухи, которые у Гоголя всегда сопутствуют застывшему, остановившемуся, внутренне мертвому современному миру. В ее доме все устроено по старинке. В хозяйстве Коробочки "индейкам и курам не было числа". По фольклорной традиции птицы, упоминаемые в связи с Коробочкой (индюки, куры, сороки, воробьи), символизируют глупость, бессмысленную хлопотливость.

Деталь поведения героя- Общечеловеческая страсть, изображенная Гоголем в образе Коробочки, - «дубиноголовость». Коробочка боится продешевить при продаже «мертвых душ», опасается, как бы Чичиков не обманул ее, хочет выждать, чтобы «как-нибудь не понести убытку»; Коробочка торгует крестьянами с такой деловитостью, с какой продаёт другие приметы своего хоз-ва. Для неё нет разницы между одушевлённым и неодушевленным существом. В предложении Чичикова её пугает только одно: перспектива что-то пропустить, не взять того, что можно выручить за "мёртвые души".Коробочка не собирается уступать их Чичикову по дешевке. Помещица Коробочка бережлива, “набирает понемногу деньжонок”, живет замкнуто в своем поместье, как в коробочке, и ее домовитость со временем перерастает в скопидомство. Все эти детали показывают четко на сущность ее фамилии! Коробочка есть коробочка.

Собакевич- человек-«кулак».

Наиболее тесно срослись вещи с их хозяином в главе о Собакевичи Михаиле Семеновичи.В имени– «Михаил Семенович», в которых немецкие переводчики правильно угадывают намек на народное прозвище медведя, на которого так похож Собакевич и окружающие его предметы.

Деталь пейзажа- Чичиков давно мечтал добраться до Собакевича. Но всякого рода случайности то и дело оказываются на его пути. Сбившись с дороги, он попадает к Коробочке. Встреча в трактире с Ноздревым снова отдаляет его от цели. Наконец долгожданная встреча состоялась. Характер Собакевича начинает раскрываться еще, собственно, до нашей встречи с ним. Подъезжая к имению Собакевича, Чичиков, а вместе с ним и мы обратили внимание на большой деревянный дом с мезонином, красной крышей и темно-серыми, дикими стенами, «вроде тех, как у нас строят для военных поселений и немецких колонистов». Двор был окружен крепкой и очень толстой деревянной решеткой. На хозяйственные строения пошли «полновесные и толстые бревна, определенные на вековое стояние». Даже колодец строили из такого крепкого дуба, «какой идет только на мельницы да на корабли». Словом, по всему было видно, что владелец «хлопотал много о прочности». Так постепенно читатель психологически подготавливается к восприятию этого образа.

Деталь портрет- Собакевич - портрет-сравнение: «Когда Чичиков взглянул искоса на Собакевича, он ему на этот раз показался весьма похожим на средней величины медведя. Для довершения сходства фрак на нем был совершенно медвежьего цвета, рукава длинны, панталоны длинны, ступнями ступал он и вкривь и вкось и наступал беспрестанно на чужие ноги». Эти детали говорят о скупости души, несмотря на то, что у него были деньги. амо имя и внешность этого героя (напоминает «средней величины медведя», фрак на нем «совершенно медвежьего» цвета, ступает вкривь и вкось, цвет лица «каленый, горячий») указывают на его могучесть его натуры. Богатырская мощь С. (нога, обутая в сапог исполинского размера), подвиги за обеденным столом (ватрушки «гораздо больше тарелки», «индюк ростом с теленка», съеденная зараз «половина бараньего бока»), богатырское здоровье С. («пятый десяток живу, ни разу не был болен») пародируют облик и деяния сказочных и былинных богатырей. Фамилия С. формально не связана с его внешним обликом: С. похож «на средней величины медведя»; цвет лица «каленый, горячий, какой бывает на медном пятаке»; его имя - Михайло Семенович - также указывает на фольклорного медведя. Однако ассоциативно фамилия соответствует характеру и портрету: у С. «бульдожья» хватка и лицо; кроме того, к людям он относится, как цепной пес (ср. иронически обыгранные Гоголем слова С. после согласия продать души: «да уж нрав такой собачий: не могу не доставить удовольствие ближнему»). Грубость и неуклюжесть - суть портрета С. Природа, создавая его лицо, «рубила со всего плеча: хватила топором раз - вышел нос, хватила другой - вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет…». Бездушность С. подчеркивает метафорическая подмена лица широкой молдаванской тыквой, а ног - чугунными тумбами. В портрете Собакевича совсем нет описания глаз, которые, как известно, являются зеркалом души. Гоголь хочет показать, что Собакевич настолько груб, неотесан, что в теле его "совсем не было души".

Деталь интерьера- Душевный облик С. отражается во всем, что его окружает. Вещи вокруг С. повторяют тяжелое и прочное тело хозяина: стол, кресло, стулья, казалось, говорили: «И я тоже Собакевич!» В доме С. на стенах висят картины, изображающие исключительно греческих героев, которые внешне похожи на хозяина дома. На С. похож и дрозд темного цвета в крапинку, и пузатое ореховое бюро («совершенный медведь»). В свою очередь и сам герой тоже похож на предмет – ноги его как чугунные тумбы. Обычная сглазу мебель казалось невыносимо тяжелой грубой порубленной с плеча, как и сам Собакевич.

Деталь поведения героя- С самого начала образ С. связывается с темой денег, хозяйственности, расчета (в момент въезда в деревню С. Чичиков мечтает о 200-тысячном приданом). Беседуя с Чичиковым С., не обращая внимания на уклончивость Чичикова, деловито переходит к существу вопроса: «Вам нужно мертвых душ?» Главное для С. - цена, все остальное его не интересует. Со знанием дела С. торгуется, расхваливает свой товар (все души «что ядреный орех») и даже успевает надуть Чичикова (подсовывает ему «женскую душу» – Елизавету Воробей). В отличие от Ноздрева Собакевича нельзя причислить людям, витающим в облаках. Этот герой твёрдо стоит на земле, не тешит себя иллюзиями, трезво оценивает людей и жизнь, умеет действовать и добиваться того, чего хочет. При хар-ке его быта Гоголь во всем отмечает основательность и фундаментальность. Это естественные черты жизни Собакевича. Он лишен каких бы то ни было духовных запросов,далек от мечтательности, философствования и благородных порывов души Смысл его жизни состоит в насыщении желудка. Сам он отрицательно относится ко всему, что связано с культурой и просвещением:" Просвещение - вредная выдумка". В нем уживается поместный существователь и накопитель. В отличие от Коробочки, он хоршо понимает окружающую обстановку и понимает время, в которое он жвёт, знает людей.В отличие от остальных помещиков он сразу понял сущность Чичикова. Собакевич - это хитрый пройдоха, наглый делец, которого трудно провести. Всё окружающее он оценивает лишь с точки зрения своей выгоды.В его разговоре с Чичиковым раскрывается психология кулака, умеющего заставить крестьян трудиться на себя и извлечь из этого максимальную выгоду. Он прямолинеен, достаточно груб и никому ни во что не верит. В отличие от Манилова, в его восприятии все люди - разбойники, негодяи, дураки.

Ноздрев- «исторический человек».

Гоголь пишет: "Ноздрев долго еще не выведется из мира. Он везде между нами и, может быть, только ходит в другом кафтане; но легкомысленно непроницательны люди, и человек в другом кафтане кажется им другим человеком".

Деталь пейзажа- Характерен и пейзаж, обрамляющий эпизод посещения помещика Чичиковым. «Ноздрев повел своих гостей полем, которое во многих местах состояло из кочек. Гости должны были пробираться между перелогами и взброненными нивами... Во многих местах их ноги выдавливали под собою воду, до такой степени место было низко. Сначала они было береглись и переступали осторожно, но потом, увидя, что это ни к чему не слу- жит, брели прямо, не разбирая, где большая, а где меньшая грязь». Пейзаж этот говорит о расстроенном хозяйстве помещика и одновременно символизирует безалаберность Ноздрева. Усадьба Ноздрева помогает лучше понять и его характер, и жалкое положение его крепостных, из которых он выколачивает все, что возможно. Поэтому нетрудно сделать вывод о бесправном и нищенском положении крепостных Ноздрева. В отличие от Коробочки, Ноздрев не склонен к мелкому скопидомству. Его идеал - люди, всегда умеющие весело прожигать жизнь, не обремененные никакими заботами. В главе о Ноздреве мало деталей, отражающих быт его крепостных крестьян, но само описание помещика даёт исчерпывающую информацию об этом, поскольку для Ноздрева крепостные люди и имущество - равнозначные понятия.

Деталь портрет- Как и другие помещики, он внутренне не развивается, не меняется в зависимости от возраста. "Ноздрев в тридцать пять лет был таков же совершенно, каким был в осьмнадцать и двадцать: охотник погулять". В портрете Ноздрева обращают на себя внимание детали его внешности: полные румяные щеки, белые «как снег» зубы, черные «как смоль» бакенбарды. Физическая привлекательность этого персонажа лишь оттеняет его внутреннюю пустоту. Непредсказуемая агрессия Ноздрева, непрочность связей, возникающих у него с другими людьми, символически передаются деталями его быта Ноздрев - портрет описание: «Это был среднего роста, очень недурно сложенный молодец с полными румяными щеками, с белыми как снег зубами и черными как смоль бакенбардами. Свеж он был как кровь с молоком; здоровье, казалось, так и прыскало с лица его». Так же портрет раскрыт с помощью описания манеры поведения и натуры Ноздрева: «Лицо Ноздрева, верно, уже сколько-нибудь знакомо читателю. Таких людей приходилось всякому встречать немало. Они называются разбитными малыми, слывут еще в детстве и в школе за хороших товарищей и при всем этом бывают весьма больно поколачиваемы. В их лицах всегда видно что-то открытое, прямое, удалое. Они скоро знакомятся, и не успеешь оглянуться, как уже говорят тебе «ты». Дружбу заведут, кажется, навек: но всегда почти так случается, что подружившийся подерется с ними того же вечера на дружеской пирушке. Они всегда говоруны, кутилы, лихачи, народ видный». Сам мотив «разгулья удалого», «широкой русской души», присутствующий у Гоголя на протяжении всего повествования, комически снижается в образе Ноздрева. Как замечает дореволюционный исследователь, Ноздрев - это лишь «видимость широкой натуры. Он менее всего может претендовать на признание его «широкой натурой»: нахал, пьяница, лжец, он в то же время трус и совершенно ничтожный человек». Дополняет портрет Ноздрева его фамилия, состоящая из большого количества согласных, создающих впечатление взрыва. Кроме того, сочетание букв вызывает ассоциацию с любимым словечком героя “вздор”.

Деталь интерьера- В доме Ноздрева можно увидеть хаотичную смесь предметов, не связанных никакой логикой: сабли и ружья, «турецкие» кинжалы, трубки, чубук, «кисет, вышитый какою-то графинею»; непредсказуемы и расстроенная шарманка Ноздрева, и трапеза в его доме - повар Ноздрева имел обыкновение класть в блюда ««первое, что догадалось под руку». Исключительной выразительностью отличаются детали в описании дома Ноздрева. В кабинете его «не было заметно следов того, что бывает в кабинетах, то есть книг и бумаги; висели только сабли и два ружья, одно в триста, а другое в восемьсот рублей.… Потом были показаны турецкие кинжалы, на одном из которых по ошибке было вырезано: Мастер Савелий Сибиряков. Вслед за тем показалась гостям бессмертная шарманка. Ноздрев тут же провертел пред ними кое-что. Шарманка играла не без приятности, но в середине ее, кажется, что-то случилось, ибо мазурка оканчивалась песнею: «Мальбруг в поход поехал»; а «Мальбруг в поход поехал» неожиданно завершается каким-то давно знакомым вальсом. И уже Ноздрев перестал крутить шарманку, ей бы и замолчать, а одна дудка в ней очень бойкая никак не хочет угомониться и долго еще одна продолжает свистеть». «Потом показались трубки - деревянные, глиняные, пенковые, обкуренные и необкуренные, обтянутые замшею и необтянутые, чубук с янтарным мундштуком, недавно выигранный, и кисет, вышитый какой-то графиней, где-то на почтовой станции, влюбившеюся в него по уши». Здесь уже схвачен весь характер Ноздрева. Он сам словно испорченная шарманка: неугомонный, озорной, буйный, готовый в любой момент без всякой причины набедокурить, напакостить или совершить нечто непредвиденное и необъяснимое. Лай собак - важная деталь эпизодов главы о Ноздреве. . В его доме все заляпано краской: мужики белят стены. Пруд, где раньше «водилась рыба такой величины, что два человека с трудом вытаскивали штуку».

Деталь поведения героя- Какой неукротимой энергией, активностью, бойкостью, стремительностью веет от Ноздрева, этого кутилы, лихача, известного в городе "исторического человека". Его совершенно не занимают мелочные заботы о накоплении денег. Нет, у него другая, противоположная страсть -- бездумно и легко тратить деньги на кутежи, картежные игры, покупку ненужных вещей. Каков же источник его доходов? Он тот же, что и у других помещиков -- крепостные крестьяне, которые обеспечивают своим господам праздную и беззаботную жизнь.Страсть к вранью и карточной игре во многом объясняет то, что ни на одном собрании, где присутствовал Ноздрев, не обходилось без истории. Жизнь помещика абсолютно бездуховна. В Ноздреве Гоголь подчеркивает бесцельную активность: "…он предлагал вам ехать, куда угодно, хоть на край света, войти в какое хотите предприятие, менять все, что хотите". Но так как его начинания лишены цели, то ничто до конца Ноздрев не доводит. В его разрозненном имении только псарня находится в отличном состоянии: среди собак он "как отец среди семейства". Он совершенно спокойно обманывает, у него нет никаких моральных принципов. Крестьяне своим трудом создают все блага и избавляют помещика от забот. Ноздрев привык получать то, что хочет, а если кто-то противится, он становится опасным: "Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории". Он ведет себя развязно, грубо. Гоголь иронически называет героя "историческим человеком". Ноздрев - мастер "лить пули". Он лгун, но он лгун по принуждению. Он сознательно навязывает одну ложь на другую. Возможно, таким образом он пытается привлечь внимание к своей персоне.
Ноздрев любит хвастаться и преувеличивать. Он чуть ли не клялся Ч-ву, что в своем пруду ловил огромную рыбу.
Общество губернского города относилось к Ноздреву и его выходкам с неким равнодушием. Но и без Ноздрева они тоже не могли. Ведь жители города зовут именно Ноздрева, когда хотят узнать, кто же такой Ч. на самом деле.

Плюшкин- «прореха на человечестве».

Любопытно заметить, что и об имени Плюшкина мы узнаём весьма оригинальным образом: по отчеству его дочери Александры Степановны, о которой упоминается лишь вскользь. Напрямую Гоголь “прореху на человечестве” Степаном не именует. Правда, приводит весьма колоритную кличку Плюшкина - “заплатанной”.

От одной главы к другой нарастает обличительный пафос Гоголя. От Манилова к Собакевичу неумолимо усиливается омертвление помещичьих душ, завершающееся в почти уже совсем окаменевшем Плюшкине. В изображении Плюшкина Гоголь совмещает разнородные художественные элементы - реалистически бытовые живописи и резкого заострения сатирического рисунка. И это вовсе не создает ощущения стилистической разноголосицы. Бытовая конкретность и достоверность образа сочетаются с характерной для него исключительной широтой обобщения. Главу о Плюшкине (гл.6) Гоголь считал одной из самых трудных. Она несколько раз переделывалась, в нее вводились новые детали, усиливающие впечатление от внешности Плюшкина, его имения, дома. Писатель стремился к предельной краткости и энергии повествования. В Плюшкине есть та потрясающая сила художественной пластики, которая так выделяет этот образ среди других скупцов в мировой литературе. Образы помещиков раскрыты Гоголем вне эволюции, как характеры уже сложившиеся. Единственное исключение - Плюшкин. Он не просто завершает собой галерею помещичьих мертвых душ. Среди них он наиболее зловещий симптом неизлечимой, смертельной болезни, которой заражен крепостнический строй, предел распада человеческой личности вообще, «прореха на человечестве». Вот почему Гоголю казалось важным раскрыть этот характер в развитии, показать, как Плюшкин стал Плюшкиным. Тупая, бессмысленная жадность уничтожила человека в некогда хозяйственном, энергичном помещике. Трагизм всеобщего запустения и вымирания подчеркивает заброшенный сад. Он находится «позади дома», символизируя прошлое героя, в котором у него была «живая» жизнь – приветливая жена, дети, частые гости в гостеприимном доме.

Деталь пейзажа- тоской проникнуто описание деревни и усадьбы этого хозяина: «бревно на избах было темно и старо; многие крыши сквозили, как решето; на иных оставался только конек вверху да жерди по сторонам в виде ребр… окна в избенках были без стекол, иные были заткнуты тряпкой или зипуном; балкончики под крышами с перилами, неизвестно для каких причин делаемые в иных русских избах, покосились и почернели даже не живописно». Кажется, жизнь покинула эту деревню. Дух смерти подчеркивает Гоголь: « никак было нельзя сказать, чтобы в комнате сей обитало живое существо…». Барский дом похож на огромный могильный склеп, где хозяин сам заперся от внешнего мира. Только буйно растущий сад напоминает о жизни, о красоте, резко противопоставляемой безобразной жизни помещика. Дом тоже не отличался красотой. Возможно, раньше он был прекрасным и богатым строением, но прошли годы, за ним никто не следил, и он пришел в полное запустение.
Хозяин пользовался только несколькими комнатами, остальные были заперты. Все окна, кроме двух, были закрыты или залеплены газетой. И дом, и усадьба пришли в полный упадок. Имение П. словно распадается на детали и фрагменты; даже дом – местами в один этаж, местами в два. Это говорит о распаде сознания хозяина, который забыл о главном и сосредоточился на третьестепенном. Он давно уже не знает, что творится у него в хозяйстве, зато строго следит за уровнем наливки у него в графинчике. Барский дом похож на огромный могильный склеп, где заживо погребен человек. Деталь портрета- Образ заплесневелого сухаря, оставшегося от кулича, - обратная метафора фамилии. Портрет Плюшкина создается с помощью гиперболических деталей: предстает бесполым существом, Чичиков принимает его за ключницу. «Один подбородок только выступал очень далеко вперед, так, что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать». На засаленном и замасленном халате «вместо двух болталось четыре полы». Это общечеловеческий тип скупца: «прореха на человечестве». Ожежда его была сильно поношена, лицо, казалось, никогда не могло выразить никаких чувств. Ч. говорит, что если бы увидел его у храма, то непременно принял бы за нищего. Он удивлен и сначала не может поверить, что у этого человека 800 душ. У Плюшкина не было зубов, а «маленькие глазки… бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши». Это сравнение указывает на мелочность, подозрительность, жадность героя. Как мышь тащит в нору все, что найдет, так и Плюшкин ходил по улицам своей деревни и подбирал всякий мусор: старую подошву, черепок, гвоздь, тряпку. Все это он тащил в дом и складывал в кучу.

Деталь интерьера - Так с помощью вещей раскрываются особенности Плюшкина: «Казалось, как будто в доме происходило мытье полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На одном столе стоял даже сломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину. Тут же стоял прислоненный боком к стене шкаф с старинным серебром, графинчиками и китайским фарфором. На бюро, выложенном перламутровою мозаикой, которая местами уже выпала и оставила после себя одни желтенькие желобки, наполненные клеем, лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов.» Комната помещика поражала своей убогостью, беспорядком. Повсюду были навалены грязные или по желтевшие от времени вещи и вещички. Автор в названии этих предметов использует суффиксы с уменьшительным значением, чтобы подчеркнуть, каким скрягой стал герой. Плюшкин складывал бумажки, кусочки, сургучники и т.д. Символичной является деталь в интерьере: «часы с остановившимся маятником». Так и жизнь Плюшкина застыла, остановилась, лишилась связей с окружающим миром. Описание быта и нравов героя выявляет все его отвратительные качества. Автор называет помещика «бесчувственным» и «пошлым». Для него он – «странное явление», «старичишка». В слове «старичишка» используется уничижительный суффикс, потому что Гоголь не принимает образ жизни этого героя. Он нам показывает его «одеревенение». Во второй раз метафора «деревянное лицо» встречается в ярком сравнении Плюшкина с утопающим. В сердце персонажа скупость заняла все место, и уже нет надежды на спасение его души.

Деталь поведения героя- Подобно ключнице, Плюшкин раб вещей, а не хозяин их. Ненасытная страсть приобретательства привела к тому, что он утратил реальное представление о предметах, переста-вая отличать полезные вещи от ненужного хлама. Плюшкин гноит зерно и хлеб, а сам трясется над маленьким кусочком кулича и бутылкой настойки, на которой сделал пометку, чтобы никто воровством не выпил. Даже от собственных детей Плюшкин отказался. Где уж тут думать о просвещении, искусстве, нравствен-ности. Г показывает, как постепенно распадаются человеческие личности. Когда-то Плюшкин был простым бережливым хозяином. Жажда обогащения за счет подвластных ему крестьян превратила его в скрягу, изолировала от общества. Плюшкин прервал всякие отношения с друзьями, а затем и с родствен-никами, руководствуемый соображе-ниями, что дружба и родственные связи ведут за собой материальные издержки. а и родственные связи ведут за собой материальные издержки. Окруженный вещами, он не испытывает одиночества и потребности общения с внешним миром. Крестьян Плюшкин считает тунеядцами и мошенниками, лентяями и ворами, и морит их голодом. Крепостные у него мрут, "как мухи", спасаясь от голодной смерти, они бегут из усадьбы помещика. Плюшкин жалуется, что крестьяне от праздности и прожор-ства "завели привычку трескать", а ему самому есть нечего. Этот живой мертвец, человеконенавистник, пре-вратился в "прореху на челове-честве". В "М-ых душах" Г выставляет напоказ все человечес-кие недостатки. Несмотря на то, что в произведении присутствует не малая доля юмора, "М д" можно назвать "смехом сквозь слезы". Автор упрекает людей в том, что в этой борьбе за власть и деньги они забыли о вечных ценностях. Жива только внешняя оболочка, а души людей мертвы. В этом виноваты не только сами люди, но и общество, в котором они живут. Забываются даже такие русские традиции как гостеприимство и хлебосольство.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

В результате проведенного исследования, мы пришли к следующим выводам: Стиль Гоголя накладывает отпечаток на искусство детали. Стилевые особенности состоят в том, что здесь наиболее отчётливо и ярко выражен свойственный Гоголю приём сатирической иронии. В судьбах героев, в заурядных и невероятных происшествиях их жизни.

Таким образом, помещиков в "Мертвых душах" объединяют общие черты: бесчеловечность, праздность, пошлость, духовная пустота. Однако Гоголь не был бы, как мне кажется, великим писателем, если бы не ограничился лишь "социальным" объяснением причин духовной несостоятельности персонажей. Он действительно создает "типические характеры в типических обстоятельствах", но "обстоятельства" могут заключаться и в условиях внутренней психической жизни человека. Повторяю, что падение Плюшкина не связано прямо с его положением помещика. Разве потеря семьи не может сломить даже самого сильного человека, представителя любого класса или сословия?! Словом, реализм Гоголя включает в себя и глубочайший психологизм. Этим-то поэма и интересна современному читателю.Манилов, Коробочка, Ноздрев, Собакевич - эти герои антисоциальны, их характеры уродливы, но у каждого из них, как мы убедились при более близком знакомстве, осталось хоть что-нибудь положительное.

Композиционная роль деталей в том, что именно через них постепенно узнаешь характеры героев, именно мелочи помогают шире раскрывать образы.Если бы не было мелочей в поэме, то образы были бы неполными, схематичными. Герои Гоголя в поэме «Мертвые души» предстают перед читателем с удивительной живностью благодаря именно художественным деталям. Описание деталей порой заслоняет самих людей.

Н.В.Гоголь – общепризнанный мастер художественных описаний. Описания в прозе Гоголя самоценны, прежде всего, благодаря обилию предметно-бытовых деталей. Уже во времена Пушкина возникла необходимость в более критическом и детальном исследовании отдельных сфер русской жизни.Детализация – важнейший аспект реалистического письма, в русской литературе начало ему положил Гоголь. Например: интерьер как средство характеристики практически не использовался в классической и романтической литературе. Однако писатели-реалисты поняли, как много может вещь рассказать о своём владельце. Роль художественной детали возросла.

Гоголь видит детали, будто под микроскопом, и они приобретают непривычный облик, часто наделяются самостоятельной жизнью. Мир вещей в поэме-хаос, своего рода кладбище вещей, так создается картина «ада».

Литература:

Гоголь Н.В. Мертвые души.- М.: Издательство «художественная литература»,

1984 г.-320стр.

Золотусский И. Гоголь. М.,1984.

Ю. Манн “В поисках живой души” М., 1987 г.

Ю. Манн. Поэтика Гоголя.- М.: Издательство «Художественная литература», 1978 г.

«Справочник школьника нового типа», ИД «Весь» - С-Пб, 2003 г.

Турбин.В. Герои Гоголя.- М.,1996г.

Гоголь в воспоминаниях современников. М., ГИХЛ, 1952 г.

Современный словарь – справочник по литературе. Москва 1999 г.

При чтении «Мёртвых душ» хочется порой воскликнуть, подобно многим гоголевским героям: “Чёрт знает что такое!” - и отложить книгу. Удивительные детали вьются, словно барочные узоры, и увлекают нас за собой. И только смутное недоумение и голос здравого смысла не позволяют читателю окончательно поддаться привлекательной абсурдности и принять её как нечто само собой разумеющееся. В самом деле, мы невольно погружаемся в мир деталей и лишь потом вдруг осознаём, что они странны до крайности; и непонятно уже, зачем они здесь и почему пересекают линию повествования.

«Мёртвые души» демонстрируют нам всё многообразие подобных “мелочей” - детали пейзажные, портретные, детали интерьера, развёрнутые сравнения, изобилующие деталями. Гоголь стремится создать как можно более полную картину повседневной жизни губернского города NN (а таких городов, вероятно, было тогда в России великое множество), целиком раскрыть образы помещиков, он прибегает к описанию мельчайших подробностей, которые порой, как уже было сказано, вызывают в читателе неподдельное удивление.

Чичиков приезжает в город; Гоголь сразу же обращает внимание читателя на каких-то мужиков, рассуждающих о колёсах брички героя, и некого молодого человека с тульской булавкой в виде пистолета (что интересно, эти персонажи никогда больше не появятся на страницах книги). Чичикову достаётся номер в местной гостинице; тут Гоголь говорит даже о тараканах и о двери в соседнее помещение, заставленной комодом. И даже о том, что сосед обычно любопытен и интересуется жизнью проезжающего. Только был ли у Чичикова такой сосед, приходил ли он, когда герой отсутствовал, или же не было соседа вовсе, этого мы не узнаем, но зато у нас отныне есть точное представление о гостиницах “популярного рода”.

В описании наружного фасада гостиницы появляется абсурдная деталь - выглядывающий из окна краснолицый сбитенщик с самоваром из красной меди. Гоголь уподобляет предмет и человека двум предметам, двум самоварам, причём один из них - с бородой. Уже и не различишь, где человек, а где самовар. Аналогичный приём “овеществления” человека (или сравнение его с чем-то, лишённым человеческих черт) используется Гоголем и в других эпизодах поэмы (деревни с бабами в верхних окнах домов и свиньями - в нижних, два лица в окне дома Собакевича, похожие одно на огурец, другое - на молдаванскую тыкву, из которой делают балалайки; лицо губернаторской дочки, мертвенно-овальное, чистое, “как только что снесённое яичко”; “чёрные фраки” на балу - здесь же предельно детализированное сравнение с мухами; “фризовая шинель” без класса и чина, скитающаяся по уснувшему городу). С одной стороны, детали эти никуда не ведут и служат для изображения незначительных персонажей; но, если вдуматься, не говорят ли эти отдельные штрихи об изначальной бездуховности города? Мертвы вещи - значит, мертвы и души людей, живущих бессмысленной, будто застывшей жизнью; мелкие люди NN сменяют друг друга перед нашим взглядом, как гротескные сюрреалистические фигуры (примерно такие же, как та самая нимфа с огромными грудями на картине в гостинице или греческие полководцы с толстыми ляжками на портретах в доме Собакевича), вырезанные из картона. Что, например, видят все в прокуроре до его смерти? Брови и подмаргивающий глаз. Безжизненные детали. Порой они смешны, однако в сумме с другими образами, образами помещиков, которых навещает Чичиков, дают какую-то зловещую картину. Манилов, Коробочка, Плюшкин, Собакевич - все они зачахли, очерствели в своих поместьях, среди бездушных вещей.

Вот Манилов со своим сладким, приторным лицом, который привык к безделью, любит строить идиллические планы на будущее, но дальше слов никогда не идёт. Он только курит трубку (в комнате у него везде аккуратные горки табака и золы), а на столе у него лежит одна и та же книга, заложенная на одной и той же странице. Гостиная обставлена прекрасной мебелью (правда, на два кресла не хватило шёлковой материи). Вечером приносятся в гостиную подсвечники - один роскошный, другой - “просто медный инвалид”. Все детали интерьера являют собой отражение незавершённости, бессмысленности действий Манилова, который на словах стремится к прекрасному и построил даже беседку под названием «Храм уединённого размышления», а на деле ведёт совершенно бездуховную, скучную жизнь, “скучно-синеватую”, как лес в его поместье.

Вот Коробочка с её страстью к накопительству; в её доме - зеркала, картины с какими-то птицами, колоды карт, письма, комоды, набитые старой одеждой (вероятно, там помещица прячет деньги в пестрядевых мешочках); на дворе - изобилие. Куры, индейки, свиньи. Пространные огороды, ухоженная деревня, и у крестьян имеются телеги. Коробочка - рачительная хозяйка, однако жизнь её более ничем кроме заботы о хозяйстве не заполнена; пусть даже помещица эта молится ночью перед образами, она, на самом деле, всего лишь чучело, недаром в огороде её стоит чучело, на которое надет её же собственный чепец. Это жизнь старой, бездуховной старухи, чьё медленное время отсчитывается хрипящими и шипящими настенными часами.

В поместье Собакевича всё основательно: крепкий, непомерно толстый забор, сараи из толстых брёвен, избы “без затей”. В доме предметы похожи на хозяина: пузатые тяжёлые стулья, бюро, стол, дрозд в клетке. Сам Собакевич, неуклюжий, с грубым лицом, ходит во фраке медвежьего цвета, имеет привычку наступать всем на ноги и много ест (на вечере у полицмейстера съедает целого осетра; в день приезда Чичикова подаются ватрушки размером с тарелку и индюк величиной с телёнка). Душа его “закрыта толстою скорлупой”, и неизвестно, есть ли там какие-то чувства.

У Плюшкина от всего веет запустением, упадком, даже смертью: плохие дороги, разрушающиеся, покосившиеся избы и церкви, неухоженный господский дом, застоявшиеся клади хлеба, зелёная плесень, гниющее сено, разросшийся сад (единственное, что красиво и живо в этом поместье), постепенно скрывающий труды человека. Интерьер дома беспорядочен, хаотичен: куча разнообразного ненужного хлама, который Плюшкин копит неизвестно зачем (это уже бессмысленное накопительство, а не стремление к благополучию, как у Коробочки), нагромождённая горой мебель, пыльная люстра. Чичикова Плюшкин хочет попотчевать куличом и ликёрчиком бог знает какой давности (при этом у других помещиков - обильные обеды). Наряд Плюшкина больше похож на нищенские отрепья; глаза помещика - как чёрные мыши, всё ещё быстрые; он старается всё подмечать и следит за своими крепостными, жалеет свечей и бумаги, но бережливость его ничтожна и гадка.

Описание деталей порой заслоняет самих людей. Помещики постепенно теряют всё живое, человеческое, сливаются с материальным миром. Они кажутся более “мёртвыми”, чем Ноздрёв с его пышущим жизнью лицом (румянец во всю щеку, “кровь с молоком”). Он бездуховен, как и они, жизнь его напоминает его же потрёпанную колясчонку с изодранными хомутами (сам он потрёпан, с бакенбардами разной длины), но, по крайней мере, в нём есть какие-то живые, естественные, человеческие пороки: необъяснимое, глупое, какое-то бескорыстное желание нагадить ближнему, любовь к кутежам (недаром он так налегает на вина и угощает гостей то шампанским, то мадерой, то рябиновкой, которая оказалась “сивушницей”) и страсть к вранью (он содержит собак и сам вечно лает, как собака; нельзя также не вспомнить пресловутые турецкие кинжалы с надписью “Мастер Савелий Сибиряков”).

Это самые заметные персонажи города NN и его окрестностей. Города, где губернатор большой добряк и Вышивает по тюлю (тем не менее крестьяне тут некогда убили заседателя), где чиновники читают «Людмилу» и Юнга, где дамы содержат собачонок, одеваются по-столичному для балов и обсуждают фестончики. Калейдоскоп бессмысленных деталей обрисовывает пустоту - подлинное содержание города, - в которой абсурдные слухи произрастают, как грибы, исключительно потому, что горожане увязли в бездействии. У большинства из них на самом деле нет ни целей, ни стремлений, они топчутся на одном и том же месте. Чичиков, по крайней мере, движется вперёд по дороге жизни, хотя цели его, конечно, слишком мелочны, да и сам он - “никакой”, не толст, не тонок, разве что фрак на нём ухоженный, брусничного цвета с искрой. Шкатулка Чичикова - целый мир, вещественное повествование о жизни героя, о приобретениях, накопительстве, об упорной погоне за деньгами, о расчётливости и самолюбовании; здесь и мыло, и бритвы, и чернильница, и перья, и афиши, и билеты, и гербовая бумага, и ассигнации. Деньги составляют главную его страсть. Ведь ещё отец учил его: “Всё прошибёшь на свете копейкой”.

Картина довольно печальная (пожалуй, она вызвала бы только омерзение, если бы не ирония автора). История грустно глядит на неё с неизвестно зачем повешенных у Коробочки и Собакевича портретов Кутузова и Багратиона. Не так давно ещё герои эти отчаянно сражались (сражался и несчастный капитан Копейкин); герои истории размахивали саблями, а теперь сабля эта мирно покоится в бричке Чичикова “для внушения надлежащего страха кому следует”. И сам Чичиков в какой-то момент в глазах горожан предстаёт - апофеоз абсурда! - Наполеоном...

Гоголь и смеётся над этой бессмысленной, словно ворох старых бумаг, реальностью города NN, и задумывается о ней, приходя к выводам далеко не утешительным. Но гнетущая тяжесть абсурда растворяется, как только скрывается из виду губернский городок, остаётся лишь дорога, и воспоминание о странных событиях вскоре потускнеет в памяти Чичикова.

Так и мы иногда останавливаемся, оглядываемся вокруг, и внезапно охватывает нас мысль: “Чёрт знает что такое!” - и мы стоим так, ничего не понимая, некоторое время, потом чешем в затылке, усмехаемся и идём себе дальше по своей дороге.

Николай Васильевич Гоголь - талантливый писатель-сатирик. Особенно ярко и самобытно проявился его дар в поэме "Мертвые души" при создании образов помещиков. Характеристики героев полны замечаний, насмешек, когда Гоголь описывает никчемнейших людишек, но облеченных правом распоряжаться крестьянами.

Есть писатели, легко и свободно придумывающие сюжеты своих сочинений. Гоголь к их числу не относится. Он был мучительно не изобретателен на сюжеты. Ему нежен был всегда внешний толчок, чтобы «окрылить фантазию». Сюжетом «Мёртвых душ» Гоголь, как известно, был обязан Пушкину, давно внушавшему ему мысль написать большое эпическое произведение. Подсказанный Пушкиным сюжет был привлекательным для Гоголя, так как давал ему возможность вместе с их героем, будущим Чичиковым, «проездиться» по всей России и показать «всю Русь»

В шестой главе «Мёртвых душ» описывается имение Плюшкина. Полностью соответствует образ Плюшкина картине его имения, которая предстаёт перед нами. Тот же распад и разложение, абсолютная утрата человеческого образа: хозяин дворянской усадьбы выглядит, как старая баба-ключница. Она начинается с лирического отступления о путешествиях. Здесь автор использует его любимый художественный приём - характеристика персонажа через деталь.
Рассмотрим, как применяет писатель этот приём на примере помещика Плюшкина.
Плюшкин - помещик, целиком утративший человеческий облик, а по существу - и рассудок. Въёхав в имение Плюшкина, автор его не узнаёт. Окна в избах были без стекол, некоторые были заткнуты тряпкой или зипуном. Барский дом похож на огромный могильный склеп, где заживо погребен человек.. «Особенную ветхость заметил он на всех деревенских строениях: бревно на избах было темно и старо; многие крыши сквозили как решето; на иных оставался только конёк вверху, да жерди по сторонам в виде ребр» Только буйно растущий сад напоминает о жизни, о красоте, резко противопоставляемой безобразной жизни помещика. Он символизирует душу Плюшкина. «Старый, обширный, тянувшийся позади дома сад, выходивший за село и потом пропадавший в поле, заросший и заглохлый, казалось, один освежал эту обширную деревню и один был вполне живописен в своём картинном опустении». Чичиков долго не может понять, кто перед ним, "баба или мужик". Наконец, он заключил, что это верно, ключница. «Особенную ветхость заметил он на всех деревенских строениях: бревно на избах было темно и старо; многие крыши сквозили как решето; на иных оставался только конёк вверху, да жерди по сторонам в виде ребр». Взору Чичикова предстал господский дом. «Каким-то дряхлым инвалидом глядел сей странный замок, длинный. Длинный непомерно. Местами был он в один этаж, местами в два: на тёмной крыше…» «Стены дома ощеливали местами нагую штукатурную решету».

Дом Плюшкина поразил Чичикова беспорядком: «Казалось, как будто в доме происходило мытьё полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На одном столе стоял даже сломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся мятником, к которому паук уже приладил паутину. Тут же стоял прислоненный боком к стене шкаф со старинным серебром» Всё ветко, грязно, и убого. Его комната завалена всяким хламом: дырявыми вёдрами, старыми подметками, ржавыми гвоздиками. Сберегающий старую подошву, глиняный черепок, гвоздик или подкову, он обращает в пыль и прах всё своё богатство: тысячами пудов гниёт хлеб, пропадает множество холстов, сукон, овчин, дерева, посуды.

Некогда богатый помещик Степан Плюшкин был экономичным хозяином, к которому сосед заезжал, чтобы учиться у него хозяйству и мудрой скупости». «А ведь было время, когда он только был бережливым хозяином!» В этот период своей истории он как бы соединяет в себе наиболее характерные черты других помещиков: он был примерный семьянин, как Манилов, хлопотлив, как Коробочка. Но уже на этом этапе жизни Плюшкин сравнивается с пауком: «… везде, во всё входил зоркий взгляд хозяина и, как трудолюбивый паук, бегал… по всем концам своей хозяйственной паутины». Запутавшись в сетях «хозяйственной паутины», Плюшкин начисто забывает о душе своей и чужой.

Образ Плюшкина завершает галерею губернских помещиков. Он являет собой последнюю ступень нравственного падения. Почему не Манилов, не Собакевич, не Коробочка названы страшным гоголевским словом «прореха на человечестве», а именно Плюшкин? С одной стороны Гоголь рассматривает Плюшкина, как явление уникальное, исключительное в русской жизни. С другой стороны – его роднят с героями поэмы бездуховность, мелочность интересов, отсутствие глубоких чувств и возвышенность мыслей.

Задачи и тесты по теме "Роль художественной детали в описании Плюшкина (глава 6)"

• Роль мягкого и твёрдого знаков - Правописание гласных и согласных в значимых частях слова 4 класс

  Уроков: 1 Заданий: 9 Тестов: 1

• Именительный падеж имён существительных. Роль в предложении существительных в именительном падеже - Имя существительное 3 класс