Нателла Тоидзе: «Пишу с натуры в любую погоду. Выставка нателлы тоидзе в нижегородском художественном музее Мастерская на открытом воздухе

— Нателла Георгиевна, это правда, что вы всегда пишете пейзажи только на природе? На выставке много фотографий, где вы работаете на натуре: в лесу, в деревне, в поле.

— Да, работаю на натуре в любое время года.

Мне важно видеть, слышать, ощущать всё вокруг холста: шорох листвы, игру света и теней, щебетанье птиц, движение воздуха. Надеюсь, это тоже входит в содержание картины и определяет её атмосферу. А это главное для меня.

— Да, сюжетика у вас практически отсутствует…

— Сюжет придумать несложно, но не думаю, что это относится к живописным решениям. Настоящая музыка волнует и без слов, не так как в песне. Часто слышим песню, где музыки практически нет, а слова должны слушателя взволновать. Мне интересно передать состояние окружающего меня мира чисто живописными средствами — сочетанием цветовых пятен, их расположением, ритмом, композицией… А натура как раз и даёт богатство состояний.

— В экспозиции много зимних пейзажей.

— Пишу часто зимой, пока не замёрзнут краски. Люблю писать снег, он всегда разный, и каждый раз для меня ставит новую живописную задачу.

— Искусствоведы пишут о внутреннем драматизме ваших картин.

— Я думаю, это связано с противоречивостью задачи — передать движение жизни, динамику материи в статике изображения. И мне это очень интересно, я пытаюсь передать опять-таки чисто живописными средствами некий процесс, какое-то движение в природе, изменение её состояния. Наверное, и работы поэтому так называются: «Перед снегом», «Оттепель», «После дождя», «Лето кончилось».

— А в мастерской не завершаете работу?

— Нет, никогда. Вся работа должна быть закончена на натуре. В мастерской другой свет, другое окружение, значит, другое состояние. И, как в музыке, одна фальшивая нота может испортить всё музыкальное произведение, в живописи один неверный мазок разрушит всё живописное состояние картины. Поэтому, наоборот, если я обнаруживаю какую-то неточность — возвращаю холст на натуру. Иногда из-за одного мазка, одного цветового штриха.

— С этим внутренним камертоном художник рождается или этому учатся?

— У всех, наверное, по-разному. Я с детства жила среди книг по искусству. Еще читать не умела, но бесконечно их листала, рассматривала. Мой отец, Георгий Тоидзе, был замечательным скульптором и графиком, он поставил много памятников, в том числе и в Москве. Мы жили на Поварской, 30, в особняке графа Шувалова, в той части, где раньше была домовая церковь. Там была папина мастерская, которую от жилой части отделяла большая стеклянная дверь. Я каталась на трёхколёсном велосипеде вокруг огромных скульптур, среди глины, пластилина, мешков с гипсом, среди натурщиков и натурщиц. А потом и сама стала лепить что-то своё. Отец сделал мне небольшой станок, и я всё время стала проводить в мастерской около отца.

— Вас поощряли в этих занятиях?

— Я из семьи потомственных художников, мой дед — Мосе Тоидзе, известный грузинский художник, ученик Репина, окончил Императорскую Академию художеств в Санкт-Петербурге, там же познакомился с бабушкой, Александрой Сутиной, послушницей монастыря, учившейся на курсах иконописи. Дядя — Ираклий Тоидзе, знаменитый плакатист, автор замечательного плаката «Родина-мать зовёт!». Но никто не заставлял своих детей быть художниками. Понимали, знали, что те, кто отдаёт себя искусству, — должны сами этого очень хотеть. У моего деда было шестеро внуков и внучек, и я — единственный художник.

Отец, конечно, объяснял мне, что такое объём, глубина, пластика, и мне это было интересно. А в какой-то момент я почувствовала, что мне нужен цвет.

— Вот откуда скульптура цвета!

— Да, наверное. Поразительно, что именно так Паола Волкова писала о моей живописи как о скульптурной. Появились краски — акварель, потом масло. Но форматы уже тогда были большими.

— Сколько вам было лет?

— 8-9. Отец никогда не говорил мне: «Работай», хотя сами они были великими тружениками — и папа, и дед, и дядя. Всю свою жизнь они проводили в мастерской. Я хорошо это помню.

— Вам удаётся так работать?

— Не всегда. Всё-таки текущая жизнь вокруг требует от женщины большей отдачи — семья, родители, дети, внуки. Но работаю много и с удовольствием.

Кстати, единственное, что осталось у меня от Репина, — я узнала об этом намного позже, — это репинская палитра, как это ни забавно звучит. Когда я попросила масляные краски, папа купил их и показал, как надо и в какой цветовой последовательности выдавливать тюбики на палитру. Я так и стала работать. Но потом в художественной школе педагоги сказали, что краски лежат неверно, не в том порядке. Но я уже привыкла и палитру менять не стала. А как-то позже спросила у папы, почему именно так он открыл мне палитру. И он ответил, что так научил его отец, а того — учитель, Репин.

— А каким-то приёмам живописным вас не учили? При всей ясности и яркости вашего почерка, выставка показывает отсутствие как раз того, что можно назвать приёмом.

— Я как раз считаю, что найденный приём, который потом тиражируется художником, означает тупик. И, к сожалению, такие примеры всегда видны. Повторять найденное, цитировать себя, копировать раннее — конец творчеству. Иногда видно, как художник подчас акцентирует свой приём, агрессирует его, если так можно сказать, потому что другой дороги уже нет.

Я никогда не работала «приёмом», ставя каждый раз новую для себя задачу. Но это-то как раз самое интересное!

— Когда пишут о вашем новаторстве, как вы это понимаете?

— Наверное, имеется в виду, что занята исключительно живописью как таковой, то есть без помощи сюжетики, символов и знаков, возможностью только цветом передать состояние мира вокруг. Сейчас мало кто так работает. Хотя никогда не думала и не думаю о новаторстве, о традициях, о современности или нет.

— Скажите, Нателла Георгиевна, а как вы находите объект для работы, как выбираете его из множества подобных?

— Работаю я достаточно быстро, по-другому на натуре нельзя: уходит солнце, меняется свет, наплывают облака, собирается дождь или снег. Но выбираю объект долго и тщательно. И главное в этом — мне самой это должно быть интересно. Живописная задача меня должна волновать.

— Что вам даёт большой формат? Ведь это очень трудоёмко!..

— Очень, особенно зимой, но мне интересно — необходимо большое пространство. Я с трудом вмещаюсь в небольшие размеры.

Фото: Виктория Одиссонова / «Новая газета»

— А как вы вообще задаётесь размером? Это ведь решается заранее, нужно подготовить подрамник, холст?

— В момент созревания задачи. Когда я нахожу объект, чувствую его состояние, начинаю видеть и формат, и размер будущей картины. То есть тоже там же — на натуре.

— А как рождаются ваши декоративные, символические вещи, которые делаются в мастерской?

— Да, в общем, так же. И в декоративных вещах я для себя решаю прежде всего задачи живописные. И меня это тоже должно волновать и увлекать. И главное здесь — волновать. Потому что, надеюсь, когда это волнение есть в художнике, его картина взволнует и зрителя.

В «Новом Манеже» проходит выставка академика РАХ, заслуженного художника Нателлы Тоидзе «Скульптура цвета». Экспозиция вызвала большой интерес у москвичей - ее продлeвали дважды: выставка открыта до 16 апреля. Сочные декоративные полотна представлены в специально оформленных залах - подготовкой проекта занималась команда Объединения «Манеж». «Культура» побеседовала с Нателлой Георгиевной о независимости творца, встрече с Мартиросом Сарьяном и знаменитом дяде художницы, Ираклии Тоидзе, авторе плаката « Родина-мать зовет!».

культура: Как появилось название выставки?
Тоидзе: Этими словами искусствовед Паола Волкова определила мой метод: лепить форму живописными средствами. Обычно пишу картины большого формата. Отхожу на нужное расстояние, составляю на палитре цвет, возвращаюсь к холсту, кладу мазок и вновь удаляюсь от мольберта. Изображение складывается постепенно, подобно мозаике. Паола Дмитриевна, вероятно, это заметила и прочувствовала.

культура: Ваш отец, Георгий Тоидзе, был известным скульптором. Есть ли здесь его влияние?
Тоидзе: В юности я действительно много лепила. Жилая часть нашей квартиры на Старом Арбате соседствовала с папиной мастерской. Провела детство среди пластилина, гипса, арматуры, натурщиков и натурщиц… У меня был свой маленький станок, и некоторые полагали, что пойду по отцовским стопам. Однако в какой-то момент попросила краски: почувствовала, что не хватает цвета. Мои картины - до двух метров: большой формат привлекает с раннего возраста. Когда не было подходящего мольберта, клала большие листы бумаги на пол, удлиняла кисть и писала стоя.

Работаю без подготовительных эскизов и пишу природу только с натуры, в любую погоду: будь то зима или осень. Разве что не под дождем и не в сильный мороз, когда застывают краски. А так - если лежит снег, выхожу в тулупе и валенках и получаю огромное удовольствие. Потому что писать белый снег очень интересно: он всегда разный - все зависит от освещения, температуры… Меня привлекают переломные моменты в природе, изменения ее состояния. Это отражается в названиях картин: «Перед снегом», «После дождя», «Сумерки»… Хочется передать эти изменения в живописной статике. Мне нравится сложность таких задач. Единственная проблема - работать нужно быстро. Если затянешь, начнешь писать одно состояние, а закончишь другим. Однажды вышла на пленэр в красивый зимний день. Завершить к вечеру не успела. А наутро стало холоднее, и все изменилось, даже воздух: плотность, прозрачность. Когда занесли готовый холст в мастерскую, те, кто увидел новый вариант, отметили: «Температура понизилась на шесть градусов».

культура: Почему остановились на большом формате?
Тоидзе: Всегда удивляло, почему подобные пейзажи часто кажутся неживыми: вроде сделано хорошо, мастеровито. А в маленьких натурных вещах - Коровина или Серова - есть жизнь. Эта загадка меня постоянно занимала. И поняла потом, что огромные работы погибают, когда их дописывают в мастерской. В помещении можно взять колористически правильный цвет, однако он не будет «дышать». Пишу крупной кистью. Как-то под рукой ее не оказалось. Поехала на строительный рынок и нашла широкую малярную - флейц. Мольберт у меня тоже внушительный: трехметровый, сколочен из половой доски. На пленэре приходится непросто, особенно когда дует ветер - представляете, какая парусность у холста? Однажды меня буквально накрыло мокрой картиной: держала ее руками и звала на помощь. Сама выбраться не смогла, а бросить на землю почти готовую работу не решилась. Сейчас даже в штиль вешаю по сторонам мольберта сумки с кирпичами. А в мастерской работаю над декоративными, аллегорическими композициями…

культура: Слышала, Вам по наследству досталась репинская палитра?
Тоидзе: Когда у меня только появились краски, папа выжал их на палитру в определенном порядке и подписал, что за чем должно идти. Потом, в художественной школе, увидели мою палитру и отчитали: мол, все неправильно. Очень расстроилась, пришла домой и говорю: «Что же ты мне показал?» А папа отвечает: «Так делал мой отец, а его, в свою очередь, научил Репин». В общем, ко мне попала репинская палитра (смеется). После подобных аргументов переучить меня было уже нельзя. Располагаю краски в той же последовательности и по сей день.

культура: Вы принадлежите к известной художественной династии. Ощущаете груз ответственности?
Тоидзе: К счастью, в нашей семье принято самостоятельно выбирать свой путь. Мой дедушка, Мосэ Тоидзе, ученик Репина, академик, жил в мире классической живописи. Отец же стал скульптором и графиком, а его брат Ираклий - графиком, плакатистом. У меня есть двоюродные сестры и брат, никто из них не связал жизнь с изобразительным искусством. Считаю, что ребенка нельзя подталкивать к решению, особенно это касается профессии. Скажем, моя дочь всегда замечательно рисовала, однако я не принуждала ее становиться графиком, хоть и хотела, чтобы она поступила в Московский полиграфический институт. Дочка окончила ГИТИС и работает театральным художником. Сын - физик.

культура: Вы, кстати, тоже имели отношение к подмосткам?
Тоидзе: Совершенно верно: училась на факультете театрально-декорационного искусства Московского училища Памяти 1905 года. Всегда понимала - свяжу жизнь с живописью, но научиться хотелось тому, чего не знала. Мне было очень интересно увидеть театр изнутри. Не меньше манила другая область - реставрация. Долго думала, что выбрать. В итоге о принятом решении не жалею. Это был полезный опыт, в том числе - познавательный: изучение костюмов разных эпох, драматургии, сценографии…

культура: Ваши картины отличают яркие насыщенные цвета. Насколько я знаю, в детстве Вы получили наставление от великого колориста Мартироса Сарьяна…
Тоидзе: Мне было лет 12. В Третьяковской галерее открылась выставка Сарьяна, и наша семья пришла его поздравить: с мастером был хорошо знаком и дружил дедушка. Потом, у нас дома, Мартирос Сергеевич, посмотрев мои работы, сказал простые слова: «Обязательно оставайся собой». Казалось бы, ну что за напутствие. Но теперь понимаю - это мудрость человека, прошедшего серьезный творческий путь и знавшего, как важно для художника не зависеть от моды, чужого мнения, не поддаваться влиянию. Очень ему благодарна. Если бы кто-то из начинающих живописцев спросил моего совета, могла бы лишь повторить слова Сарьяна.

культура: Расскажите о дяде, Ираклии Тоидзе - знаменитом плакатисте.
Тоидзе: Он жил почти по соседству, на Пушкинской площади. Отец часто навещал его. Оба были великими тружениками, как и дедушка. Никогда не помнили о праздниках и даже про собственные дни рождения забывали. Дядя иногда рисовал меня, когда требовалось изобразить ребенка. А самое первое воспоминание о нем связано с карандашами. В его мастерской была большая механическая точилка. Когда приходила в гости, собирала затупившиеся карандаши и весь вечер точила их, складывая в коробку. Дядя с папой разговаривали, а я крутила точилку и слушала. Братья были очень дружны.

культура: Скажите, а вот такие большие выставки Вы регулярно устраиваете?
Тоидзе: Достаточно часто. Были выставки и в Третьяковской галерее, и в Русском музее, и в Центральном Манеже, и в Музее современного искусства в Москве, в Российском центре науки и культуры в Париже… Много ездила по стране, выставлялась в государственных музеях: в Нижнем Новгороде, Воронеже, Курске, Вологде, Саранске, Калуге, Плёсе… И всегда возвращалась с очень хорошими впечатлениями и от людей, отдавших себя музейной работе, и от зрителей…

Мы ответили на самые популярные вопросы - проверьте, может быть, ответили и на ваш?

• Мы - учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
• Как предложить событие в «Афишу» портала?
• Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?

Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день

Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».

Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»

Если у вас есть идея для трансляции, но нет технической возможности ее провести, предлагаем заполнить электронную форму заявки в рамках национального проекта «Культура»: . Если событие запланировано в период с 1 сентября по 30 ноября 2019 года, заявку можно подать с 28 июня по 28 июля 2019 года (включительно). Выбор мероприятий, которые получат поддержку, осуществляет экспертная комиссия Министерства культуры РФ.

Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?

Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: . Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с . После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».

В Малом Манеже в Москве проходит выставка известного художника Нателлы Тоидзе.

Эй, эй, читатель дорогой, что же сразу страницу перелистывать и про другое читать? Я понимаю, что в "Российской газете" всегда много интересного, а про художников читать непривычно, но вдруг я тоже чего интересного скажу... А? Читатель, дорогой!

Вот ведь странная какая история с художниками этими. С одной стороны, сегодня выставочный бум, на некоторые экспозиции люди прорываются буквально с боем. Один умный человек сказал мне на эфире программы "Наблюдатель": выставки пользуются таким успехом потому, что это - единственное место, придя в которое, человек может остановить свой бег по жизни, постоять, посмотреть на прекрасное и подумать.

С другой стороны, персональные выставки современных художников, как правило, обсуждаемыми событиями не становятся. Конечно, если мы говорим про выставки тех, кто занимается живописью, а не пиаром. Премьера фильма или спектакля, или книга какая - это обсуждается. Хотя художественная выставка (если она, действительно, художественная) - это такое же явление культуры. Потому что живопись (если она, действительно, живопись) - это не остановленное мгновение, а живая жизнь. В хорошей картине не меньше экспрессии, чем в хорошем спектакле, не меньше зрелищности, чем в хорошем фильме, а уж про подлинную красоту я не говорю. Тем не менее, не припомню за последние много лет, чтобы люди спорили о выставке современной живописи.

Уверяю вас, посетителям выставки Нателлы Тоидзе "Скульптура цвета" всегда будет не только чем восхититься, но и о чем поспорить.

Понятно, что Нателла - художник известный: лишь бы кому весь малый Манеж не отдадут. Она - академик Российской академии художеств, заслуженный художник России. Все это важно, почетно и приятно. Но за художника все равно не звания говорят, а картины.

В хорошей картине не меньше экспрессии, чем в хорошем спектакле, не меньше зрелищности, чем в хорошем фильме

Мне почему хочется, чтобы про Тоидзе (женщину, с которой я лично не знаком, но уже обожаю) много говорили? Потому что она - не просто крупный современный художник, но абсолютно - абсолютно! - оригинальный мастер. Может, вначале и слово было, но наскальная живопись свое рождение веками исчисляет. Писать сегодня так, чтобы твои картины невозможно было спутать ни с чьими иными... Как говаривал один известный персонаж: "Не скажу, что это - подвиг, но что-то героическое в этом есть..."

Вы понимаете, дорогой читатель "Российской газеты", как мне трудно? Я должен описывать живописные полотна. Неблагодарнейший труд! И пробовать не буду. Я же не искусствовед ни разу. Поэтому я про ощущения, если можно.

Первое ощущение: с выставки трудно уйти. Вроде бы раз посмотрел, другой поглядел... И еще. И посидел. И к каким-то особенно понравившимся полотнам подошел. А вот не отпускает. И не то, чтобы картины Тоидзе надо было рассматривать, скорее - им надо сопереживать, улавливать настроение и копить его в себе.

А сюжетов там нет. Таких видимых, зримых. Пейзажи да натюрморты. Девочка цветочки поливает. Собака шагает, подняв переднюю лапу. Обезьяна смотрит не по-доброму. Ну, что это за сюжеты, тем более для нас - зрителей блокбастеров?

Но вот на небо посмотришь - какой сюжет? Снег с деревьев стряхнешь - какая интрига? На самом деле она есть. Игра в природе обязательно существует. Для сюжета нужен конфликт. Он имеется. Конфликт веток и снега, ветра и облаков, дождя, падающего на землю, и земли, принимающей эти уколы воды... Да есть же это все! Только мы про это не думаем.

На картинах Тоидзе удивительный конфликт цветов. Не тех, что растут в саду, но тех, что - на палитре художника. Цвета в ее картинах поразительные, и они как бы не вытекают один из другого, а словно бы конфликтуют в борьбе за наше зрительское внимание. И вот из этого конфликта одного, другого, третьего цвета почему-то получается гармония. Понятно, что художник отличается от прочих жителей Земли двумя качествами. Он умеет по-своему видеть, и у него получается этот собственный взгляд перенести на полотно. Нателла Тоидзе всем этим владеет, это понятно. Для меня тайна (а без тайны творчество ни одного художника невозможно) состоит в том, что, чем больше я вглядывался в полотна, тем больше убеждался в том, что Тоидзе видит мир таким, каким его наблюдаем мы в те редкие минуты, когда глядим на него внимательно, когда озабочены не событиями, происходящими вокруг, а самим миром.

Мы смотрим сегодня из окна на зимнюю природу, и цвета ее борются за наше внимание. "Посмотри, какая красивая ветка... А какая дорога... А дом... А скамья", - говорим мы. Если посреди поля стоит, скажем, танк, мы, конечно, первым делом смотрим на него. Но если ничего такого супервыдающегося нет, то за наше внимание борется разный цвет. Ровно так, как на картинах Тоидзе.

Посетителям выставки Нателлы Тоидзе "Скульптура цвета" всегда будет не только чем восхититься, но и о чем поспорить

Сказать о Нателле Тоидзе, что она - королева цвета, это не сделать ей комплимент, а просто констатировать факт. Она играет с ним, как играют маленькие дети, - легко и непринужденно. Только при этом с каким-то невероятным, непостижимым мастерством. Вот если бы, обсуждая любое произведение культуры, мы хотя бы иногда спорили про "тексты", а не про "подтексты"; обсуждали красоту, а не политические аллюзии; восторгались не смелостью, а мастерством, - нам было бы о чем поговорить после выставки Нателлы Тоидзе "Скульптура цвета".

Пока же остается просто восторгаться. Что немало. Что на самом деле очень много, когда речь идет о настоящем, большом художнике.