Михаил шемякин о женщинах в искусстве, павленском и православном ваххабизме. Русский импрессионист михаил шемякин Театральный центр На Страстном

Этой выставкой Музей русского импрессионизма обращается к своей миссии - говорить именно о русских импрессионистах

С 13 октября по 17 января Музей русского импрессионизма представит ретроспективу произведений самобытного русского художника-импрессиониста первой половины XX века Михаила Федоровича Шемякина «Михаил Шемякин. Совсем другой художник» .

В состав экспозиции известного мастера войдет более пятидесяти работ из музеев России, ближнего зарубежья и московских частных коллекций. Среди них Государственная Третьяковская галерея, Государственный Русский музей, Нижнетагильский музей изобразительных искусств, художественные музеи Астрахани, Пензы, Тулы, Рязани и многие другие. Некоторые произведения будут экспонироваться впервые.

Этой выставкой Музей русского импрессионизма обращается к своей миссии - говорить именно о русских импрессионистах. Речь пойдет о мастере, которого Коровин сравнивал с Рафаэлем, а Маяковский признал как «реалиста-импрессиониста-кубиста» - о Михаиле Шемякине. Нет, не о нашем современнике, а о «совсем другом художнике».

Мастерство рисовальщика Шемякин отточил в Мюнхене, в студии Антона Ажбе. Один из последних рисунков «Монах», сделанных художником в школе Ажбе, будет представлен на выставке. Эту работу заметил и оценил Федор Шаляпин, однажды зашедший в гости в квартиру Ивана Гржимали.

Сын художника вспоминал: «Подойдя к рисунку, не оборачиваясь, он молча смотрел на него. Потом оглянулся, и гости увидели двух «Монахов»: одного на рисунке, а другого великолепно, как только он мог это сделать, «сыграл» Шаляпин. Раздались дружные аплодисменты. «Здорово!» - сказал Шаляпин и пожал руку моему отцу».

В 1901 году художник женился на своей сокурснице Людмиле Гржимали, дочери известного в Москве чешского скрипача Ивана Войтеховича Гржимали. Долгие годы Михаил Шемякин жил в квартире тестя, располагавшейся прямо в правом крыле Московской консерватории. В гостиной мастер не раз писал своих родственников-музыкантов и их друзей, часто бывавших в гостеприимной семье.

Михаила Шемякина называли «летописцем музыкальной Москвы» первой половины ХХ века, а потому портретам музыкантов отведено центральное место на выставке. Посетителей ждет встреча с чередой образов великих исполнителей, среди которых тесть художника Иван Гржимали, композитор Александр Гедике, скрипач Франтишек Ондржичек, виолончелистка Хана Любошиц, певица, солистка Большого театра Надежда Салина.

Натурщица.1905

С 13 октября по 17 января Музей русского импрессионизма представит ретроспективу произведений самобытного русского художника-импрессиониста первой половины XX века Михаила Федоровича Шемякина — «Михаил Шемякин. Совсем другой художник». Выставку назвали так, чтобы посетители ошибочно не приняли импрессиониста Шемякина за нашего современника, скульптора-метафизика Шемякина. В состав экспозиции известного мастера войдет более 50 работ из музеев России, ближнего зарубежья и московских частных коллекций. Некоторые произведения будут экспонироваться впервые.

Михаил Шемякин учился у Валентина Серова и Константина Коровина в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. От наставников молодой художник перенял любовь к жанру портрета и смелую импрессионистическую манеру письма. Мастерство рисовальщика Шемякин отточил в Мюнхене, в студии Антона Ажбе. Один из последних рисунков «Монах», сделанных художником в школе Ажбе (он будет представлен на выставке), заметил и оценил Федор Шаляпин, однажды зашедший в гости в квартиру Ивана Гржимали. Сын художника вспоминал: «Подойдя к рисунку, не оборачиваясь, он молча смотрел на него. Потом оглянулся, и гости увидели двух “Монахов”: одного на рисунке, а другого великолепно, как только он мог это сделать, “сыграл” Шаляпин. Раздались дружные аплодисменты. “Здорово!” — сказал Шаляпин и пожал руку моему отцу».

Судьба сводила художника с множеством выдающихся современников, каждый из которых не смог остаться равнодушным к его творчеству. Владимир Маяковский назвал его «реалист — импрессионист — кубист». Эта парадоксальная характеристика на удивление проницательна. Как реалист, Шемякин не позволял себе упрощать и искажать натуру ради живописного эффекта. Подобно кубистам, он каждый раз подходил к натуре одновременно аналитически и с пылким любопытством, будто видел лицо человека или букет гиацинтов впервые. Но с самого начала творческого пути и до конца жизни приемы импрессионизма были его самыми любимыми.

Приглашаем участников проекта «Сноб» первыми увидеть работы импрессиониста Шемякина на торжественном открытии выставки.

- Давно не было никаких новостей про вас. Что у вас происходит?

По-моему, это у вас происходит.

- Вот именно. Нам хотелось бы больше всего узнать о том, что вы думаете о том, что у нас происходит .

У нас тоже что-то происходит, но не так бурно. Это лето очень сложное, потому что у меня две сессии по месяцу. Первая - это мои студенты в Академии имени Штиглица, бывшей «Мухинки». Там я профессор официально, с красной книжечкой. Студентов отобрали по большому конкурсу в Воронеже, потом Воронежская академия лопнула, и чтобы их не бросать, я перевез их в Петербург.

- А ребята как вам нравятся?

Ребята замечательные. Но ребят у меня мало. Всего-навсего мужского пола один представитель. А в челябинской группе, которую я тоже веду, - это только женщины, ни одного мальчика. Женщины при отборе оказались намного талантливее.

- У вас есть какое-то объяснение этому феномену, что сейчас женщины в искусство рванули?

Да нет, давно уже. Все примерно известные звезды - это женщины. Замечательнейшая польская скульпторша Шапошникова. Или две француженки крохотного роста, Жермен Ришье и Луиза Буржуа, завоевали громадное признание. Все очень просто. Женщина раскрепощена, она получает все больше и больше признания. У меня есть в моем институте исследовательская комната, где все посвящено женскому искусству. В семнадцатом веке уже были замечательнейшие признанные художницы, особенно в Италии. И вот мои студентки, они как раз учатся на книгах этих мастериц семнадцатого века, это их очень вдохновляет. А была еще великолепная Элизабет Лебрен, которая писала портреты русских князей.

- Так вы проводите большую часть времени в России?

Нет, они приезжают ко мне во Францию. У нас там семь мастерских, в которых они занимаются. Живут практически на территории замка, потому что даже фермы, которые мы для них снимаем, раньше принадлежали рыцарю. Они пешочком доходят до мастерских, колоссальный парк, 26 гектаров, старинный. Там они рисуют, гуляют. Я готовлю их выступить на международной арене. Но тянуть тяжело, поскольку государство не помогает, все финансовые проблемы решаю я: влезаю в долги, покупаю билеты туда и обратно. Включая аспирантов, это где-то 10 человек. Две фермы плюс ко всему, естественно, еда, поездки в магазины, прочее, прочее. Все это, так сказать, я беру на себя, включая и закупку инструментов, холстов. Это обходится довольно дорого.

- Вы сказали, что влезаете в долги, но вы по-прежнему прилично зарабатываете?

- Для того чтобы пригласить студентов, у меня нет денег, и я начинаю клянчить у кого-то, никакого отношения к искусству не имеющего: это не государство и не фонды - просто люди, которые могут мне одолжить десятку там, двадцатку.

- То есть вы, по сути, все делаете за свой счет?

- Да, но бросить все это я не могу. Правда, вот челябинскую группу оплачивают.

Я понимаю, что вопрос деликатный, но все же… Было время, когда ходили слухи, что вы один из богатейших эмигрантских художников. У Довлатова даже была маленькая заметочка в книге, где он собрал такие анекдоты про всех, якобы вы переиначили его фразу: «Охотно меняю мой рост на ваши заработки».

Сережа даже получил за это!

Как это получил?

А вот так получил. Он меня порядком нахвалил в эссе «Верхом на улитке», а потом писал что-то вроде: «Шемякин, не имея никаких контрактов, в гусарских сапогах валяется пьяный от отчаяния и постоянно пьет посреди своей мастерской». Во-первых, это все было не так, я, в общем, впервые его увидел в Нью-Йорке, пересекались очень мало. Я обратил внимание на его рост. Когда я открыл дверь в своем номере своего отеля, он пришел брать интервью, я сказал, помню: «Ни фига себе рост». И он сказал: «Меняю свой рост на ваше величие». Может быть, в этот момент он искренне и выразился, а потом он все переиначил. Я ему позвонил, когда было это позорное письмо, когда он всех нас обосрал, как говорится, с ног до головы. Письмо называлось «Письмо оттуда». Это было опубликовано в газете, и всем было понятно, что это, так сказать, работа Довлатова. Когда я ему позвонил, он мне сказал: «Стиль мой, а писал не я». Кстати, об этом есть в моем спектакле.

- Что за спектакль?

- Спектакль в театре у Стаса Намина, называется «Нью-Йорк. 80-е. Мы». В «Новой газете» была замечательная статья, которая называлась «Болевой порог Отечества». Очень умная, я даже не ожидал, что автор так точно поймет суть этого спектакля, во имя чего он задумывался. Это проблема сегодня малопонятная, но которая может возникнуть. Это проблема изгнания навсегда. Сегодня мои студенты даже не понимают, в какую эпоху они живут. Они ходят в Лувр, им покупают билеты во Францию. А мы же в то время даже не могли подумать о том, чтобы куда-нибудь в Болгарию или в Польшу. Легче было в космос слетать, нежели выехать за границу.

- Кстати, для некоторых современных художников эта история актуальна. Вот Павленский получил политическое убежище во Франции. Отчасти его судьба немножко похожа на вашу?

Не обижайте меня так, иначе мы с вами просто прекратим интервью. Мы не похожи ни в чем - ни в движении, ни в желании привлечь внимание, как он это делает У него же нет никакого искусства, у него есть поведение.

- Я скорее про судьбу, про то, что человек оказывается вынужден…

- Вы порете хреновину. Мне, человеку, который прошел самые страшные сумасшедшие дома. У меня была 64-я статья, расстрел, понятно? Вот сейчас вышел 10-й том истории КГБ, и там описано, какая была слежка за мной, внутренняя, внешняя, сколько машин следило за мной, хотя я ничего антигосударственного не делал, я всего-навсего убирал помои, а ночью писал картины. Вот такая была ситуация. Поэтому, когда я вижу, что человек взял, уже подготовил журналиста, и пошел поджег дверь КГБ, а после этого выясняется, что он еще, оказывается, во Франции, в Париже получает убежище, мне просто смешно - смотрите, какой страдалец. Вы знаете, что бы было, если бы мы подожгли в наше время или хотя бы плюнули на эту дверь… Если бы у кого-то хватило пороху, что бы было с нами? Вот мой друг, например, дружбой с которым я горжусь, - это Володя Буковский, который почти полжизни просидел в лагерях. Вот это настоящие люди, его в наручниках привезли на Запад и обменяли на Корвалана. А я с Володей был знаком еще до того, как его выслали, между посадками состоялось наше знакомство, наша дружба. Вот это настоящие люди, которые шли, понимая, что во имя свободы они будут сидеть в лагерях, проходить страшные круги ада. А это желание привлечь к себе внимание… яйца он к мостовой прибил! Его нужно было отправить просто немножко подлечить.

- А его и отправили в Институт Сербского, туда же, куда и Буковского в свое время.

Вот и все, ну значит, не подлечили, раз так… У человека простая жажда прославиться. Вот еще была эта история с этими, Пуссикэт или как их…

- Pussy Riot.

- Да, Pussy Riot. Ну, во-первых, глупейшая история. Они прыгали в тот момент, когда можно прыгать, - это же была Масленица. Безграмотные русские попы не понимают, что в Масленицу много чего разрешалось, никакого такого великого кощунства там нет. Но ведь когда начали раздувать кадило, так сказать, вот у таких людей, мастеров перформанса, как вот этот Павловский, проснулось чувство зависти. Потому что, смотрите, девчонки сплясали, немножко отсидели… Давайте не будем сегодня придумывать страшнейшие истории: лагеря и все это. Для тех людей, которые прошли их тогда, сегодняшняя обстановка - она просто комическая. Ничего такого сверхстрашного не происходит. Эта история вообще была раздута до предела. В результате открываешь любой западный журнал - целые интервью, они уже прыгают на Западе, друг на друга, в этих масках, без масок.

- Но вы же тоже были не чужды перформансу?

- Перформансы делались у нас в коммунальной квартире для самих себя, мы даже не думали, что это перформансы. Нам просто было интересно создавать атмосферу и делать интересные фото. Это как в кино стоп-кадр. Кинокамеры не было у нас, и мы делали такие сюровые фотографии, которые на сегодняшний день воплощены в нашем пока не законченном фильме, который мы делали с Антоном Адасинским и со Славой Полуниным. Там у меня прыгает голый Антон Адасинский, карабкается по каким-то балкам в замке, Слава Полунин вытворяет какие-то странные вещи.

- Удивительно, насколько резко вы не принимаете акции своих молодых коллег.

Вы знаете, вот такая шпана от этого перформанса, она только, извините за выражение, нам подсирает очень сильно. Я не против перформанса, наоборот, это очень интересно, и я думаю, что именно в России, где были Мейерхольд, Маяковский, «Мистерия-буфф» и прочее, какой-то безумный карнавал вот этих необычайных постановок, как это делал в свое время Петр I - «Всепьянейший собор», - вот вам перформанс, грандиозный, совершенно безумный. Но когда я читаю вот эти истории, это просто смешно. Павленский получил политическое убежище во Франции…

- Я читал опять же у Довлатова, что в свое время Помпиду за вас заступался!

- Да никто никогда за меня не заступался, что за бред. Довлатов же литератор.

- То есть он все придумал просто?

- Когда он написал, что я валяюсь пьяный, я ему позвонил и говорю: «Ты что пишешь такое? Про всех нас, мы все в говне, один ты в белом халате. Ты хотя бы один раз в Нью-Йорке зашел бы в мою мастерскую». Я повесил трубку, и никогда в жизни мы с Довлатовым не общались. Я из той породы людей, которые прошли довольно суровую школу, и для нас так: обосрался один раз - все, баста!

- Когда мы с вами встречались в Петербурге, это было лет 7 назад, вы сказали, что ощущаете опасность и боитесь за свою жизнь, когда вы в России. У вас по-прежнему такие чувства?

- У России непредсказуемое прошлое, вот что самое страшное. А из непредсказуемого прошлого мы можем создать очень печальное, предсказумое и угадываемое будущее. Я говорю об опасности погрязнуть в мракобесии, понимаете? Мракобесие просто надвигается со страшной силой. Если дать волю сегодня разгулявшимся попам, то куда мы придем вообще? Скоро костры запылают и появятся новые Аввакумы?

И все время идет тенденция кого-то посадить, кого-то схватить, кого-то пригвоздить статьей за «Оскорбление чувств верующих». Но ведь эта статья тоже оскорбляет чувства людей, которые верили в коммунизм, которые верили в ленинскую идею? В нашем обществе множество атеистов, людей иного вероисповедания, и на сегодняшний день это исступленное православие может уже какой-то вариант православного ваххабизма напоминать.

- Может, это наш ответ происходящему на Востоке?

- Совершенно верно, я даже читал где-то программу того, что они планируют уничтожить во Франции. Уже 6 раз были попытки взорвать Страсбургский собор, в списке, естественно, собор Парижской Богоматери, даже Эйфелева башня как символ Франции. Они очень активно действуют, и я думаю, что победа все равно будет за ними.

- За ними?!

- За мусульманским миром, конечно.

- Вы серьезно?

- Да.

- Ваш старый приятель Эдуард Лимонов в последнее время не выходит с телевизионных каналов, участвует в телепрограммах и ток-шоу. Он же остался гражданином Франции - следит за прессой, комментирует выборы президента и так далее. Так вот, он предсказал, что Франция неизбежно разделится на две стороны, на два государства, и это уже неизбежно: северная, где будут жить французы, и южная, которая станет мусульманской республикой.

- Я гораздо мрачнее смотрю на все это. Когда-то я покинул Францию, на 30 лет уехал жить в Америку. Я уехал, потому что меня просто раздражала их неспособность, неумение работать, сибаритство чудовищное. Но когда я вернулся 30 лет спустя, я понял, что я покинул ее просто бушующую, энергичную. Она превратилась в такое, знаете, мощное кладбище красивое.

- То есть вообще все мертвое?

- Ну вы знаете, возможно, что-то там и происходит: театры и прочее… Я не театрал и не владею французским языком. Но что касается изобразительного искусства, там нуль. Люди не хотят работать, социализм там убил всю энергию. Франция - это страна победившего пролетария, все для них, ты не имеешь права уволить человека. А это приучило людей просто ни хера не делать.

- А как вам результаты американских выборов? Вы там долго жили, да? Никто не ожидал, что американцы выберут Трампа президентом, тем не менее.

- Избрание Трампа я приравниваю к крушению двух башен. Когда такой великой державой начинает управлять человек, психически не совсем нормальный (не говорю уже о его умственных способностях), это опасно для всего земного шара.

- Вы считаете его непредсказуемым?

- Он просто-напросто глуп. Мы не были на выборах, естественно, мы с женой голосуем по почте. Но я видел, показывали американцев в Нью-Йорке: молодые ребята, пожилые - лица были залиты слезами, понимаете? Потому что американцы понимают, что это позор для Америки. А здесь я видел, как кричали «Браво!» Ну и что в итоге? Недавно он сказал, что надо объединиться, чтобы бороться с терроризмом, что есть две угрозы: это терроризм, и второй он назвал - Россию. А я многим, мне когда говорили: «Браво, победил Трамп», отвечал: «Придурки. Скоро будете почесывать тыкву».

Высоцкий посвятил Шемякину 12 песен и стихов; а Шемякин записал серию из 7 виниловых пластинок его песен. Кроме того, Шемякин - автор книги о Высоцком и памятника поэту в Самаре

Вы были ближайшим другом Владимира Высоцкого. Я понимаю, что это совершенно гипотетический вопрос, но так как вы его знали очень хорошо, как вы думаете, сейчас, в нынешней культурной и политической ситуации как бы он себя чувствовал, к кому бы он примкнул? Например, как бы отнесся к возвращению Крыма?

Мы с ним были настолько большими друзьями, у нас не возникало никаких разногласий, тем более, хотя он был и старше по возрасту, но ко мне он, как ни странно, относился как к старшему - ну может, из-за моего опыта, и жизненного, и опыта изгнанника. Я думаю, он мыслил бы точно так же, как я. Разногласий не возникало. Он прекрасно понимал, что существует опасность впасть в мракобесие, и так же, наверное, переживал бы, как и я, о том, почему у людей такая короткая память и почему полностью отсутствует способность к аналитическому мышлению.

Ну, например, мы знаем прекрасно, что до 1917 года Россия в основном, 90%, была православной державой. Царь-батюшка, ходили перед полками попы, кропили святой водой, кропили святой водой пушки. Сказано - не убий. То есть священник, получается, поощряет войну. Хотя я понимаю, что необходимо вооружаться, необходимо сражаться, но если уж ты так исповедуешь четко, тогда скажи: «Все. Вы идете на войну - я вас не благословляю, потому что нельзя никого убивать». Такие бывают придурки, верно? Например, Виктор Ерофеев. Я как раз выступил в какой-то газете против того, что он сказал: «А зачем вообще нужно было устраивать блокаду Ленинграда? Можно было сдать вообще и мы бы не потеряли…» Ну как? Люди просто-напросто шли, для того чтобы отстоять этот город, умирали, эти люди - герои. И они выбрали смерть, потому что они не хотели другого. А мы сидим и блямкаем, попивая коктейль: «Можно было бы сдать». Ну как можно такие вещи говорить? А я к чему говорю? Пожалуйста - пришел Ленин с небольшой бандой и каким образом вообще выяснилось, что церковь, которая веками насаждала вот это православное сознание и прочее, каким образом в короткий срок в 17-м году уже начали расстреливать священников, взрывать соборы? Значит, что-то было в них такое, что люди отказались от этого очень быстро. А сегодня молодежь - она вообще иная. Я вот наблюдаю этих верующих - ну это в основном женщины, очень мало молодежи, ну есть какая-то фанатично настроенная, да, но по большому счету это совершенно другое, и подход церкви к молодежи и к верующим должен быть совершенно иным. Не вот этим средневековым, а просто-напросто им нужно понять, что сегодня даже с верующими нужно говорить современным языком и понятия должны быть иными. Оставаясь христианами, мы должны понимать, что живем в XXI веке, а не в XV.

- Но может так случиться, что вот этот весь всемирный фундаментализм наберет такую силу, что не останется места чему-то еще, культуре и тому, что вы продвигаете?

- До тех пор пока будет наживаться вот эта в тени стоящая банда, это все будет продолжаться и принимать довольно уродливые формы, страшные, потому что, допустим, сколько выделяется денег на борьбу с терроризмом. Источник дохода целых громадных организаций, он падает, потому что вы можете взять, допустим, на борьбу с терроризмом - ну, возьмем Америку - 300 или 500 млн долларов. Операция якобы провалилась. Вы можете объяснить, почему она провалилась? Вы не имеете права, потому что это секретная операция. Кто в ней принимал участие, вы тоже не знаете.

- То есть вы считаете, что это коррупция?

- Я считаю, что если бы мы хотели прекратить войну, а не наживались на ней, войну можно было давным-давно прекратить. А пока этого нет, мы движемся согласно формуле, которую незадолго до смерти Капица сформулировал в газете «Аргументы и факты»: «Мир погубит не атом, не рак, а погубит жадный дурак».

Знаменитый дед

Михаил Федорович Шемякин родился 21 октября 1875 года в Москве. Его отец, Федор Михайлович, человек от искусства далекий, владел московской деревообделочной фабрикой, на которой среди прочего изготовлялась красочная жестяная упаковка для кондитерских изделий знаменитого производства Абрикосовых. Художественные способности Михаил Шемякин, вероятно, унаследовал от своего деда по отцовской линии - М. И. Шемякина, талантливого художника-самоучки.

А по материнской линии его дедом был сам Алексей Иванович Абрикосов, фабрикант и предприниматель, основавший «Фабрично-торговое товарищество А. И. Абрикосова сыновей», владелец кондитерских и чайных магазинов в Москве, Поставщик Двора Его Императорского Величества, потомственный почетный гражданин. Алексей Иванович много занимался не только коммерцией, но и благотворительностью, как и его жена, Агриппина Александровна Абрикосова, несмотря на то, что ей довелось стать матерью 22 детей и семейные дела составляли большую часть жизни. По ее завещанию 100 тысяч рублей были перечислены на устройство бесплатного родильного дома на 2-й Миусской улице в Москве.

Надо ли напоминать печальный факт, что семейная фабрика Абрикосовых в 1918 году была национализирована новой властью. По злой иронии, а вернее, вполне в соответствии с беззастенчивой большевистской логикой, предприятие Абрикосовых было переименовано в честь революционера азербайджанского происхождения П. А. Бабаева, а роддому А. А. Абрикосовой присвоено имя Н. К. Крупской (к счастью, в 1994 году справедливость хотя бы частично была восстановлена, и теперь по адресу 2-я Миусская, д. 1/10 расположен Городской родильный дом имени А. А. Абрикосовой).

Но, по-видимому, советская власть посчитала и это недостаточным. В 20-е годы был уничтожен Ново-Алексеевский монастырь, а вместе с ним кладбище с захоронением четы Абрикосовых. На этом же кладбище находился семейный склеп фон Мекк с могилой Надежды Филаретовны, там же был погребен Илларион Михайлович Прянишников, замечательный художник, один из первых преподавателей Михаила Федоровича Шемякина в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.

В Третьяковской галерее хранится портрет А. И. Абрикосова, созданный его внуком Михаилом. О том, как была воспринята эта художественная работа Алексеем Ивановичем, о его весьма необычном «деловом» отзыве о портрете в своих воспоминаниях рассказывает сын М. Ф. Шемякина Михаил Михайлович Шемякин :

Когда Михаил Федорович решил написать портрет своего деда, Абрикосов согласился, но спросил, сколько часов ему нужно сидеть, позируя. «Двадцать». «Хорошо, но ни часу больше». Когда портрет был окончен, Абрикосов встал, взял правой рукой со стола аршин и медленно, заложив левую руку за спину, подошел к зеркалу и измерил аршином свою голову, от макушки до конца седой окладистой бороды. Потом подошел к портрету и, измерив соответствующую его часть, сказал: «Молодец, Миша. Точь-в-точь».

Еще более практический взгляд на искусство и художественную деятельность внука имела «бабка» художника Агриппина Александровна. Как-то Алексей Иванович Абрикосов узнал из газет, что на выставке ученических работ, устроенной в Училище живописи, ваяния и зодчества, одну из картин его внука приобрел сам генерал-губернатор.

Бабка Агриппина Александровна тоже поехала на выставку, желая купить и себе что-нибудь из Мишиных работ. Непроданным оставался лишь написанный в серебристых тонах этюд «Балкон зимой». Бабушке картина не понравилась: «Эта? Да она - белая, некрашеная! Нет! Я не возьму. Только рамку портить! Поехали домой».

После прохождения домашнего курса обучения Михаил Федорович поступил в 4-ю московскую гимназию, располагавшуюся первоначально в доме Пашкова на Воздвиженке, а затем, после того как здание было отдано Румянцевскому музею, - в знаменитом доме князей Трубецких на Покровке. Среди известных учащихся гимназии можно назвать театрального режиссера, музыканта и художника Н. Н. Евреинова, создателя аэродинамики и аэромеханики Н. Е. Жуковского, мецената С. Т. Морозова, крупного филолога-лингвиста А. А. Шахматова. Но несмотря на прославленные традиции 4-й гимназии, в которую принято было отдавать детей из интеллигентных купеческих семей, учеба в ней не доставляла Михаилу Шемякину никакой радости, а «чиновничья бездушная дисциплина, державшая в страхе», вызывала ненависть. Светлые воспоминания были связаны только с учителем рисования Александром Родионовичем Артемьевым и, как ни странно, с надзирателем Кузьмой Ивановичем и швейцаром Петром.

Первые учителя

Осенью 1893 года Шемякин успешно сдал конкурсный экзамен в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Его подготовкой занимался ученик В. Г. Перова В. И. Ачуев.

Помню, как до поступления моего в Училище ваяния и зодчества моя мать повела меня к директору Училища Евграфу Семеновичу Сорокину, который приходился ей дальним родственником, чтобы посоветоваться с ним о моих способностях к изобразительному искусству.

Е. С. Сорокин жил в здании Училища. <…> Он ласково подозвал меня к себе и внимательно стал рассматривать мои работы, рисунки и живопись. «Способности, несомненно, есть, - обратился он к моей матери и, положив мне на плечо широченную руку, сказал строго: «А трудиться будешь? Будешь трудиться? Труд и в искусстве прежде всего!» Я прошептал: «Буду».

О Е. С. Сорокине ходили легенды, что он умел поправить ученический рисунок одной линией - по контуру. Среди первых учителей Шемякина были также выдающиеся художники И. М. Прянишников, В. Д. Поленов, А. Е. Архипов, К. А. Савицкий, Л. О. Пастернак.

В Училище преподавал и старший брат Константина Коровина Сергей Алексеевич Коровин, «высокий, худощавый цыганского типа брюнет, с желтым смуглым лицом и с золотыми искрами в глазах», художник совершенно иной творческой манеры, более близкой к передвижникам. Его «реалистический» метод преподавания Шемякин очень ценил, хотя и получал за свои рисунки «последние номера» и даже оставался на второй год, чем был очень доволен, потому что на второй год ему удавалось получать за свои работы и «первые номера» .

Обучение у С. А. Коровина начиналось с копирования литографий. Затем выполнялись рисунки с черепа или гипсового барельефа. Когда Шемякину однажды досталось рисование с черепа, он слишком увлекся черной полированной подставкой, на которой стоял череп, и пружинками, скрепляющими ее, и вырисовал все эти аксессуары детально и отточенно, однако учитель не рассердился, а, «улыбнувшись через усы, стал критиковать ласково и советовал рисовать, как он выразился, „в общем“».

Раннее творчество Михаила Шемякина отмечено несомненным влиянием русского «реалистического» искусства. Прекрасной живописной школой для Шемякина стали уроки Иллариона Михайловича Прянишникова, талантливейшего художника, одного из основателей товарищества передвижников.

Однажды Шемякину пришлось писать этюд - голову девочки, склоненную на белую подушку.

Задача была исключительно нежной и скромной по цвету, а у меня на палитре был, кажется, весь набор красок из художественного магазина Брокмана. Грубоватым голосом, акцентируя на «о» по-чистяковски, он велел «убрать» все краски с палитры, и оставить только белила, охру светлую, жженую сиену и черную жженую кость, и дать кисть пошире. Я был поражен и с жалостью и любопытством исполнил его требование. Я стал свидетелем чуда - Илларион Михайлович в течение какого-нибудь получаса, увлеченный работой, лепил нежной светотенью, строя ракурс формы светоцветом, передавая широким мазком тончайшие черты лица ребенка до психологического сходства. Я стоял зачарованный. Он молча передал мне палитру и кисть и молча, спокойно и важно отошел, попыхивая папиросой через золотистые длинные волосы усов.

От Василия Дмитриевича Поленова Шемякин усвоил главные художественные принципы: «Рисунок - это живопись карандашом», «Живопись - это рисунок кистью». А за успехи в обучении даже удостоен был чести приветствовать Поленова в день его юбилея, получив от самого художника в подарок один из этюдов палестинской серии, изображавший юношу в белой ермолке на фоне голубого неба.

В мастерской Серова и Коровина

Завершил свое образование в училище живописи Михаил Шемякин в 1899 году в мастерской В. А. Серова и К. А. Коровина. Влияние Серова на молодого художника было громадным. Лаконизм и в то же время изящество графических работ учителя, возможно, уже тогда определили будущий стиль ученика и его уникальный импрессионистический минимализм.

Все занимавшиеся в мастерской Серова должны были писать портрет натурщицы Веры Ивановны Калашниковой (вспомним «Натурщицу, снимающую туфлю» самого Серова). И для этого необходимо было пользоваться лишь тремя красками: светлой охрой, белилами и жженой костью, которыми нужно было передать разнообразные телесные оттенки. Особенным талантом использовать эти три цвета обладали три ученика: Мартирос Сарьян, Владимир Половинкин и Михаил Шемякин.

Тут я заслужил от К. Коровина на ухо: «Рафаэль!», но Серов услышал (он стоял рядом) и с сердитым лицом отошел. <…> После замечания Коровина я признал сам, что рисунок исключительно тонкий, а это всегда являлось моей целью (когда рисунок или живопись были «лучше», «вернее» натуры). Я работал над этим этюдом еще месяц. И все же я довел его до конца, но совершенно по-новому. Я понес Серову показывать этюд. Серов взглянул и сказал только одно слово: «Хорошо». И добавил, глядя в упор на меня, и зло, и одобряюще: «А все-таки не то, что было».

По мнению И. Грабаря, в портрете натурщицы, выполненном Шемякиным, особенно хорошо виден метод Серова.

Скамьи в классе располагались амфитеатром по кругу перед моделью, за одной из парт всегда сидел Серов, участвуя в общей работе, так же тщательно работая над рисунком, как и остальные, делая исправления или стирая неудачные линии. Необычайное трудолюбие Серова, стремление довести каждую работу до совершенства и несомненный педагогический талант отмечали многие его современники.

Когда вошел в класс Серов, то мы почувствовали, что в Училище все изменилось, хотя он и вошел молча, глядя исподлобья, развалистой походкой тяжелого тела, низкий, с большой белокурой головой, с тяжелыми красивыми формами и чертам лба и носа Зевса. Он как-то принужденно раскланивался по сторонам. Видно, он был сконфужен своей ролью профессора. Директор кн. Львов стоял в дверях. Серов движением руки как бы просил оставаться всех за мольбертами.

<…>

Серов обошел всех и делал короткие замечания: «сыро», «мыльно», «не бликуйте», «а где же форма?», или: «хорошо», «похоже», и эти слова, как пули, попадали прямо в цель, и ученик, может быть в первый раз, увидел себя с верной правдивой ясностью, с плохой или хорошей стороны.

Кроме преподавателей-художников Московское училище живописи, ваяния и зодчества славилось и замечательными педагогами по другим дисциплинам. Там вели свои курсы профессора Московского университета: историки В. О. Ключевский, Д. М. Петрушевский и Р. Ю. Виппер, искусствовед В. Е. Гиацинтов.

Каждый год в училище устраивались выставки, на которых ученики показывали свои лучшие работы, какие-то из них даже выставлялись на продажу. Среди гостей можно было увидеть московского губернатора, известных художественных критиков, а также меценатов, в числе которых неизменно появлялся П. М. Третьяков.

Школа Ашбе

После окончания училища Шемякин едет в Мюнхен к знаменитому Антону Ашбе , одному из самых выдающихся европейских преподавателей живописи конца XIX - начала XX века, с которым занимается рисунком в течение двух лет. Шемякин был не единственным русским художником, учившимся у Ашбе. В Мюнхен приезжали М. В. Добужинский, И. Э. Грабарь, В. Кандинский, И. Я. Билибин.

Методика обучения концептуально была очень проста и заключалась в построении формы любого предмета с помощью простых геометрических форм. В русской художественной школе похожий метод в преподавании использовал П. П. Чистяков (учитель В. Э. Борисова-Мусатова, В. М. Васнецова, М. А. Врубеля, В. Д. Поленова, И. Е. Репина, В. А. Серова). По воспоминаниям М. Добужинского, «Ашбе заставлял смотреть на голову, как на шар, из которого выступают и в который вдавливаются отдельные части лица - „маски“, и учил светотень распределять на рисунке головы соответственно распределениям силы теней и рефлексов на шаре. При этом, анализируя форму человеческой головы, Ашбе трактовал ее как многогранник <…> геометричность заключала в себе уже зачатки будущего кубизма (хотя это слово еще не произносилось). Я помню в школе работы некоторых учеников, рисовавших одними прямыми линиями, - подобие будущих кубических рисунков» .

Здесь как раз уместно вспомнить характеристику, которую позже Михаилу Шемякину дал Маяковский, весьма ценивший его талант: «Вы реалист-импрессионист-кубист».

В музеях Мюнхена Шемякин делает копии известных картин, в частности «Юного испанца» Веласкеса. Среди созданных в мастерской Ашбе одним из лучших рисунков Шемякина был «Католический монах» (1901-1902). Эта замечательная работа едва не оказалась в личном собрании Ф. И. Шаляпина. Однажды, придя в гости к художнику и заметив рисунок на стене, Шаляпин весьма похоже повторил выражение лица персонажа и воскликнул: «Здорово!», едва не получив за это сам рисунок в подарок. И, надо сказать, повел себя умно и деликатно, отказавшись от роскошного подарка и попросив оставить эту «кавказскую манеру» дарить гостю все, что ему понравится в доме хозяина.

Обучение у Ашбе было настолько плодотворным, что Шемякин, вернувшись в Россию, решил продолжать учебу. В 1902 году он обратился в дирекцию московского училища с просьбой разрешить ему заниматься в мастерской Серова и Коровина. Сохранилось очень доброжелательное письмо Серова Шемякину, в котором он сообщает о своем согласии:

Многоуважаемый Михаил Федорович!

<…>

Никто ничего не имеет против поступления Вашего опять в Училище - наоборот, очень рады, но жаль, что Вы не подали прошения в срок (в августе), и теперь, оказывается, разрешить Вам быть в школе, т. е. вступить в нее среди учебного года, может лишь… один государь, как утвердитель устава, - ни больше ни меньше, - на высочайшее имя которого Вам нужно подать прошение… Продлится эта история (по словам князя) недели полторы, а пока попробуйте, т<ак> сказать, ходить в класс, негласным образом.

В. Серов

Прекрасным итогом трехлетней работы в мастерской Серова можно считать портрет солистки Большого театра Н. В. Салиной, за который Шемякин был удостоен первой премии на конкурсе Московского общества любителей художеств в 1905 году.

Шемякин и Чехия

Еще учась в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, Шемякин познакомился там с талантливой Людмилой Гржимали, дочерью известнейшего музыканта и скрипача, преподавателя Московской консерватории Ивана Гржимали, чеха по национальности. В 1900 году они поженились и долгие годы жили в квартире Ивана Войтеховича, прямо в здании консерватории. В 1905 году у них родился сын Федор, в будущем ученый-химик, профессор, доктор химических наук, заведующий кафедрой аналитической химии в Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова, а в 1908 году - сын Михаил, позднее ставший художником.

Так начался период знакомства и общения Михаила Федоровича с известными русскими музыкантами, посещавшими дом Гржимали: С. В. Рахманиновым, А. Н. Скрябиным, К. Н. Игумновым, А. Б. Гольденвейзером, С. И. Танеевым, Ф. И. Шаляпиным, А. В. Неждановой.

Ежегодно (с 1907 года по 1915-й) вся семья ездила в Чехию, где талант художника ценили очень высоко и в 1908 году избрали почетным членом объединения Spolek výtvarn ých um ělců Mánes, а в 1912 году организовали выставку русского импрессиониста. До революции это же общество устраивало немало выставок художников из России, в частности, Н. Рериха и мирискусников, после революции - выставки Б. Григорьева, И. Е. Репина.

Кроме двух портретов Ивана Гржимали Шемякин создает портреты и других чешских музыкантов - скрипача Яна Кубелика и композитора Оскара Недбала, а также картину «Чешский квартет», на которой изображены К. Гофман, И. Сук, Г. Виган и И. Герольд. Портрет Франтишека Ондржичка был написан в 1910 году, когда скрипач приехал из Чехии в Россию на гастроли.

На прекрасном портрете «Дама в светлом» (1909) художник запечатлел Анну (Анду) Ивановну Гржимали-Егорову, сестру своей жены, супругу известного математика, профессора Д. Ф. Егорова. Как и Людмила, Анна была очень талантливым музыкантом и занималась вокалом в Московской консерватории в классе В. М. Зарудной. Кроме того, прекрасно переводила поэзию: ей принадлежат переводы на русский язык стихов Ярослава Врхлицкого, с которым Шемякин встречался во время поездки в Чехию в 1907 году и чей портрет можно признать одним из его лучших художественных достижений. Семидесятилетний поэт бы очень экспансивным человеком и не мог подолгу позировать, бесконечно вскакивал и бросался к окну, то завидев на крыше дома напротив трубочиста, то что-то еще на улице, потом возвращался на место, но всякий раз садился совершенно в другой позе. В результате у Шемякина оказалось 16 вариантов портрета.

Именно за эту работу в 1908 году Шемякин был избран в члены Товарищества передвижных художественных выставок, куда годом раньше его рекомендовал И. Е. Репин. А 2 февраля 1909 года И. Е. Репин дарит Михаилу Федоровичу свою фотографию с инскриптом: «Огненному художнику, истинному темпераменту, хватающему жизнь лиц-звезд с небес». Об «огненном» таланте и темпераменте Шемякина Репин еще раз упомянет в письме Шемякину, отправленном из «Пенатов» 6 августа 1913 года:

Дорогой Михаил Федорович.

<…> Вы знаете, как Вы мне симпатичны и как я Вас давно люблю как художника. С самых первых дебютов Ваших у нас, на Передвижных выставках, я не переставал интересоваться Вашими трудами. Особенно первые вещи очаровывали меня: я еще не знал Вас - говорили, что это Шемякин, ученик Серова... С тех пор сделаны Вами большие эволюции в размахе Вашего темперамента; иногда они озадачивали меня - признаюсь, до непонимания Вас, до неприятного страдания, необъяснимого в искусстве... Но все же, что бы Вы ни выставили, во всем несомненный признак большого таланта, который огнем горит, и пламя его колеблется ветром, иногда даже сильным и беспощадным сквозняком; и раздувает его энергичные языки в страшные фигуры и все же это огонь, огонь темперамента истинного художника...

Ваш Ил. Репин.

Художник-педагог

С 1913 года Михаил Шемякин, создав собственную студию, начал серьезную педагогическую работу. До 1917 года преподавал рисунок в школе С. Ю. Жуковского, а с 1917-го - в Строгановском художественно-промышленном училище. С 1918 года он профессор первых Свободных государственных мастерских, Вхутемаса и Вхутеина. В 1920-1929 гг. участвовал в организации в Москве рабфака искусств (занимал должность заведующего изоотделением и преподавателя рисунка и живописи). С 1929 по 1934 год - доцент Московского высшего инженерно-строительного училища, Московского института инженеров транспорта и Военно-инженерной академии РККА. С 1934 года преподавал в Московском полиграфическом институте, затем в Художественном институте вместе с И. Э. Грабарем, С. В. Герасимовым и Б. В. Иогансоном.

Во время войны в эвакуации в Ташкенте заведовал кафедрой рисунка в Московском архитектурном институте. Вернулся в Москву в 1943 году, преподавал в Московском государственном художественном институте.

Несмотря на то, что в мае 1938 года в выставочном зале на Кузнецком мосту состоялась персональная выставка Михаила Шемякина, можно сказать, что при советской власти его работы не были особенно востребованы: сюжеты его картин почти не «отражали» советскую действительность и не превозносили «успехи» индустриализации и коллективизации. Михаил Федорович Шемякин имел свой удивительный импрессионистический почерк. И одной из особенностей его художественного стиля нужно признать совершенное чувство вкуса и меры. Это можно отнести не только к его уникальному таланту эффективно использовать минимум цвета, но и к умению виртуозно минимальными средствами находить точные живописные решения. Он очень любил чистый холст, когда тот «еще не испорчен красками», и самое начало работы, когда на полотно наносится только самое необходимое. Оттого, быть может, многие картины его кажутся как будто не до конца завершенными. Сын художника рассказывает о том, как рождались картины его отца:

Михаил Федорович так начинал работу: углем или кистью динамично обозначал напряженные основные направления, строящие композицию. Внутри холста как бы появлялось пространство, постепенно вырисовывались все более оживавшие формы; они обогащались цветом, детали органически возникали из больших, главных форм. Его произведениям присуща четко построенная композиция, где нет ничего случайного. В картине, по определению самого художника, все должно быть подчинено трем неразрывно связанным в единое целое элементам - композиции, конструкции и характеру…

Рисуйте так, как стреляет снайпер: ни одной линии, ни одного мазка мимо цели , - завещал Шемякин своим ученикам.

Недавно в одном из лучших московских музеев - Музее русского импрессионизма - прошла выставка «Михаил Шемякин. Совсем другой художник», первая ретроспектива его работ за последние 40 лет. Приятный и неожиданный эффект на выставке произвел едва уловимый горьковатый цветочный аромат. Аромат живых гиацинтов, которые поместили в одном из выставочных залов и которые так любил Михаил Федорович Шемякин.

Литература:

Агеева М. В. «Огненный художник» // «Проблемы изучения и репрезентации художественного наследия в региональных музеях». Екатеринбург, 2006.

Борановский В. И., Хлебникова И. Б. Антон Ажбе и художники России. М., 2001.
«Валентин Серов в воспоминаниях, дневниках и переписке современников» Л., 1971

Добужинский М. В. Воспоминания. М., 1987

Молева Н. М., Белютин Э. М. Школа Антона Ашбе. М., 1958.

Репин И. Е. Художественное наследство в 2 тт. М., 1949

Шемякин М. Ф. Воспоминания: К 100-летнему юбилею Московского училища живописи, ваяния и зодчества. 1845-1945 // Панорама искусств. 12. М., 1989.

Шемякин М. Ф. Мои учителя // Юный художник. 1939. № 7.

Шемякин М. М. Михаил Федорович Шемякин. Л., 1980.

М. М. Шемякин (15.05.1908-16.12.2003) - художник-график и астроном-любитель. В 1939 году окончил графический факультет Московского полиграфического института (занимался у П. Павлинова, М. Родионова, К. Истомина). С 1928 года участвовал в выставках, в 1930-е гг. занимался книжной графикой, писал акварелью и маслом. Его дипломом была серия литографических портретов первых лауреатов международных музыкальных конкурсов. В 1944 году стал членом Московской организации Союза художников. Особый пласт творчества Шемякина составляют портретные изображения известных музыкальных деятелей. В разные годы он выполнил портреты дирижера Константина Иванова, пианиста Виктора Мержанова, скрипачки Лианы Исакадзе, молодого исполнителя Дмитрия Рацера, композитора Наринэ Хагагортян, альтистки Нины Мачарадзе. http://abrikosov-sons.ru/vetv_anny_alekseevny_shemyakiny

Академическая система в оценке успеваемости учащихся путем получения номеров (высшим баллом был первый номер) разработана русским художником и педагогом, основателем и руководителем Киевской рисовальной школы Н. И. Мурашко. Известно, что эту систему очень критиковал И. Е. Репин.

Ашбе Антон (1862-1905) - словенский живописец, талантливый педагог. В 1891 году открыл собственную школу, получившую европейскую известность. Руководил ею до конца своих дней.

Чем мне особенно нравится Музей русского импрессионизма, так это - открытием незнакомых ранее имён русских художников. И вот снова, вслед за выставками Арнольда Лаховского и Елены Киселевой, музей представляет художника-импрессиониста первой половины XX века - Михаила Федоровича Шемякина. Выставка так и называется "Михаил Шемякин. Совсем другой художник", и этот другой Шемякин имеет свой оригинальный взгляд и свой запоминающийся стиль. Имя и творчество московского художника М.Ф. Шемякина не так широко известно, между тем произведения его хранятся и в Государственной Третьяковской галерее, и в Русском музее, и во многих музеях провинциальных городов.

На выставке представлены более пятидесяти работ из музеев России, ближнего зарубежья и московских частных коллекций. Некоторые произведения экспонируются впервые, например портрет знаменитого деда художника - фабриканта Алексея Абрикосова.

Портрет был так похож, что вошедший утром в кабинет Абрикосова истопник с вязанкой дров в первую минуту попятился, сказав: "Извините, Алексей Иванович, я не знал, что вы встали".

Михаил Шемякин. Портрет А.И. Абрикосова,1902. Государственная Третьяковская галерея

Михаил Шемякин (1875-1944) родился в семье фабриканта Фёдора Михайловича Шемякина. Способность к рисованию Миша унаследовал от деда по отцовской линии, художника-самоучки. Мальчик рос болезненным и учился дома, а когда поступил в гимназию, делал успехи только в чмстописании и рисовании под руководством выпускника Московского училища живописи, ваяния и зодчества Александра Артемьева, в дальнейшем - артиста Московского художественного театра. Затем учился у Валентина Серова и Константина Коровина в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Мастерство рисовальщика Шемякин отточил в Мюнхене, в студии Антона Ажбе. Но даже после этого вернулся в мастерскую к Серову, проводившему занятия вместе с Константином Коровиным.
Экспозиция открывается галереей портретов музыкантов и членов семьи художника на З-м этаже.

В 1901 году художник женился на своей сокурснице Людмиле Гржимали, дочери известного в Москве чешского скрипача Ивана Войтеховича Гржимали. Людмила Ивановна Шемякина-Гржимали (1875-1932) - дочь чешского скрипача Ивана Гржимали, внучка чешского скрипача и композитора Фердинанда Лауба училась в Московском училище живописи ваяния и зодчества. Из-за болезни глаз и заботы о детях рано оставила живопись.

Портрет жены художника, 1911. Холст, масло. Тульское музейное объединение

Долгие годы Михаил Шемякин жил в квартире тестя, располагавшейся прямо в правом крыле Московской консерватории. В гостиной мастер не раз писал своих родственников-музыкантов и их друзей, часто бывавших в гостеприимной семье.
Портретам музыкантов, среди которых тесть художника Иван Гржимали, композитор Александр Гедике, скрипач Франтишек Ондржичек, виолончелистка Анна Любошиц, русская оперная певица, солистка Большого театра Надежда Салина, отведено центральное место на выставке.

Шемякинские женские портреты поэтичны и воздушны, особенно хороша "Дама в светлом" - портрет сестры Людмилы Шемякиной, Анны Егоровой.

Портрет Надежды Салиной, 1925. Холст, масло. Государственный театральный музей им. А.А. Бахрушина
Дама в светлом. Портрет А.И. Егоровой, 1909. Холст, масло. Нижнетагильский музей изобразительных искусств

Женский портрет, 1900-е. Холст, масло. Частное собрание, Москва

Антонина Васильевна Нежданова (1873-1950) - русская оперная певица (лирико-колоратурное сопрано), педагог. Солистка Большого и Мариинского театров. Профессор московской консерватории.

Портрет Антонины Неждановой, 1934. Холст, масло. Астраханская государственная картинная галерея им. П.М. Догадина

Портрет виолончелистки Анны Любошиц, 1907. Холст, масло. Государственный русский музей

Чешский квартет, 1912. Картон, масло. Государственный мемориальный музей-заповедник П.И. Чайковского, Клин

Отдельным блоком представлена серия семейных портретов. Михаил Шемякин любил писать свою жену Людмилу Гржимали, сыновей Федора и Михаила (в будущем тоже художника).

Мать с ребёнком, 1908. Фанера, масло. Рязанский государственный областной художественный музей им. И.П. Пожалостина.
Справа - Автопортрет с сыном, 1905. Картон, масло

На выставке - три натюрморта с изображением любимых художником гиацинтов, которые всегда появлялись в доме Гржимали-Шемякиных под Новый год. По чешской традиции дома на Рождество было принято украшать этими цветами. Плетеная корзинка с гиацинтами в горшочках, которую изобразил мастер в картине "Гиацинты у ёлки", в своё время была подарена И.В. Гржимали Львом Толстым.

Мать и дитя на солнце, 1907. Холст, масло. Государственный русский музей

На втором этаже экспозиция продолжается живописью и графикой разных лет.

Женский портрет. Около 1910. Холст, масло. Нижнетагильский музей изобразительных искусст

Гиацинты ночью, 1912. Картон, масло. Музей русского импрессионизма

Из Беларуси привезли редкий портрет выдающегося интеллектуала, философа Николая Бердяева.

Мужской портрет, 1905. Холст, масло. Национальный художественный музей Республики Беларусь

Александр Фёдорович Гедике (Гёдике, 1877-1957) - композитор, пианист, педагог, основатель советской органной школы.

Александр Гедике за роялем, 1927. Бумага, уголь. Всеросийское музейное объединение музыкальной культуры им. М.И. Глинки

Сергей Дмитриевич Разумовский (настоящая фамилия Махалов, 1864-1942) - драматург, поэт, беллетрист, один из основателей литературного кружка "Среда".

Портрет драматурга Сергея Разумовского, 1938. Бумага, уголь. Нижнетагильский музей изобразительных искусств

Особенно привлекательными получались у художника образы натурщиц.

Три года Шемякин работал в мастерской Серова и писал одних и тех же моделей, чаще других - Веру Калашникову, передавая тонкие оттенки всего тремя красками: чёрной жжёной костью, охрой и белилами.

Натурщица. В мастерской Валентина Серова, 1903. Холст, масло. Рязанский государственный художественный музей им. И.П. Пожалостина

Своим первым этюдом Веры мастер был недоволен: в сердцах он бросил картонку в угол мастерской, где та пролежала почти 20 лет, пока её не нашел Аполлинарий Васнецов. Этюд так понравился художнику, что он повесил его над кроватью.

Спустя год Михаил Шемякин предпринял еще одну попытку изобразить Веру Ивановну. Рисунок получился необыкновенно тонким, за что живописец заслужил одобрение от очень скупого на похвалы Валентина Серова, а Константин Коровин не скрывал восторга: "Рафаэль!"

Модель в мастерской Валентина Серова, 1904. Холст, масло. Собрание Татьяны Кардашевой

Ее выразительные серо-зеленые глаза и копна темных, уложенных в высокую прическу волос моментально узнаются и притягивают взгляд.

Натурщица,1905. Холст, масло. Национальный художественный музей Республики Беларусь

Голова натурщицы, 1904. Картон. масло. Государственный русский музей

Пионеры на отдыхе, 1929. Холст, масло. Нижнетагильский музей изобразительных искусств
Косец, 1928. Холст, масло. Тюменское музейно-просветительское объединение

Натюрморт с сиренью, 1930-е. Холст, масло. Музей русского импрессионизма

Помимо портретов музыкантов и натурщиц, Шемякин писал и портреты характерные, например портрет московского извозчика.

Московский извозчик. 1910. Холст, масло. Тульский музей изобразительных искусств

Девочка в матроске (Сонечка), 1910. Холст, масло. Музей русского импрессионизма

Катя, 1939. Холст, масло. Частное собрание, Москва

Катя в зелёном платье, 1937. Холст, масло. Частное собрание, Москва

На первом этаже завершают выставку девушки и цветы...

Вянущие гиацинты, 1910. Картон, масло. Тульское музейное объединение