Статья добролюбова что обломовщина кратко. Добролюбов Н. А Что такое обломовщина? Ольга ВолодарскаяСтрасть под чужим именем

Н. А. Добролюбов в своей знаменитой статье «Что такое "обломовщина"?» писал об этом явлении как о «знамении времени». С его точки зрения, Обломов - это «живой современный русский тип, отчеканенный с беспощадной строгостью и правильностью». Добролюбов понимал «обломовщину» социально - как аллегорию крепостного права.И. А. Гончаров прослеживает ее страшное влияние на примере одного человека - Ильи Ильича Обломова. «В Гороховой улице, в одном из больших домов... лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов»,- такими словами начинается роман и таким мы узнаем главного героя. Мы видим Обломова за самым его любимым и привычным занятием - лежанием на диване. Но ведь, когда мы знакомимся с Обломовым, он находится в возрасте тридцати двух-тридцати трех лет. Одцако Обломов ничего не хочет знать о труде. По его мнению, для этого есть другие люди, а он - барин. Лежа на диване и обдумывая планы переустройства своей усадьбы, он представляет себе вечное лето, вечное ве-" селье, вкусную еду и покой. «Кто же я? Что я такое? Пойдите спросите у Захара, и он скажет вам: "Барин!" Да, я барин и делать ничего не умею!» - говорит Обломов. Диван, халат и туфли становятся определенными символами его жизни. Это - символы лени и апатии. У Обломова нет желания служить, да и просто выходить из дома. Круг его общения сузился едва ли не до одного Захара. Суета большого города не для него. Ведь он родился и вырос в Обломовке, где текла тихая, спокойная жизнь. Такая жизнь и стала обломовским идеалом.Детству Илюши Обломова посвящена отдельная глава романа, которая называется «Сон Обломова». Кода ее читаешь, становится ясно, что Обломовка и есть та почва, на которой взросла и укоренилась «обломовщина». Это типичный пример крепостного поместья, где источником существования является труд крепостных крестьян.Все обитатели Обломовки оторваны от внешнего мира. Все силы обломовцев направлены на удовлетворение своих потребностей: «Забота о пище была первая и главная жизненная забота в Обломовке». Впрочем, не менее важным «занятием» в Обломовке считался сон: «всепоглощающий, ничем не гюбе-димый сон, истинное подобие смерти».Косность - основа жизни обломовцев. Они неотступно придерживаются старых традицийи обычаев, завешанных им предками. Духовный мир обломовцев беден и ограничен. Их интересуют только бытовые проблемы, которые за них решают крепостные крестьяне. Обломовцы никогда не задаются вопросом: «Зачем дана жизнь?» Их жизнь течет, «как покойная река», и все дышит «первобытной ленью».Родители старались уберечь Илюшу от труда как от тяжкого наказания - ведь для этого существуют «Захар да еще 300 Захаров». И что же в результате? Илюша Обломов, который от природы был живым и любознательным мальчиком, приучился смотреть на все окружающее глазами обломовцев. Из-за барского воспитания его «ищущие проявления силы обратились внутрь и никли, увядая».«Началось с неумения одевать чулки, а кончилось - неумением жить.»Обломов ничего не сумел сделать полезного ни для общества, ни для себя. Единственное, что он мог, - это лежать на диване, мечтать и сокрушаться, что «сказка не жизнь, а жизнь не сказка». Обломову доставляли дискомфорт любые вторжения в его мирное существование. Такой тревожащей силой стал Андрей Штольц, который пытался возродить Обломова к жизни. Он всеми силами старался уберечь своего друга от неминуемой гибели. И на какой-то миг Обломова увлекла перспектива обновления: «Идти вперед - это значит вдруг сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с ума, вместе с пылью и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть». Но боязнь жизни оказалась сильнее.Не помогла Обломову и встреча с Ольгой Ильинской. Сначала любовь захватила его, и он стал мечтать о счастье. Он даже как будто помолодел. Ольга так же, как и Штольц, пыталась пробудить Обломова к деятельной жизни, сделать его полезным для общества. Но ей не удалось этого добиться. «Обломовщина» победила чувство любви. Обломов испугался новых волнений и тревог, изменения привычного образа жизни. После разрыва с Ольгой Обломова опять потянуло к прежней спокойной и ленивой жизни. И он нашел для себя последнее прибежище - дом Агафьи Матвеевны Пшеницыной, которая создала для него примерно те же условия, что были когда-то в Об-ломовке. Таким образом, все вернулось на круги своя. С Обломовки началась жизнь Ильи Ильича, Обломовкой и закончилась. Когда-то Ольга спросила Обломова: «Отчего погибло все? Кто проклял тебя, Илья? Что сгубило тебя? Нет имени этому злу...» - «Есть, - сказал он чуть слышно...- "Обломовщина"!

Откуда взято название добролюбовской статьи? Вспомним, что в самом гончаровском произведении сам же Илья Ильич Обломов назвал причину своего самоуничтожения кратко и емко: «обломовщина».

Николай Александрович Добролюбов показал всему обществу, как может смертельно больной человек, вчерашний студент, литератор, не пишущий романы, стать классиком. Его статья была сразу замечена. Смысл - пояснение фразы Обломова. Сделано это тонко и ярко, в контексте того, как понял сам Добролюбов, Краткое содержание этой знаменитой работы мы предлагаем вашему вниманию.

Потомственные дворяне и бояре - "обломовцы"?

О чем пишет литературный критик? О том, что Гончарову удалось рассмотреть истинно русский типаж и раскрыть его беспощадно и достоверно. Действительно, это тогда было. Худшая часть дворянства и барства, понимая, что ничего толком для общества они уже не сделают, жила, упиваясь своим богатством, лишь в свое удовольствие. Дремотное существование «жизнью желудка» этой прослойки общества тлетворно разлагало остальное русское общество. Литератор выносит суровый исторический вердикт дворянству и барству в России: их время прошло бесповоротно! Статья Добролюбова «Что такое обломовщина?» открыто обличает антиобщественный характер «обломовцев»: презрение к труду, потребительское отношение к женщине, бесконечное словословие.

Нужна перезагрузка, надо чтобы во власти и в промышленности появились новые люди. Гончаров создал поэтому образ активного и творческого Андрея Штольца. «Впрочем, их на текущее время нет!» - говорит в своей статье Добролюбов «Что такое обломовщина?» Краткое содержание, а точней изложение последующих его мыслей - это потенциальная неспособность «Штольцев» стать «умом и сердцем» России. Неприемлемым для людей, выполняющих столь важную миссию, является рефлекс «склонять голову» перед обстоятельствами, когда им кажется что эти обстоятельства сильнее. «Общественный прогресс требует большей динамики, чем ею обладает Штольц!» - считает Добролюбов.

Что такое обломовщина? Краткое содержание статьи, где впервые прозвучал этот вопрос, указывает на то, что в самом романе Гончарова содержится и противоядие от этой болезни общества. Образ Ольги Ильиной, женщины, открытой для всего нового, не боящейся никаких вызовов времени, не желающей во исполнение своих устремлений ждать, а, наоборот, самой активно менять окружающую реальность. «Не Штольца, а Ольгу Ильину можно по-лермонтовски назвать «героем нашего времени»!» - считает Добролюбов.

Выводы

Как много может совершить человек до 25 лет? На примере Николая Александровича мы видим, что он может не так уж и мало - заметить самому и указать другим на «свет» среди «полночной темноты», выразить свою мысль исчерпывающе, ярко и емко. В соседней с угасающим от смертельной болезни литературным гением комнате безотлучно находился Н.Г. Чернышевский, который продолжил «зависшую в воздухе» мысль друга, "ребром" мощно поставив вопрос перед соотечественниками: «Что делать?»

Не только ответил Добролюбов «Что такое обломовщина?». Кратко, емко, художественно достоверно он подчеркнул тлетворное влияние устоев крепостничества, необходимость дальнейшего Возможно, поэтому его авторская оценка романа Ивана Александровича Гончарова «Обломов» стала и знаменитой, и классической.

Н. А. Добролюбов
Что такое обломовщина?
("Обломов", роман И. А. Гончарова. "Отеч. записки", 1859 г., No I--IV)
Эпиграф: Где же тот, кто бы на родном языке русской души умел бы сказать нам это всемогущее слово "вперед"? Веки проходят за веками, полмильона сидней, увальней и болванов дремлет непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произнести его, это всемогущее слово... (Эпиграф взят из первой главы второго тома "Мертвых душ". К мысли, выраженной в этих строках, Добролюбов возвращается в конце статьи).

Десять лет ждала наша публика романа г. Гончарова. Но (…), первая часть романа, написанная еще в 1849 г. и чуждая текущих интересов настоящей минуты, многим показалась скучною. В это же время появилось "Дворянское гнездо", и все были увлечены поэтическим, в высшей степени симпатичным талантом его автора (Роман "Обломов" печатался в четырех номерах журнала "Отечественные записки", с января по апрель 1859 г. Роман Тургенева "Дворянское гнездо" полностью был опубликован в январской книжке "Современника" 1859 г.). - "Обломов" остался для многих в стороне (но в тоже время Добролюбов пишет, что роман наделен необычайно тонкоким и глубоким психическим анализом), а первая часть - «утомительная», потому что «до самого конца ее герой все продолжает лежать» на диване. Те читатели, которым нравится обличительное направление, недовольны были тем, что в романе оставалась совершенно нетронутою наша официально-общественная жизнь. (…)
Причины неуспеха: публика привыкла считать всю поэтическую литературу забавой и судить художественные произведения по первому впечатлению.
Но на этот раз художественная правда скоро взяла свое. Последующие части романа сгладили первое неприятное впечатление…Тайна такого успеха заключается (…) необыкновенном богатстве содержания романа.
(…) истые критики и упрекнут нас опять, что статья наша написана не об Обломове, а только по поводу Обломова (ироническое замечание об "истых критиках" имеет в виду Ап. Григорьева и его эпигонов, обвинявших критиков революционно-демократического лагеря в недостаточном внимании к особенностям внешней и внутренней структуры художественного произведения.)
В отношении к Гончарову более критика обязана изложить общие результаты, выводимые из его произведения. Гончаров вам не дает, и, по-видимому, не хочет дать, никаких выводов. Жизнь, им изображаемая, служит для него не средством к отвлеченной философии, а прямою целью сама по себе. (…) Он представляет вам живое изображение и ручается только за его сходство с действительностью. У него нет и той горячности чувства (Тургенев, например, рассказывает о своих героях, как о людях, близких ему, герой нравится автору – нравится читателю, который будет помнить свое чувство при прочтении). В уменье охватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его -- заключается сильнейшая сторона таланта Гончарова. У него есть изумительная способность -- во всякий данный момент остановить летучее явление жизни.. У одних все подчиняется чувству пластической красоты, у других -- по преимуществу рисуются нежные и симпатичные черты, у иных во всяком образе, во всяком описании отражаются гуманные и социальные стремления и т. д. Ни одна из таких сторон не выдается особенно у Гончарова. У него есть другое свойство: спокойствие и полнота поэтического миросозерцания. Он ничем не увлекается исключительно или увлекается всем одинаково.
Никаких внешних событий, никаких препятствий никаких посторонних обстоятельств не вмешивается в роман. Лень и апатия Обломова -- единственная пружина действия во всей его истории. Как же это можно было растянуть на четыре части! Но Гончаров хотел добиться того, чтобы случайный образ, мелькнувший перед ним, возвести в тип, придать ему родовое и постоянное значение. Поэтому во всем, что касалось Обломова, не было для него вещей пустых и ничтожных. Такое обаятельное значение имеют эти подробности, которыми автор обставляет ход действия и которые, по мнению некоторых, растягивают роман.
Таким образом, Гончаров является перед нами прежде всего художником, умеющим выразить полноту явлений жизни.
(Далее рассуждает о таланте: главное, на что талант направлен, а не какого он размера).
На что потратился талант Гончарова? Ответом на этот вопрос должен служить разбор содержания романа.
не обширную сферу избрал Гончаров для своих изображений. (Истории о том, как лежит и спит добряк-ленивец Обломов и как ни дружба, ни любовь не могут пробудить и поднять его,-- не бог весть какая важная история). Но в ней отразилась русская жизнь, в ней предстает перед нами живой, современный русский тип, отчеканенный с беспощадною строгостью и правильностью; в ней сказалось новое слово нашего общественного развития, произнесенное ясно и твердо, без отчаяния и без ребяческих надежд, но с полным сознанием истины. Слово это -- обломовщина;
В типе Обломова и во всей этой обломовщине мы видим нечто более, нежели просто удачное создание сильного таланта; мы находим в нем произведение русской жизни, знамение времени.
Обломов есть лицо не совсем новое в нашей литературе; родовые черты обломовского типа мы находим еще в Онегине,
Дело в том, что это коренной, народный наш тип, от которого не мог отделаться ни один из наших серьезных художников. (Но с течением времени, по мере сознательного развития общества, тип этот изменял свои формы, становился в другие отношения к жизни, получал новое значение).
Главные черты обломовского типа, параллель между ним и некоторыми типами того же рода:
 совершенная инертность, происходящей от его апатии ко всему, что делается на свете. Причина же апатии заключается отчасти в его внешнем положении, отчасти же в образе его умственного и нравственного развития. По внешнему своему положению -- он барин; "у него есть Захар и еще триста Захаров", по выражению автора, а также от воспитания (далее следует цитата из Обломова про то, как его воспитывали и няньчились с ним).
 Такое воспитание вовсе не составляет чего-нибудь исключительного, странного в нашем образованном обществе (далее о том, что в принципе любой мальчик, попав в условия Обломова, станет таким же).
 от природы Обломов -- человек, как и все.

 Ему присуща гнусная привычка получать удовлетворение своих желаний не от собственных усилий, а от других,-- развила в нем апатическую неподвижность и повергла его в жалкое состояние нравственного рабства.
 Это нравственное рабство Обломова составляет едва ли не самую любопытную сторону его личности и всей его истории...
 вся жизнь этого барина убита тем, что он постоянно остается рабом чужой воли и никогда не возвышается до того, чтобы проявить какую-нибудь самобытность.
 Обломов не есть существо, от природы совершенно лишенное способности произвольного движения. Его лень и апатия есть создание воспитания и окружающих обстоятельств. Главное здесь не Обломов, а обломовщина. В настоящем же своем положении он не мог нигде найти себе дела по душе, потому что вообще не понимал смысла жизни и не мог дойти до разумного воззрения на свои отношения к другим. Здесь-то он и подает нам повод к сравнению с прежними типами лучших наших писателей (напр., "Онегина", "Героя нашего времени", "Кто виноват?", "Рудина", или "Лишнего человека", или "Гамлета Щигровского уезда",-- в каждом из них вы найдете черты, почти буквально сходные с чертами Обломова.
 Отношения к людям и в особенности к женщинам тоже имеют у всех обломовцев некоторые общие черты. Людей они вообще презирают с их мелким трудом, с их узкими понятиями и близорукими стремлениями; в отношении к женщинам все обломовцы ведут себя одинаково постыдным образом. Они вовсе не умеют любить и не знают, чего искать в любви, точно так же, как и вообще в жизни. Они не прочь пококетничать с женщиной, пока видят в ней куклу, двигающуюся на пружинках;
 А Илья Ильич разве, вы думаете, не имеет в себе, в свою очередь, печоринского и рудинского элемента, не говоря об онегинском? Еще как имеет-то! Он, например, подобно Печорину, хочет непременно обладать женщиной. Сам Обломов между тем очень требователен. Он сделал с Ольгой такую штуку, какая и Печорину впору была бы. Ему вообразилось, что он не довольно хорош собою и вообще не довольно привлекателен для того, чтобы Ольга могла сильно полюбить его. Он начинает страдать, не спит ночь, наконец вооружается энергией и строчит к Ольге длинное рудинское послание, в котором повторяет известную, тертую и перетертую вещь, говоренную и Онегиным Татьяне, и Рудиным Наталье, и даже Печориным княжне Мери: "Я, дескать, не так создан, чтобы вы могли быть со мною счастливы; придет время, вы полюбите другого, более достойного".

Сменит не раз младая дева
Мечтами легие мечты...
Полюбите вы снова: но...
Учитесь властвовать собою;
Не всякий вас, как я, поймет...
К беде неопытность ведет.

 Все обломовцы любят уничижать себя; но это они делают с той целью, чтоб иметь удовольствие быть опровергнутыми и услышать себе похвалу от тех, пред кем они себя ругают.
 Они довольны своим самоунижением, и все похожи на Рудина, о котором Пигасов выражается: "
 А бездельничает Обломов ничуть не больше, чем все остальные братья обломовцы; только он откровеннее,-- не старается прикрыть своего безделья даже разговорами в обществах и гуляньем по Невскому проспекту.
Но отчего же такая разница впечатлений, производимых на нас Обломовым и героями, о которых мы вспоминали выше? Те представляются нам в разных родах сильными натурами, задавленными неблагоприятной обстановкой, а этот -- байбаком, который и при самых лучших обстоятельствах ничего не сделает. Но, во-первых,-- у Обломова темперамент слишком вялый; и потому естественно, что он для осуществления своих замыслов и для отпора враждебных обстоятельств употребляет еще несколько менее попыток, нежели сангвинический Онегин или желчный Печорин.
 Кроме разницы темперамента, большое различие находится в самом возрасте Обломова и других героев. Говорим не о летах: они почти однолетки, Рудин даже двумя-тремя годами постарше Обломова; говорим о времени их появления. Обломов относится к позднейшему времени, стало быть, он уже для молодого поколения, для современной жизни, должен казаться гораздо старше, чем казались прежние обломовцы...

(…)Типы, созданные сильным талантом, долговечны: и ныне живут люди, представляющие как будто сколок с Онегина, Печорина, Рудина и пр., и не в том виде, как они могли бы развиться при других обстоятельствах, а именно в том, в каком они представлены Пушкиным, Лермонтовым, Тургеневым. Только в общественном сознании все они более и более превращаются в Обломова.
Посмотрите, в самом деле, как изменилась точка зрения на образованных и хорошо рассуждающих лежебоков, которых прежде принимали за настоящих общественных деятелей.
Вот перед вами молодой человек, очень красивый, ловкий, образованный. Он выезжает в большой свет и имеет там успех; он ездит в театры, балы и маскарады; он отлично одевается и обедает; читает книжки и пишет очень грамотно... Сердце его волнуется только ежедневностью светской жизни, но он имеет понятие и о высших вопросах. Он любит потолковать о страстях, способен иногда не воспользоваться неопытностью девушки, которую не любит; способен не придавать особенной цены своим светским успехам. Он выше окружающего его светского общества настолько, что дошел до сознания его пустоты; он может даже оставить свет и переехать в деревню; но только и там скучает, не зная, какое найти себе дело... От нечего делать он ссорится с другом своим и по легкомыслию убивает его на дуэли... Через несколько лет опять возвращается в свет и влюбляется в женщину, любовь которой сам прежде отверг, потому что для нее нужно было бы ему отказаться от своей бродяжнической свободы... Вы узнаете в этом человеке Онегина. Но всмотритесь хорошенько; это -- Обломов.
Перед вами другой человек, с более страстной душой, с более широким самолюбием. Этот имеет в себе как будто от природы все то, что для Онегина составляет предмет забот. Он не хлопочет о туалете и наряде: он светский человек и без этого. Ему не нужно подбирать слова и блистать мишурным знанием: и без этого язык у него как бритва. Он действительно презирает людей, хорошо понимая их слабости; он действительно умеет овладеть сердцем женщины не на краткое мгновенье, а надолго, нередко навсегда. Все, что встречается ему на его дороге, он умеет отстранить или уничтожить.. Одно только несчастье: он не знает, куда идти. Сердце его пусто и холодно ко всему Он все испытал, и ему еще в юности опротивели все удовольствия, которые можно достать за деньги; любовь светских красавиц тоже опротивела ему, потому что ничего не давала сердцу; науки тоже надоели, потому что он увидел, что от них не зависит ни слава, ни счастье; самые счастливив люди -- невежды, а слава -- удача; военные опасности тоже ему скоро наскучили, потому что он не видел в них смысла и скоро привык к ним.
Общее у всех этих людей то, что в жизни нет им дела, которое бы для них было жизненной необходимостью, сердечной святыней, религией, которое бы органически срослось с ними, так что отнять его у них значило бы лишить их жизни. (…) Самое искреннее, задушевное их стремление есть стремление к покою, к халату, и самая деятельность их есть не что иное, как почетный халат (по выражению, не нам принадлежащему), которым прикрывают они свою пустоту и апатию.
Если я вижу теперь помещика, толкующего о правах человечества и о необходимости развития личности,-- я уже с первых слов его знаю, что это Обломов.
Если встречаю чиновника, жалующегося на запутанность и обременительность делопроизводства, он -- Обломов.
Если слышу от офицера жалобы на утомительность парадов и смелые рассуждения о бесполезности тихого шага и т. п., я не сомневаюсь, что ои Обломов.
Когда я читаю в журналах либеральные выходки против злоупотреблений и радость о том, что наконец сделано то, чего мы давно надеялись и желали,-- я думаю, что это всё пишут из Обломовки.
Когда я нахожусь в кружке образованных людей, горячо сочувствующих нуждам человечества и в течение многих лет с неуменьшающимся жаром рассказывающих все те же самые (а иногда и новые) анекдоты о взяточниках, о притеснениях, о беззакониях всякого рода,-- я невольно чувствую, что я перенесен в старую Обломовку...
Кто же наконец сдвинет этих людей с места этим всемогущим словом "вперед!", о котором так мечтал Гоголь и которого так давно и томительно ожидает Русь? До сих пор нет ответа на этот вопрос ни в обществе, ни в литературе. В каждом из нас сидит значительная часть Обломова, и еще рано писать нам надгробное слово.
. Одно в Обломове хорошо действительно: то, что он не усиливался надувать других, а уж так и являлся в натуре -- лежебоком.
Отдавая дань своему времени, г. Гончаров вывел и противоядие Обломову -- Штольца. Но по поводу этого лица мы должны еще раз повторить наше постоянное мнение,-- что литература не может забегать слишком далеко вперед жизни. Из романа Гончарова мы и видим только, что Штольц -- человек деятельный, все о чем-то хлопочет, бегает, приобретает, говорит, что жить -- значит трудиться, и пр. Но что он делает, и как он ухитряется делать что-нибудь порядочное там, где другие ничего не могут сделать,-- это для нас остается тайной.(…) Может быть, Ольга Ильинская способнее, нежели Штольц, к этому подвигу, ближе его стоит к нашей молодой жизни. Мы ничего не говорили о женщинах, созданных Гончаровым: ни об Ольге, ни об Агафье Матвеевне Пшеницыной (ни даже об Анисье и Акулине, которые тоже отличаются своим особым характером), потому что сознавали свое совершеннейшее бессилие что-нибудь сносное сказать о них. Разбирать женские типы, созданные Гончаровым, значит предъявлять претензию быть великим знатоком женского сердца. Ольга, по своему развитию, представляет высший идеал, какой только может теперь русский художник вызвать из теперешней русской жизни, оттого она необыкновенной ясностью и простотой своей логики и изумительной гармонией своего сердца и воли поражает нас до того, что мы готовы усомниться в ее даже поэтической правде и сказать: "Таких девушек не бывает". Но, следя за нею во все продолжение романа, мы находим, что она постоянно верна себе и своему развитию, что она представляет не сентенцию автора, а живое лицо, только такое, каких мы еще не встречали. В ней-то более, нежели в Штольце, можно видеть намек на новую русскую жизнь; от нее можно ожидать слова, которое сожжет и развеет обломовщину...
Примечания

Впервые опубликовано в "Современнике" 1859 с подписью: Н --бов. Рукопись статьи не сохранилась. Статья "Что такое обломовщина?" направлена была не только против легальной дворянской умеренно-либеральной общественности, но попутно, в известной мере, и против Герцена как автора статей, полемизировавших с "Современником" по вопросу о "лишних людях" и их исторической миссии.
После появления статьи "Что такое обломовщина?" Герцен если и не отказался от продолжения полемики с "Современником" по волновавшим его проблемам, то все же внес в свое прежнее понимание политической функции "лишних людей" существенное уточнение историко-философского порядка. Никак не соглашаясь поставить в один ряд Онегина, Бельтова и Рудина с Обломовым, Герцен в статье "Лишние люди и желчевики" предложил дифференцированное решение вопроса, по-разному толкуя роль "лишних людей" в пору николаевской реакции и в годы революционней ситуации
Полностью принял основные положения статьи сам автор "Обломова". Под впечатлением только что появившейся статьи Добролюбова он писал 20 мая 1859 г. П. В. Анненкову: "Мне кажется, об обломовщине, то есть о том, что она такое, уже сказать после этого ничего нельзя. Он это, должно быть, предвидел и поспешил напечатать прежде всех. Двумя замечаниями своими он меня поразил: это проницанием того, что делается в представлении художника. Да как же он, нехудожник, знает это? Этими искрами, местами рассеянными там и сям, он живо напомнил то, что целым пожаром горело в Белинском".

В романе сказалось новое слово нашего общественного развития. Слово это — обломовщина; оно служит ключом к разгадке многих явлений русской жизни. В типе Обломова и во всей этой обломовщине мы видим… знамение времени. Лень и апатия Обломова есть создание воспитания и окружающих обстоятельств. Главное здесь не Обломов, а обломовщина.

В настоящем же своем положении он не мог нигде найти себе дела по душе, потому что вообще не понимал смысла жизни и не мог дойти до разумного воззрения на свои отношения к другим. Здесь-то он и подает нам повод к сравнению с прежними типами лучших наших писателей. Давно уже замечено, что все герои русских повестей и романов страдают оттого, что не видят цели в жизни и не находят себе приличной деятельности. Вследствие того они чувствуют скуку и отвращение от всякого дела, в чем представляют разительное сходство с Обломовым. В самом деле, раскройте, например, "Онегина", "Героя нашего времени" — в каждом из них вы найдете черты, почти буквально сходные с чертами Обломова. Онегин, как Обломов, оставляет общество, затем, что его «измены утомить успели, друзья и дружба надоели». И Онегин

дома заперся,

Зевая, за перо взялся,

Хотел писать, но труд упорный

Ему был тошен; ничего

Не вышло из пера его...

Все наши герои, кроме Онегина и Печорина, служат, и для всех их служба — ненужное и не имеющее смысла бремя; и все они оканчивают благородной и ранней отставкой. Обломову не понравилось, что с начальником все говорят "не своим голосом, а каким-то другим, тоненьким и гадким"; — он не захотел этим голосом объясняться с начальником по тому поводу, что "отправил нужную бумагу вместо Астрахани в Архангельск", и подал в отставку... Везде все одна и та же обломовщина...

В домашней жизни обломовцы тоже очень похожи друг на друга:

Прогулки, чтенье, сон глубокий,

Лесная тень, журчанье струй,

Обед довольно прихотливый,

Бутылка светлого вина,

Уединенье, тишина, —

Вот жизнь Онегина святая...

То же самое рисуется у Ильи Ильича в идеале домашней жизни. Вообще обломовцы склонны к идиллическому, бездейственному счастью, которое «ничего от них не требует».

И Печорин полагает, что счастье-то, может быть, заключается в покое и сладком отдыхе. Он вечно недоволен своей борьбой, и сам же беспрестанно высказывает, что все свои дрянные дебоширства затевает потому только, что ничего лучшего не находит делать... Та же обломовщина...

Отношения к людям и в особенности к женщинам тоже имеют у всех обломовцев некоторые общие черты. Людей они вообще презирают с их мелким трудом, с их узкими понятиями и близорукими стремлениями. Печорин топчет всех ногами. Даже Онегин пишет:

Кто жил и мыслил, тот не может

В душе не презирать людей.

Обломов даже весьма категорически выражает Штольцу сознание своего превосходства над всеми людьми. "Жизнь, говорит, в обществе? Хороша жизнь! Чего там искать? Интересов ума, сердца? Ты посмотри, где центр, около которого вращается все это: нет его, нет ничего глубокого, задевающего за живое. Все это мертвецы, спящие люди, хуже меня, эти члены света и общества!"

В отношении к женщинам все обломовцы ведут себя одинаково постыдным образом. Они вовсе не умеют любить и не знают, чего искать в любви, точно так же, как и вообще в жизни. Они не прочь пококетничать с женщиной; не прочь они и поработить себе женскую душу. Но только чуть дело дойдет до чего-нибудь серьезного, чуть они начнут подозревать, что пред ним действительно не игрушка, а женщина, которая может и от них потребовать уважения к своим правам, — они немедленно обращаются в постыднейшее бегство. Трусость у всех этих господ непомерная: Онегин, который так "рано умел тревожить сердца кокеток записных", который женщин "искал без упоенья, а оставлял без сожаленья",— Онегин струсил перед Татьяной, дважды струсил, — и в то время, когда принимал от нее урок, в тогда, как сам ей давал его.

Таким же оказывается и Печорин, специалист по части женского сердца, признающийся, что, кроме женщин, он ничего в свете не любил, что для них он готов пожертвовать всем на свете. И он признается, что, во-первых, "не любят женщин с характером: их ли это дело!" — во-вторых, что он никогда не может жениться. "Как бы страстно я ни любил женщину, — говорит он, — но если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, — прости, любовь. Мое сердце превращается в камень, и ничто не разогреет его снова. Свободы моей не продам. Отчего я так дорожу ею? Что мне в ней? куда я себя готовлю? чего я жду от будущего? Право, ровно ничего. Это какой-то врожденный страх, неизъяснимое предчувствие". А в сущности, это больше ничего, как обломовщина.

А Илья Ильич, подобно Печорину, хочет непременно обладать женщиной, хочет вынудить у нее доказательство любви. Он, видите ли, не надеялся сначала, что Ольга пойдет за него замуж, и с робостью предложил ей быть его женой. Он начал пытать ее, столько ли она его любит, чтобы быть в состоянии сделаться его любовницей! И ему стало досадно, когда она сказала, что никогда не пойдет по этому пути. А все-таки он струсил под конец до того, что даже на глаза Ольге боялся показаться, прикидывался больным, давал понять Ольге, что она его может компрометировать. И все отчего? Оттого, что она от него потребовала решимости, дела, того, что не входило в его привычки. Женитьба сама по себе не страшила его так, как страшила Печорина. Но Ольга захотела, чтоб он пред женитьбой устроил дела по имению; это уж была бы жертва, и он, конечно, этой жертвы не совершил, а явился настоящим Обломовым. А сам между тем очень требователен. Он сделал с Ольгой такую штуку, какая и Печорину впору была бы. Ему вообразилось, что он не довольно хорош собою и вообще не довольно привлекателен для того, чтобы Ольга могла сильно полюбить его. Он начинает страдать, не спит ночь, наконец вооружается энергией и строчит к Ольге длинное послание, в котором повторяет известную, тертую и перетертую вещь, говоренную и Онегиным Татьяне, Печориным княжне Мери: "Я, дескать, не так создан, чтобы вы могли быть со мною счастливы; придет время, вы полюбите другого, более достойного".

Илья Ильич, разумеется, не выдержал себя на высоте уничижения перед Ольгой: он бросился подсмотреть, какое впечатление произведет на нее письмо, увидел, что она плачет, и не мог удержаться, чтобы не предстать пред ней в сию критическую минуту. А она доказала ему, каким он пошлым и жалким эгоистом явился в этом письме, написанном "из заботы об ее счастье". Тут уже он окончательно спасовал, как делают, впрочем, все обломовцы, встречая женщину, которая выше их по характеру и по развитию.

Итак, у них всех одна общая черта — бесплодное стремление к деятельности, сознание, что из них многое могло бы выйти, но не выйдет ничего... В этом они поразительно сходятся. "Пробегаю в памяти все мое прошедшее и спрашиваю себя невольно: зачем я жил? для какой цели я родился?.. А, верно, она существовала, и, верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные. Но я не угадал этого назначения, я увлекся приманками страстей пустых и неблагодарных; из горнила их я вышел тверд и холоден, как железо, но утратил навеки пыл благородных стремлений, — лучший цвет жизни". Это — Печорин...

Илья Ильич тоже "болезненно чувствовал, что в нем зарыто, как в могиле, какое-то хорошее, светлое начало. Но глубоко и тяжело завален клад дрянью, наносным сором».

Обломов тоже мечтал в молодости "служить, пока станет сил, потому что России нужны руки и головы для разработывания неистощимых источников..."

А бездельничает он ничуть не больше, чем все остальные братья-обломовцы; только он откровеннее, — не старается прикрыть своего безделья разговорами в обществах.

Но отчего же такая разница впечатлений, производимых на нас Обломовым и героями, о которых мы вспоминали выше?

Во-первых, — у Обломова темперамент слишком вялый; и поэтому для осуществления своих замыслов и для отпора враждебных обстоятельств употребляет еще несколько менее попыток, нежели сангвинический Онегин или желчный Печорин. В сущности же они все равно несостоятельны пред силою враждебных обстоятельств, все равно погружаются в ничтожество, когда им предстоит настоящая, серьезная деятельность.

В чем обстоятельства Обломова открывали ему благоприятное поле деятельности? У него было именье, которое мог он устроить; был друг, вызывавший его на практическую деятельность; была женщина, которая превосходила его энергией характера и ясностью взгляда и которая нежно полюбила его...

А дружба? Что они все делают с своими друзьями? Онегин убил Ленского; Печорин только все пикируется с Вернером. Что же они? Соединились ли друг с другом для одного общего дела? Ничего не было... Все рассыпалось прахом, все кончилось той же обломовщиной... О любви нечего и говорить. Каждый из обломовцев встречал женщину выше себя, и каждый постыдно бежал от ее любви или добивался того, чтоб она сама прогнала его... Чем это объяснить, как не давлением на них гнусной обломовщины?

Посмотрите теперь, как изменилась точка зрения на образованных и хорошо рассуждающих лежебоков, которых прежде принимали за настоящих общественных деятелей.

Вот перед вами молодой человек, очень красивый, ловкий, образованный. Он выезжает в большой свет и имеет там успех; он ездит в театры, балы и маскарады; он отлично одевается; читает книжки...

Он выше окружающего его светского общества настолько, что дошел до сознания его пустоты; он может даже оставить свет и переехать в деревню; но только и там скучает, не зная, какое найти себе дело... От нечего делать он ссорится с другом своим и по легкомыслию убивает его на дуэли... Через несколько лет опять возвращается в свет и влюбляется в женщину, любовь которой сам прежде отверг, потому что для нее нужно было бы ему отказаться от своей бродяжнической свободы... Вы узнаете в этом человеке Онегина. Но всмотритесь хорошенько; это — Обломов.

Перед вами другой человек, с более страстной душой, с более широким самолюбием. Он не хлопочет о туалете и наряде: он светский человек и без этого. Ему не нужно подбирать слова и блистать мишурным знанием: и без этого язык у него как бритва. Он действительно презирает людей, хорошо понимая их слабости; он действительно умеет овладеть сердцем женщины не на краткое мгновенье, а надолго. Все, что встречается ему на его дороге, он умеет отстранить или уничтожить. Одно только несчастье: он не знает, куда идти. Сердце его пусто и холодно ко всему. Он все испытал, и ему еще в юности опротивели все удовольствия, которые можно достать за деньги; любовь светских красавиц тоже опротивела ему, потому что ничего не давала сердцу; науки тоже надоели, потому что он увидел, что от них не зависит ни слава, ни счастье; военные опасности тоже ему скоро наскучили, потому что он не видел в них смысла и скоро привык к ним. Наконец, даже простосердечная, чистая любовь дикой девушки, которая ему самому нравится, тоже надоедает ему. Но что же это за порывы? куда влекут они? отчего он не отдается им всей силой души своей? Оттого, что он сам их не понимает и не дает себе труда подумать о том, куда девать свою душевную силу; и вот он проводит свою жизнь в том, что острит над глупцами, тревожит сердца неопытных барышень, вмешивается в чужие сердечные дела, напрашивается на ссоры, выказывает отвагу в пустяках, дерется без надобности... Вы припоминаете, что это история Печорина. Всмотритесь, пожалуйста, получше: вы и тут увидите того же Обломова...

Все у них внешнее, ничто не имеет корня в их натуре. Они, пожалуй, и делают что-то такое, когда принуждает внешняя необходимость, так как Обломов ездил в гости, куда тащил его Штольц, читал то, что Ольга заставляла его читать. Но душа их не лежит к делу. Они только говорят о высших стремлениях, о сознании нравственного долга, о проникновении общими интересами, а на поверку выходит, что все это - слова. Самое искреннее, задушевное их стремление есть стремление к покою, к халату...

Эти люди и лгут беспрестанно. Они читают полезные книги для того, чтобы знать, что пишется; пишут благородные статьи затем, чтобы любоваться логическим построением своей речи; говорят смелые вещи, чтобы прислушиваться к благозвучию своих фраз и возбуждать ими похвалы слушателей. Но какая цель всего этого читанья, писанья, говоренья, они или вовсе не хотят знать, или не слишком об этом беспокоятся.Теперь им слово найдено. Слово это «обломовщина». Если я вижу помещика, толкующего о правах человечества и о необходимости развития личности, я уже с первых слов знаю, что это Обломов.Если встречаю чиновника, жалующегося на запутанность и обременительность делопроизводства, он Обломов.На всех их лежит печать обломовщины. Кто же наконец сдвинет их с места этим всемогущим словом "вперед!"До сих пор нет ответа на этот вопрос ни в обществе, ни в литературе. Гончаров, умевший понять и показать нам нашу обломовщину, решился похоронить обломовщину и сказать ей похвальное надгробное слово. "Прощай, старая Обломовка, ты отжила свой век", — говорит он устами Штольца, и говорит неправду. В каждом из нас сидит значительная часть Обломова. Одно в Обломове хорошо действительно: то, что он не усиливался надувать других, а уж так и являлся в натуре — лежебоком. Но, помилуйте, в чем же на него можно положиться? Разве в том, где ничего делать не нужно? Тут он действительно отличится так, как никто. Но ничего-то не делать и без него можно. Он не поклонится идолу зла! Да ведь почему это? Потому, что ему лень встать с дивана. А стащите его, поставьте на колени перед этим идолом: он не в силах будет встать. Не подкупишь его ничем. Да на что его подкупать-то? На то, чтобы с места сдвинулся? Ну, это действительно трудно. Грязь к нему не пристанет! Да пока лежит один, так еще ничего; а как придет Тарантьев, Затерный, Иван Матвеич — брр! какая отвратительная гадость начинается около Обломова. Его объедают, опивают, спаивают, берут с него фальшивый вексель (от которого Штольц несколько бесцеремонно, по русским обычаям, без суда и следствия избавляет его), разоряют его именем мужиков, дерут с него немилосердные деньги ни за что ни про что. Он все это терпит безмолвно и потому, разумеется, не издает ни одного фальшивого звука.

Нет, нельзя так льстить живым, а мы еще живы, мы еще по-прежнему Обломовы. Обломовщина никогда не оставляла нас и не оставила даже теперь — в настоящее время, когда 8 и пр. Кто из наших литераторов, публицистов, людей образованных, общественных деятелей, кто не согласится, что, должно быть, его-то именно и имел, в виду Гончаров, когда писал об Илье Ильиче следующие строки:

Ему доступны были наслаждения высоких помыслов: он не чужд был всеобщих человеческих скорбей. Он горько в глубине души плакал в иную пору над бедствиями человечества, испытывал безвестные, безыменные страдания, и тоску, и стремления куда-то вдаль, туда, вероятно в тот мир, куда увлекал его, бывало, Штольц. Сладкие слэзы потекут по щекам его. Случается и то, что он исполнится презрения к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому в мире злу, и разгорится желанием указать человеку на его язвы, и вдруг загораются в нем мысли, ходят и гуляют в голове, как волны в море, потом вырастают в намерения, зажгут всю кровь в нем, — задвигаются мускулы его, напрягутся жилы, намерения преображаются в стремления: он, движимый нравственною силою, в одну минуту быстро изменит две-три позы, с блистающими глазами привстанет до половины на постели, протянет руку и вдохновенно озирается кругом... Вот, вот стремление осуществится, обратится в подвиг... и тогда, господи! каких чудес, каких благих последствий могли бы ожидать от какого высокого усилия! но, смотришь, промелькнет утро, день уж клонится к вечеру, а с ним клонятся к покою и утомленные силы Обломова: бури и волнения смиряются в душе, голова отрезвляется от дум, кровь медленнее пробирается по жилам. Обломов тихо, задумчиво переворачивается на спину и, устремив печальный взгляд в окно к небу, с грустью провожает глазами солнце, великолепно садящееся за чей-то четырехэтажный дом. И сколько, сколько раз он провожал так солнечный закат!.. . Обломов менее раздражает свежего, молодого, деятельного человека, нежели Печорин, но все-таки он противен в своей ничтожности.

У Галки был великий дар… Она умела любить! Искренне, преданно, бескорыстно. Не требуя взаимности… Да и как иначе, если объектом ее чувств стал популярный певец? Галка обожала Руслана так сильно, что, услышав по радио о его гибели, чуть не умерла сама. Но ее кумир выжил! И снова появился на поп-олимпе. Только совсем другим… Галка чувствовала – это не настоящий Руслан, его кем-то подменили… Любящее сердце ей это подсказывало!

Два года назад у него было все: семья, успех, деньги, слава. Он сам себе завидовал… Но наступил день, когда ему пришлось бросить благополучную жизнь и умчаться из родной Москвы в провинциальную глушь. Вот только затеряться не получилось! Он понял это, когда обнаружил в своей квартире труп единственного друга – из той, прежней жизни…

Ольга Володарская
Страсть под чужим именем

Глава 1

Влад Соловьев терпеть не мог город, в котором жил. Маленький, грязный, бестолково застроенный, продуваемый речными ветрами, он то навевал на него тоску, то раздражал. Первое было гораздо чаще, и это беспокоило Влада. Раздражение хоть негативная, но сильная эмоция. Тоска же подавляла и ее, и все остальные, и тогда Соловьев ощущал себя какой-то амебой, а не человеком. Как простейшее он бултыхался в болоте под названием "жизнь", не имея желаний, стремлений, цели, а только исправно функционируя. Точно он одноклеточное. Амеба или инфузория-туфелька! Хотя нет, он хуже. Ведь те хотя бы размножаются делением, а Соловьев, когда скучал, утрачивал и основной свой инстинкт.

И это в неполные тридцать!

Сегодня город вызывал в нем раздражение. Влад шел по улице и ругался сквозь зубы:

– Это ж надо, суббота, время половина двенадцатого, а на улице ни души! Все по домам сидят, в телики таращатся, нет бы – погулять выйти… – И, заметив под ногой банку из-под пива, пнул ее со словами: – А еще лучше – на субботник бы собрались! Хоть мусор бы в кучи сгребли! Только какой, к черту, субботник? Днем аборигенам некогда, у них огороды, а вечером грязи не видно… Ни один же фонарь не горит!

Соловьев нисколько не преувеличивал. На улице на самом деле не было освещения. Фонарные столбы стояли, но лампы на них не горели. Влад передвигался более-менее свободно лишь благодаря свету из окон. Но через час-другой и он погаснет, и городок погрузится во мрак. Не целиком, конечно, но процентов на девяносто. Освещенной останется главная площадь, где расположены мэрия да несколько увеселительных заведений, которые посещают лишь подростки. Люди же "солидные", то есть те, кому от двадцати пяти, вечера проводят у телевизоров, выползая только за пивом. И в этом случае путь себе они подсвечивают карманными фонариками, имеющимися у каждого. Аборигенов это не напрягает, как и городская скука, но Влад не мог к ней привыкнуть. Ведь он родился и вырос в столице!

В этот приволжский городок под названием Приреченск он переехал почти два года назад. К этому его вынудили обстоятельства. Если бы не они, никогда бы Соловьев не покинул Москву. Он не просто обожал свой родной город, он не представлял себя вне его. Да, он много ездил по стране, зарабатывая деньги, и путешествовал по миру, отдыхая, но всегда скучал по Москве и мечтал поскорее вернуться. Только там он был по-настоящему счастлив. Владу даже казалось, что он так много разъезжает именно для того, чтобы тосковать по Москве и возвращаться в нее.

И любил он не только столицу, но и районы, в которых жил, и свои квартиры: первую, сталинку на Волоколамском шоссе, доставшуюся его матери от рано умерших родителей, в ней он вырос. Вторую, в старинном особняке исторического центра, куда они переехали, когда отец разбогател. Третью, уже свою, в элитной новостройке на берегу Москвы-реки. Все это были разные квартиры, в разных районах, но каждая из них олицетворяла столицу – старую, советскую и современную. Влад быстро к ним привыкал и влюблялся в каждую…

А вот к дому, в котором он жил последние два года, привыкнуть не получалось. А полюбить и подавно. Хотя дом был очень неплохой, старинный. В городке осталось не так много дореволюционных зданий, их беспощадно сносили в начале перестройки, расчищая землю для крупного порта, который так и не был построен. Старинных домов сохранилось не больше десятка, и большинство из них находились в центре. А вот в одном из трех уцелевших на окраине жил сейчас Влад. Дом был разделен на две половины. В одной обитал Соловьев, а в другой какая-то семья. Две представительницы ее, мать и дочь, пытались сблизиться с Владом, но он пресек их попытки. Ему в этом городе не нужны были ни друзья, ни приятели, ни даже хорошие знакомые. Он вообще мечтал стать невидимкой!

Пройдя до конца улицы, Влад остановился у своего дома. За ним раскинулся пустырь, а дальше спуск к реке. Это на первый взгляд неудачное расположение его жилища нравилось Владу. Тихо, спокойно и до Волги рукой подать. Можно встать поутру, взять удочки и сбегать на часок порыбачить. На рассвете самый лучший клев! Соловьев узнал об этом совсем недавно. До того, как переехать сюда, он не интересовался рыбалкой. Влад не понимал, как она может увлекать. Поэтому, когда друзья, отдыхающие с ним на островах, отправлялись на яхте рыбачить, все то время, что они удили рыбу, он загорал на корме или кувыркался с какой-нибудь красоткой в каюте.

Но когда Влад сюда переехал, оказалось, что заняться в городке совершенно нечем. И ладно днем. В это время суток все работают. Даже Влад нашел себе занятие – устроился в фотоателье и с девяти до шести ваял в фотошопе свадебные календарики и прочую ерунду. А после работы и в выходные Соловьев не знал, куда себя деть. Он смертельно скучал дома, но пойти развеяться было некуда. Не в так называемый же ночной клуб! Где-то раз в месяц Влад отправлялся в областной центр, ходил там в театр или на концерт, посещал приличный ресторан или дискотеку, знакомился с женщинами, а если не удавалось, просто заказывал девочку. Но этих редких вылазок Соловьеву было мало для того, чтобы ощущать всю полноту жизни, поэтому он решил найти себе занятие в Приреченске. И на ум пришло одно – рыбалка. В городке каждый третий мужик ею увлекался, и специализированных магазинов в нем имелось множество, так что купить снасти не составило труда. Перед тем как отправиться на свою первую ловлю, Влад приобрел диск "Диалоги о рыбалке" и заставил себя его посмотреть. Набравшись элементарных знаний, пошел к реке.

В тот свой первый раз он ничего не поймал. Рыба клевала, но соскакивала – Влад неправильно подсекал. Домой он вернулся с пустыми руками и ощущением даром потраченного времени. Та же история повторялась еще несколько дней. Влад уже хотел бросить дурацкое занятие, как поймал судачка. Он был маленький, весом не больше семисот граммов, но Соловьев так намучился, пока его вытаскивал, что радовался добыче так, будто добыл пятикилограммового осетра.

С тех пор рыбалка стала любимым занятием Влада. И даже если не было клева, он все равно не считал часы, проведенные на берегу со спиннингом или мормышкой, потерянными. Ему было в кайф наслаждаться природой, тишиной, чистым воздухом. А после рыбалки возвращаться домой, споласкиваться, выпивать сто граммов коньяка или чашку горячего чая зимой (первое в выходные, второе в будни – после он еще на работу бежал), бутылку пива или лимонада летом, ложиться на диван или садиться в кресло и чувствовать приятную усталость. В эти моменты ему даже нравились и квартирка его, и домик, и улочка, и городок. Жаль, это длилось каких-то пару минут!

Подойдя к двери в свое крыло, Влад достал ключи и сотовый телефон. Последний, чтоб подсвечивать себе. Сколько раз он сам покупал и устанавливал лампочку в фонарь, висящий на ближайшем столбе, но ее тут же разбивали! Больше трех дней ни одна не продержалась, и Соловьев плюнул на затею осветить свою улицу хотя бы частично.